Моё чужое имя
Шрифт:
Максим ясно дал понять, что иного способа привязать Агеева к другим убийствам, кроме как взять на месте преступления, нет. Кроме того, Катя подумала, что Агеев, скорее всего, выполняет для Левченко такого рода заказы уже долгое время, и вполне вероятно, что в феврале прошлого года именно Агеев убил ее отца.
— Юрий Николаевич, в записке указано, что объект – женщина?
Тот кивнул:
— Это моя вина, я был уверен, что мы задержим его в той квартире.
— А среди ваших подручных нет ни оной женщины, кого можно было бы отправить в ту квартиру. Кроме меня.
Ваганов снова кивнул:
—
Он оторвал взгляд от папки, которую с повышенным вниманием изучал все это время, и посмотрел Катерине в глаза. Астафьева только почувствовала, как под этим взглядом – прямым и бесхитростным – сердце ее чуть екнуло. Она видела, что Ваганова сам мечется, задействовать ли ее в операции или отправить домой – и это только добавило ей уверенности, что она должна ехать в ту квартиру.
— Это опасно, Катя, — негромко заметил Юрий Николаевич.
Астафьева смогла только улыбнуться – он в первый раз назвал ее просто по имени.
— Работаем! – скомандовал Ваганов и резко сорвался с места.
***
Ночь у меня выдалась неспокойной. Когда Таня вернулась после «визита к тетушке», и вернулась невредимой, все мое беспокойство о ней и ненависть к Ваганову улетучились мгновенно. По милости Тани я, похоже, был единственным во всем Старогорске, кто не знал, в какую передрягу она попала. И рассказывать ничего она по-прежнему не собиралась. Наверное, мне стоило разозлиться на нее, но как можно злиться на человека из-за того, что он тебе не доверяет?
Мне очень кстати позвонили, и я быстро покинул квартиру.
А звонили мне не по очень приятному поводу: кто—то взломал дверь в квартиру Севухина. Если бы свидетель в тот момент был в квартире, то вероятно, сейчас был бы уже мертв, но Севухин находился в изоляторе временного содержания, потому ничего с ним не случилось. Зато слова его о виновности Рыкова в убийстве компаньона подтвердились сразу – сомнений у меня уже не было и оставалось только подивиться, как оперативно работают люди Рыкова: только вчера отчет с точным адресом Севухина я отправил в Питер, а той же ночью взломали его дверь.
Мне хотелось бежать из этого города в ту же минуту, тем более что от моего бывшего клиента Рыкова я теперь независим – после того, какую свинью он мне подложил, от дела я откажусь сразу по возвращении. Но уехать вчера не получилось: оперативники определили Севухина в изолятор хоть и благодаря мне, но все—таки по закону, так что ушло время, чтобы его оттуда вытащить.
Едва я проснулся, снова начала меня грызть навязчивая идея – увидеть Таню. Понятия не имею зачем, но к ее улице меня влекло как магнитом. Я тянул время сколько мог – не спеша завтракал, потом поехал к журналисту, который все еще ждал, когда будет реакция на фотографию Севухина в газете; зашел в библиотеку и душевно распрощался с Линой – Тани там, как я и догадывался, не оказалось. Часам к двенадцати поехал в СК, привез бутылку дорогущего коньяка для Ваганова – мою благодарность в денежном эквиваленте он бы наверняка не принял, а вот бутылкой – вполне.
Только вот
— Так он с этой… со свидетельницей опять возится, — пояснила Наташа из приемной.
Мне даже не требовалось пояснения, с какой свидетельницей конкретно.
На ближайшем от СК перекрестке меня самым хамским образом «подрезал» невзрачный микроавтобус – такой, в каких во всех городах России выезжают ОМОН или СОБР на задания. А когда микроавтобус, нарушая все возможные правила, свернул в сторону Таниной улицы я, похолодев, все понял. В голос матерясь и посылая проклятья в адрес Ваганова, я, следом за автобусом, нарушил те же самые правила и через три минуты уже въезжал в Танин двор.
Мне приходилось видеть столько полиции сразу: наряд СОБРа организованно покидал только что подъехавший микроавтобус, а парень в штатском – видимо оперативник – что—то торопливо говорил их начальнику. Территорию вокруг подъезда вот—вот должны были оцепить – находиться гражданским поблизости было просто опасно – но дверь подъезда сейчас никто не охранял, и у меня была всего пара секунд, чтобы решиться туда зайти. Умом я понимал, что нельзя этого делать – даже не потому, что меня могла задеть шальная пуля. Там, в парадной, сейчас проходило задержание, и кто знает, как отразится на этом мое появлении. Запросто у засевшего где—то преступника могут сдать нервы, и он вдруг начнет палить уже по всему, что движется…
Умом я это понимал, но ноги сами несли меня в парадную. За спиной я услышал грозный окрик, а когда дернул на себя дверь, где—то вдалеке услышал щелчок передернутого затвора.
***
План номер два не отличался оригинальностью – был прост, но эффективен – и заключался в том, чтобы задержать Агеев в тот момент, когда она с уже собранный пистолетом явится по адресу, указанному заказчиком, а Катя откроет ему дверь. Задерживать будут опера, притаившиеся в квартире – хватит и пары человек, а с улицы подстрахует отряд СОБРа.
Еще пара оперативников засели в квартире напротив: они наблюдали с раннего утра – никто посторонний квартирой не интересовался. Первыми в адрес приехали Максим и Ваня Соколок, через полчаса следом вошла и Катя.
— Ты не волнуйся, Кать, — успокаивал, как мог, Федин, — не факт, что он сразу тебя убивать придет. Он, может, вообще будет без оружия – чисто посмотреть, кто в квартире обитает. Правда, нам в любом случае нужно его брать.
— Не факт, что убивать придет? Ты, Федин, умеешь успокаивать… — нервно улыбнулась Катя.
Она еще недавно была согласна на все, а теперь боялась до нервной дрожи.
Ваганов и его подручные засели в квартире напротив, чем очень раздражали хозяев, а на улице, стараясь быть неприметными, дежурили еще двое оперативников – Агеева в лицо они знали и о его появлении они должны были дать знать остальным.
Часы тянулись неимоверно долго. Около двенадцати в подъезд вошел бомжеватого вида мужичок, поднялся на этаж, покрутился у двери и даже позвонил. Катя на ватных ногах подошла к двери – она знала, что это не киллер, но все равно было страшно. Мужичок же, услышав ее слабое «Кто там?», словно задиристый школьник резво спустился по лестнице и покинул двор.