Моё чужое имя
Шрифт:
Никому нельзя доверять, никому!
Можно ли доверять Памфилову, Левченко тоже долго раздумывал, но с другой стороны Памфилова он знает давно и уверен, что перекупить Олега невозможно – и так как сыр в масле катается. К Софье он не перебежит почти наверняка, но вот сдать Вячеслава Петровича ментам может вполне – в обмен на спокойную жизнь. Помешался Олег на этом покое…
Памфилов принял очередное распоряжение без эмоций. Нашлась у Вячеслава Петровича и фотография Катюшки – племянник и несостоявшаяся невестка стояли в обнимку – дело было на приеме, который организовывал Левченко. Леченко безжалостно разрезал фото,
— Подпиши сам – мой почерк вечно никто не понимает… — безропотный Олег Филиппович надписал на обратной стороне имя объекта и адрес.
Олег уехал.
Зато, сделав главное, Вячеслав Петрович сразу почувствовал облегчение – теперь—то Софья ничего не сможет сделать! И только сейчас, Левченко начал ощущать, что сердце расшалилось не на шутку – в груди словно разгорался постепенно костер, но волновало это не слишком. Левченко знал, что теперь-то все будет хорошо. Он тяжело опустился в кресло, ослабил галстук и расстегнул верхние пуговицы сорочки. Жалко Клавочки рядом нет – она бы как обычно сама положила ему под язык пилюлю, дала запить водой, а потом прижала бы его голову к груди и убаюкивала бы, пока боль не спадет. Жаль, что Клавочки нет…
Скорее звериным чутьем, чем слухом Левченко ощутил, что дверь кабинета, незапертая после ухода Олега, еле слышно открывается. На пороге возник охранник – в руках автомат – парень не целился в него, но держал оружие крепко, а в глазах была решительность и отсутствие всяких эмоций, так что Вячеслав Петрович понял – будет стрелять. В груди по—прежнему разгорался пожар, и сердце, казалось, бьется где—то в висках. Вячеслав Петрович преодолел себя, пытаясь не вжиматься беспомощно в кресло, и перевел взгляд с дула автомата на сосредоточенно—безжизненные глаза охранника:
— Валера… — вспомнил Левченко имя охранника. – Валера, ты что?..
Грудная клетка уже горела огнем и, словно, прожигала сорочку, воздуха не хватало, и в этот момент за глоток прохладного мартовского воздуха Вячеслав Петрович был готов отдать все на свете. Пусть потом даже стреляет… Пусть.
Левченко всегда боялся сквозняков, поэтому окна были плотно закрыты.
Валера не хотел просто выстрелить, он хотел, чтобы Левченко понял, за что умирает. За Таню. А когда оказался лицом к лицу с этим беспомощным, медленно умирающим стариком, ничего сказать просто не смог. Он даже не сразу понял, что взгляд Левченко не просто застыл в немом страхе, а остекленел навсегда. Омертвел.
Глава 20. Киллер
Старогорск
Глубокой ночью оперативнику Максиму Федину позвонили из службы наружного наблюдения ГУВД и произнесли единственную фразу:
— Пингвин вылетел, скоро приземлится к вам. Ловите.
«Пингвином» московская наружики[17] , привыкшие каждому ведомому объекту давать соответствующие внешности клички, окрестили мужчину, который этой же ночью приехал в офис «Оникса» и пробыл там минут двадцать. Сотрудники наружки в неприметной с виду, но снабженной очень неплохим движком «восьмерке», проводили Пингвина, ехавшего в
А вот в городе водитель «Мерседеса» повел себя странно: заехал на стоянку у супермаркета, и вместе с Пингвином они покинули автомобиль. Водитель, покрутившись возле стоянки, направился в расположенное недалеко кафе, а Пингвин праздной походкой прошествовал по площади, где возле него с визгом притормозили «Жигули». Ушлый «частник» убедил Пингвина прокатиться, и тот действительно сел, после чего «Жигули» тронулись по главному проспекту городка, а служба наружного наблюдения, согласовавшись с заказчиком, слежку прекратила.
Оперативная группа в Старогорске была собрана в основном из добровольцев, потому официального распоряжения по понятным причинам не было. Ответственность за все взял на себя Ваганов. Но группа набралась все-таки приличная и технически оснащенная – Ваганов всеми правдами и неправдами сумел даже заручиться поддержкой СОБРа.
Совещание проходило в СК, в кабинете Ваганова.
— Ну все. Теперь дожидаемся, когда… Пингвин, — зампрокурора Ваганов имени гостя из Москвы пока не знал, так что решил называть его Пингвином, — дожидаемся, пока он встретится с исполнителем и передаст ему конверт с данными на Катерину. Тогда и хватаем их обоих тепленькими.
Что касается Астафьевой, то задачу свою она выполнила сегодня ночью, когда позвонила в Москву и назвала свой адрес. Больше ни к чему ее привлекать не планировали, а до конца операции принудили сидеть в кабинете Ваганова, в СК. Чтобы в этот раз она не вздумала встречаться ни с кем посторонним, при ней постоянно дежурили оперативники.
— А если они не признаются? – спросил Максим.
— Фотография Астафьевой обязана быть у нашего Пингвина – на этом обвинение и построим.
— А если он скажет, что это девушка любимая – всегда у сердца ношу? – не отставал Федин. – Тогда уж лучше было брать его сразу на въезде в город и тут же колоть на подготовку к убийству! А потом вешаем на него микрофоны и отправляем на встречу с киллером.
Юрий Николаевич не согласился:
— А за что его брать?
— Да под любым предлогом! – сорвался Федин со стула: опять из-за каких-то мелочей отвергают такой хороший план!
— Так нельзя, — договорил зампрокурора, – еще не факт, что Пингвин станет с нами сотрудничать. Вот если позволить им встретиться, а потом сразу взять киллера, когда тот будет уже с оружием… еще бы знать, где они встретятся и аппаратуру бы туда напихать. Но где они встретятся, мы понятия не имеем!
Максим робко спросил:
— Если только первоначальный план пустить в дело… тем более, что Катька не против.
Первоначальный план, как гордо называл его Федин, был очередной выдумкой Астафьевой. Был верхом безрассудства, и заключался в том, чтобы дать киллеру дойти аж до квартиры Астафьевой.
— Нет уж! – решительно отверг Ваганов. — То, что вы там с Астафьевой придумали – это даже не обсуждается. В общем, решено: как только Пингвин встретится кем—то и начнет передавать ему фотографию – берем обоих. Можем, конечно ошибиться, да и киллер вдруг окажется пока без оружия… Но лучшего варианта все равно нет.