Мое мерзкое высочество
Шрифт:
— Впусти меня, старуха! Ты не смеешь преграждать мне путь!
Я вздрогнула всем телом, услыхав ярость в голосе родителя. Руки мелко задрожали.
— Я и не препятствую. Кто я такая? — а вот матушка Сю, похоже, оставалась совершенно спокойна. Ее скрипучий, чуть насмешливый голос разносился по всему поместью, оседая в углах эхом.
Отец сделал шаг вперед, но словно наткнулся на невидимую стену, так и не преодолев расстояние до ворот.
— Что за насмешка?!
— Только моя прекрасная принцесса может решать, кому войти в ее поместье, а
В голове словно что-то щелкнуло. Части мозаики сложились воедино, став цельной картиной. Страх тут же отступил, оставив только легкое чувство превосходство, что возникает, когда неожиданно твоя карта оказывается старшей в игре, которую считал проигранной.
— Полли, помоги с волосами. Быстро.
Служанка метнулась в комнату, через мгновение прижав непослушные пряди тонким обручем из украшений прежней принцессы, который вполне мог сойти за домашний вариант диадемы. Так же Полли подала простые туфли, о которых я совсем забыла, от волнения не чувствуя даже холода, что кусал ноги.
— Идем, Полли. Пришло время встретиться с моим страхом.
Со стороны ворот все еще слышались гневнее слова отца и полные иронии ответы старухи. Медленно спускаясь по ступеням во внутренний двор, я чувствовала, что сегодня есть шанс решить это дело раз и навсегда.
Стоило нам с Полли ступить на плиты двора, как голоса тут же смолкли. Я же очень внимательно смотрела, боясь даже моргнуть, чтобы не упустить ничего. И мое упорство было вознаграждено. Когда до старухи оставалось всего-то с десяток шагов, матушка Сю повернулась ко мне, сделав несколько шагов навстречу. Но черная ткань, в которую была укутана фигура, казалось, не успевала за движением, слегка размывшись в ярком свете сегодняшнего дня. Зыбкая черная дымка, которая почти мгновенно вновь приобрела четкие очертания, все же не была плодом моего воображения. А значит и все остальное могло оказаться правдой.
— Моя принцесса, ваш отец прибыл с визитом, — склонив голову, но все же сверкая лиловым блеском из-под бровей, теперь таким понятным, произнесла старуха почтительно.
— Я вижу. Но не понимаю, почему подняли такой крик. Правил не знаете? — мне показалось важным продемонстрировать отцу, что именно я здесь госпожа. Неоспоримая и полновластная.
— Просим простить ваших слуг, — старуха склонилась ниже, но искры в глазах засверкали ярче.
Так и знала, что она намеренно провоцировала гостя. Не могло не радовать, что подобная особа все же служит именно мне.
— Олив? — в голосе отца звучало удивление, словно все это никак не вписывалось в его видение мира.
— Здравствуйте, отец, — я в почтении изобразила минимальный книксен, наконец переведя взгляд на него. — Не могу сказать, что рада вашему приезду, как не могу и пригласить в свое поместье.
— Что ты..? — в голосе звучало искреннее удивление.
— И все же, я прошу вас понять: теперь я нахожусь за пределами вашего влияния и не могу ставить под угрозу эту ситуацию.
— Ты решила отречься от меня?
В сердце что-то кольнуло. Пусть между нами не было понимания, но все же этот человек заботился обо мне, беспокоился и оставался родителем, не смотря ни на что.
— Нет, отец. Я просто больше не желаю участвовать в ваших играх. Теперь у меня своя игра, и у нее иные правила.
— Но, Олив, — мужчина выглядел несколько растерянным, словно все пошло не по плану, и ему только сейчас удалось это понять.
— Простите, отец, — как бы мне ни было больно, как бы привычки прошлых лет не требовали склониться и подчиниться, я все же стояла на своем.
На несколько минут повисло молчание, тягостное и плотное. Отец задумчиво рассматривал меня, затем перевел взгляд на поместье, оценив и двор, и стены.
— Думаю, твоя мать была бы счастлива, что все так вышло, — в голосе что-то изменилось. Теперь отец был спокоен. — Я вижу, что ты изменилась, Олив. Что ж, подобного я не ожидал, но должен признаться, что весьма доволен этим. Посол мне рассказал, как именно ты получила свой титул, и это стоит того, чтобы восхищаться и с гордостью назвать тебя моей дочерью.
— Ты не сердишься? — это не укладывалось в голове. Я ждала упреков, обвинений, а не восхищения и понимания.
— От чего же мне сердиться? Да, своей выходкой ты нарушила часть моих планов, но ничего такого, с чем бы я не сумел справиться. Все же, ты моя родная кровь и я сам учил тебя. Скажи мне, дочь, — в голосе мужчины появилась нежность, которой я не слышала больше чем десяток лет, с тех пор, как умерла мама, — ты счастлива тут?
Губы сами собой растянулись в такую сияющую улыбку, что я не сумела бы сдержаться, даже если бы попыталась. Мой ночной кошмар последних лет, превратившись вдруг в того человека, что когда-то качал меня на своих руках, кивнул, ответив теплой улыбкой.
– Я рад, моя прекрасная принцесса. Что ж, — запахнув плотнее плащ, как человек, справившийся со сложным делом, отец выпрямился, — тогда я не стану настаивать на визите в ТВОИ ВЛАДЕНИЯ, но надеюсь, что нам удастся спокойно поговорить через год, когда я приеду ставить новые интересные условия вашему конунгу. Мальчишке еще многому учиться.
Отец неожиданно подмигнул, совсем поставив меня в тупик. В одно мгновение меня словно из категории прислужников и инструментов, перевели в статус равных, что казалось вовсе невозможным.
— Я не стану объяснять своих поступков, дочь моя, — спокойно проговорил отец, уже развернувшись к повозке, что стояла в окружении слуг и стражи, — так как думаю, твоего ума хватит для понимания. Но я очень надеюсь, что у тебя так же хватит сил на прощение, если что-то из моих действий в твой адрес ты посчитаешь неверным. Очень надеюсь на это. До встречи, моя принцесса.
Я сумела только кивнуть, никак не готовая к таким потрясениям и изменениям. Уже забираясь в повозку, отец вдруг замер, так и не ступив на нижнюю повозку: