Мое побережье
Шрифт:
— А я-то думал, в школах проверяют знания.
— Я проверяю знания, которые вы смогли почерпнуть из выданных мною статей и применить на практике.
Ее заклинило на своих бумажонках? Я чувствовала, что тоже начинаю раздражаться, хотя не имела к происходящему почти никакого отношения — просто ограниченность и зацикленность представителей ее поколения частенько отражалась на нервной системе.
— Эти статьи — бред!
— Тони, — мой шепоток смешался с возмущенным голосом Мюррей, напоминавшим дряхлеющую на ходу, рассыпающуюся телегу в условиях промышленного
— Этот «бред», — акцент, который она сделала на прямом цитировании, выглядел, скорее, нелепо, нежели вызывал эффект, на кой она рассчитывала, — результат долгих и упорных исследований, что вам, должно быть, неведомо, — попытка зацепить провалилась с треском, ибо Тони лишь презрительно фыркнул.
— Дайте Хогану калькулятор, и он напишет то же самое. Возможно, даже красочней, и вы не уснете на второй странице.
— Мистер Старк, — не исключено, что взлетевший тон предполагал продолжение о каких-нибудь рамках, однако Тони начало нести:
— Не моя вина, что у этой Сьюзи, — он покосился на статью и сморщился, явно передумывая озвучивать фамилию, — КПД мозговой активности близок к нулевому.
— Зато ваш, очевидно, не знает границ.
— По крайней мере, меня ждет МИТ, а не педагогический колледж.
Визгливое: «Мистер Старк!» ударило по барабанным перепонкам, когда я устало приложила ладонь ко лбу и прикрыла веки. Не исключено, что в недалеком будущем этот человек прославится в качестве личности с самым подвешенным языком во всей Америке — Мюррей лишь позорилась, пытаясь оказать на его совесть маломальское давление, да только для сего ее понятийно-терминологический аппарат был недостаточно развит, а «совесть» мистера Старка — задвинута слишком далеко, чтобы пробудиться и хотя бы порваться царапнуть своего владельца изнутри.
Я не удивилась ни капли, когда ему «посоветовали» покинуть класс, а от экспрессивности его «с радостью» едва не пронеслись от стены к стене электрические разряды. Судя по линии плеч и размашистому шагу — злого, как беса.
Это не было каким-то «тяжелым выбором», подразумевающим глубокие душевные метания; я только тихо шепнула Хэппи: «Соберешь мои вещи?» и, получив слабый утвердительный кивок, подхватила телефон и вышла следом, игнорируя в раз обратившиеся к моей спине взгляды немого стада.
Коротко выдохнула и пошла за этим адским вихрем, испепеляющий взор которого разве что буквально не разрезал бетон надвое.
— Тони… — Он замер так резко, что сумка со звучным шлепком ударилась о бедро. И лишь непривычное удивление отразилось в бешеных глазах. Что? Он против внезапного компаньонства или просто не ожидал его? Второй вариант казался мне диким, но со Старка станется.
Я поняла, что затаила дыхание, когда недостаток кислорода начал душить, подобно обернутой вокруг шеи змее.
Не знаю, зачем это сделала — жест, такой нелепый, не был чем-то жизненно необходимым или уместным. Наверное, потому, что по нервам слишком сильно ударило осознанием: он уходил. Опять, глубоко в себя, так, что мог вообще не вернуться, замыкался от меня в своей излюбленной
Ладони легко скользнули под опущенными руками и скрылись за спиной, покуда нос уткнулся в мягкую ткань футболки с длинным рукавом.
На какую-то секунду он напрягся, а я прикрыла веки, представляя, как он ненавязчиво и ловко выпутается из кольца объятий, отстраняясь. Вот он — рывок в бездну с головой. Натянутые до звенящей тишины струны волнительного ожидания, грань, когда он вот-вот отшатнется. Как одернул парой дней назад колено, стоило мне случайно задеть его под столом. Ощущение ставшей слишком прямой спины под пальцами.
Легкий запах его геля для душа впивается в легкие, раскурочивая их. Будто старым ножом под ребра — посылка из прошлого. Далекого и недоступного.
Помню, я уже спрашивала, почему он остался в нашем городе, не вернулся в Нью-Йорк или хотя бы не поступил в частную школу в Сиэтле, ежели у Говарда «было здесь дело». Тони всегда пожимал плечами, не отвечая ничего вразумительного. Сила привычки — наверное, это якорь для многих, и даже для такого человека, как Старк.
В конце концов, его родители находились в постоянных разъездах по более привычным для них местам; дома оставались лишь Тони да Джарвис, благодаря упорству которого особняк еще не превратился в груду щепок, погребенную под свалкой пивных бутылок.
Когда он поднял руку, я замерла, непроизвольно крепче сжимая пальцы на твердой спине и ожидая мягкого, но такого определяющего толчка — и тогда я точно полечу вниз, цепляясь конечностями за выступы до тех пор, пока тело не вывернет окончательно, не расплющит по земле в последней встрече с оной. Однако ладонь опустилась на мой затылок, неуверенно зарываясь пальцами в волосы.
Горячей спиралью нечто, не поддающееся разумному объяснению, закручивалось у меня в позвонке, рассылая свои теплые импульсы по всему организму. Поверхностное дыхание приятно щекотало шею.
На считанные секунды мы почти стали теми Тони и Пеппер, которыми были какой-то год назад.
Что с нами случилось?
Я уткнулась губами в его плечо, задерживая в себе этот запах настолько, насколько позволяли легкие.
Ответ незатейливо забирался подкорку: жизнь.
***
Само по себе время оттепели — уже романтика. Она во всем: в мягком солнце, бегающих по улицам собаках, в нас.
Но, кажется, любые явления расцвета природы и сопутствующих тому радостей упрямо обходили меня стороной.
Я крутилась перед зеркалом весь вечер с лицом, мрачнее тучи, то одергивая, то приподнимая чуть выше к талии юбку, искренне не беря за ум, отчего так нервничаю, покуда картинка с изображением Хэппи по другую сторону экрана монитора методично жевала чипсы.
— Да хорошо ты выглядишь, успокойся. Только расстегни хотя бы одну пуговицу на рубашке.
Воротничок со светло-розовыми, тонкими полосами на белом фоне впивался в горло, душил, и одновременно придавал какой-то странной, с налетом на извращенность уверенности. Рука дернулась и опустилась обратно. Глупые барьеры и комплексы.