Модификаты
Шрифт:
— Я рождена в том народе, Вали, у которого, пожалуй, уже и не осталось души, — печально констатировала. — Похоже, большинству из нас она и вовсе не нужна.
— Ни в одном из миров не может быть таких, Софи. Заблудшие, забывшие, не туда ведомые из злых побуждений, сами объятые беспросветным гневом и обидами — да. Но совсем бездушных нет. К тому же мы ведь не знаем, какому народу предназначена ты. Вдруг ты из такой безумной дали пришла мне на смену.
Теперь уже я рассмеялась, сразу расслабляясь. Понятно. Очевидно, умная женщина решила таким образом отвлечь меня от самонакручивания.
— Быть такого не может.
— Будущее покажет, Софи, — легко
— Но как же… — Я снова оглянулась на спящих.
— Обещаю, что ни им, ни доктору, ни тебе ничего пока не угрожает.
"Пока" не значит "совсем", но, если подумать, в этом и есть суть самого процесса жизни — в отсутствии статичности, нерушимого постоянства, неуязвимой бесконечной защищенности от всего и всех, и никто из нас не может и не должен быть от нее застрахован. Сама природа не приемлет замершего существования. Смена сезонов, стрессы и их преодоление, одни виды уходят и их место заменяют другие.
Покинуть спальню мы не успели. Послышались торопливые тяжелые шаги, и к нам практически влетел Агова. Едва удостоив мимолетным взглядом меня и Вали, он, с легко читаемой тревогой, уставился на спящую, усталую Сиох. Кажется, свою дочь даже не сразу и заметил. Занятый визуальным ощупыванием каждого сантиметра тела любимой женщины, Агова резко втягивал воздух в комнате, еще хранивший тяжелый запах недавно происходившего кровавого действа. Но тот момент, когда брат Рисве наконец увидел малышку, невозможно было пропустить. Темные, напряженно прищуренные глаза мужчины распахнулись, губы задрожали, а на лице появилось выражение шока, словно он узрел истинное чудо. Если Сиох была его величайшим сокровищем, то на девочку близнец моего мужа глядел как на нечто божественное. И я поняла, что ничто и никогда не сможет спровоцировать гнев или недовольство Аговы относительно его анаад и их ребенка. Ну и ладно, тут можно вздохнуть спокойно.
Счастливый отец сделал шаг к кровати, и тут мне почудилось, что ноги подвели его, потеряв надежную прочность. Чем больше он приближался к супруге, тем ниже становился. К краю постели Агова уже подполз на коленях, горбясь при этом, как многое перенесший старик. Он как-то совсем бессильно уткнулся лбом в лежащую поверх одеяла руку Сиох и затрясся всем своим огромным мощным телом. Внутри отчаянно защемило, и стало тут же немного стыдно и за то, что наблюдала за этим интимным проявлением облегчения от терзавшего такого сильного мужчину страха, за безмолвным признанием им собственной уязвимости, заключавшейся в его хрупкой женщине, и еще от чего-то похожего на зависть. Переживем ли мы с Рисве нечто подобное? Нет, я, естественно ни за что не хочу для него того же психологического ада, который прошел его брат, и для себя мучений Сиох не желаю. Все дело в кульминации произошедшего… и, надо иметь, в общем, совесть и чувство такта, пора уйти и оставить эту семью наедине с их переживаниями. Оглянувшись, я заметила, что Вали уже нет в помещении. Я даже не обратила внимания, как давно она ушла и сколько я торчу тут, пялясь на чужое счастье. Опомнившись, поспешила тоже на выход.
На помосте перед домом еще оставалась парочка молодых женщин, очевидно, на тот случай, если понадобится какая-то срочная помощь, но основная толпа разошлась. Я спустилась на землю и поискала взглядом своего энгсина, но ни его, ни Вали не было нигде видно.
— Они очень быстро пошли к реке, — сказала мне одна из девушек, и, поблагодарив, я двинулась в нужном направлении. Так как ориентировалась в расположении тиродов в поселении я еще не особенно хорошо, то, похоже, немного заплутала и потратила лишних минут двадцать на дорогу.
Рисве разглядела издалека или, точнее, почувствовала по приливу тепла в центре груди. Он стоял между крайних деревьев, как-то очень напряженно склонившись к Душе народа. Что-то в его позе и выражении лица заставило и меня насторожиться. Глыба сразу же почувствовал мой взгляд, безошибочно и резко повернул голову и тут же просиял, будто внутри у него зажглась яркая лампочка или даже целое солнце, и двинулся в мою сторону, кажется, сразу забывая не только о беседе с Вали, но и о существовании всего остального мира в принципе. И я ничего не могла и не захотела с собой поделать, поддалась внезапному порыву и, сорвавшись с места, побежала ему навстречу, протягивая руки, будто глупая, влюбленная до безумия девчонка. И Рисве, ни мгновения не задумавшись, метнулся ко мне, распахивая руки. Вселенная, ну что за сопливая романтическая мелодрама между нами, и как же чертовски правильно и замечательно она ощущается.
— Софи-Софи, моя Софи, — хрипло бормотал, почти мурлыкал мой энгсин, подхватив меня и прижав к себе, пока я покрывала торопливыми поцелуями его лицо. — Я так скучал.
И я, и я скучала, все время, каждую минуту, даже если и отчета себе в этом не отдавала и была занята совсем иными и почти полностью поглотившими мое внимания вещами. Пропащая ты, София Старостина, окончательно пропащая в этом мужчине.
Хотелось, чтобы Рисве меня прямо сейчас унес домой и мы бы любили друг друга сначала торопливо и жадно, потом обстоятельно и медленно. У стен, в ванне, на постели. И я бесстыдно зашептала это в его ухо, с бесконтрольной радостью улавливая, как молниеносно вспыхивает, реагирует мой Глыба. Но, глубоко и прерывисто вздохнув, Рисве поцеловал меня в шею и немного отстранил от себя.
— Софи, я должен тебе…
— Замолчи, Рисве, — с неожиданной властностью вмешалась в наше условное уединение Вали.
До этого я еще не слышала, чтобы Душа народа разговаривала с кем-либо в таком жестком тоне, и, ошеломленно моргнув, уставилась на нее, отмечая только сейчас, что платье на ней было мокрым. Она мылась прямо в нем или же просто пересекала реку, чтобы… что? В мозгу зазвенел сигнал предупреждающего оповещения, и я посмотрела в лицо своему мужу.
— Что-то случилось, — я не спрашивала, но он рвано кивнул, хмурясь все сильнее. — Что?
— София, поверь, сейчас не время для этого всего.
— Для чего? — Я сползла с надежной и теплой опоры тела Рисве и встала так, чтобы видеть обоих собеседников.
— Как я могу не сказать ей? — Глыба обращался к Вали, но не отрываясь смотрел в мои глаза, ясно демонстрируя, что за мной и только за мной решающее слово.
— Если ты дорожишь ею и желаешь сохранить вас, ты найдешь силы промолчать, — отрезала женщина.
— Послушайте, я все-таки здесь и все слышу, — раздраженно заметила я. — Может, стоит именно со мной говорить о том, что меня и касается?
— Прости, Софи, я не пытаюсь быть с тобой неуважительной или как-то обидеть тебя, — уже гораздо мягче ответила Вали. — Но я против того, чтобы Рисве открывал тебе то, что хочет. Для этой правды еще не время. Ваша связь не настолько пока окрепла, чтобы подвергать ее таким испытаниям.
— Не бывает неправильного времени для правды, — возразила я, чувствуя, как в разуме зарождаются вихрем сразу миллион разных версий вероятных бед. — Если это нечто, что не позволит нам с Рисве быть вместе, то вы не считаете, что лучше мне узнать…