Мое побережье
Шрифт:
— Не слишком консервативно для дня рождения?
Я покосилась в сторону компьютера с работающим скайпом. Хэппи неопределенно пожал плечами.
— Ты всегда так одеваешься, ничего необычного.
Это задело; не то чтобы меня никогда не попрекали в излишней «официальности», однако слышать подобные вещи каждый раз было не самым приятным звуком для ушей.
Даже распущенные волосы не преуменьшали вида «хорошей и правильной девочки».
Все же одернула юбку так, что она съехала с талии, плотно обхватила бедра, и направилась к рабочему столу. Взглянув на часы в углу экрана, шумно
— Уже половина?
Хэппи сощурился, дублируя мои манипуляции.
— Тридцать три минуты. А что?
Вот гадство! Я опрометью кинулась к сумочке, проверяя содержимое той на наличие денег, телефона, зачем-то — наушников, мелочной чепухи, вроде помады и зеркальца, и обернулась в поисках самого главного — подарка Брюсу Беннеру, бережно утрамбованного в красивый пакет.
Звонок от него раздался в среду — за четыре дня непосредственно до праздника. Я была в очередной раз взвинчена из-за Тони, вбивающего своим поведением в мозг гвозди, и потому не с первого раза поняла, чего от меня требуют.
— Что? — нет, вопрос я расслышала прекрасно; мне показалось, я ослышалась, или рассудок сам дорисовал наиболее предпочтительную картину развития событий.
— Не согласишься ли ты прийти на мой день рождения? — повторил он почти дословно своим приятным, бархатным голосом. — В субботу, в боулинг-клуб.
— Прости, да, конечно! — я мысленно себе похлопала — с такой натуральностью прозвучала напускная радость.
Безусловно, фальшивой она не была — было не совсем располагающее для восторженных кличей настроение. Сам факт приглашения разросся в груди чем-то ласковым и пушистым, похожим на эфемерного кота, которого хотелось прижать к сердцу, почесать за ушком и зарыться с носом в теплую шерсть.
Из разговора выяснилось: отмечать восемнадцатилетие он не планировал вовсе, как и предыдущие празднества в заветный мартовский день. Не потому, что они выпадали сплошь на будние дни, кроме нынешнего, — потому, что напрочь отсутствовало желание. На сей раз запереться в комнате и не покидать ее пределов до полуночи помешал Старк, заявивший, что закатит Беннеру праздник на свой вкус и стиль, что, как известно, было чревато, ежели он откажется устраивать пусть маленькую, но тусовку.
Толпа гостей не входила в планы Брюса — он позвал только меня, Тони и Наташу. «Тихо отметим в узком кругу и разойдемся по домам», — таков был его замысел. Старк вмешался и здесь: домашнее чаепитие насильно перенес в публичное место, а затем за каким-то бесом настоял на том, чтобы провеселиться до позднего часа и снять пару номеров в мотеле на ночь — дескать, дабы ничьи плечи не обременял груз ответственности за дорогу от Сиэтла до Маунт-Вернона, и каждый смог со спокойной совестью пуститься во все тяжкие. Последний поход в клуб был жив в моей памяти плохо, однако желания напиться и уйти в отрыв не наблюдалось. Не из страха тяжких последствий похмелья. Просто не хотелось.
Отговаривать Тони представлялось занятием бесполезным, и Брюс смирился. Впрочем, почему смирился? Он ведь не был такой крупной занудой, как я, и не имел ничего против незатейливого веселья в компании самых близких друзей.
А теперь внизу, в половину восьмого вечера, меня должна была ждать Наташа
— Хэппи, — я наклонилась к ноутбуку, готовая закрыть все вкладки и захлопнуть крышку. — Без обид.
— Пиши мне, если будет скучно! — прозвучали последние слова, прежде чем экран бесповоротно потух.
Пиши; конечно. Я подхватила подарок и вздохнула, последний раз замирая перед зеркалом. Неужели я в глазах посторонних и впрямь такая заноза, чья жизнь идет с весельем в параллелях, которым никогда не суждено пересечься?
Пуговицу все-таки не расстегнула.
Кажется, я безнадежна.
Шарф обматывала вокруг шеи уже на улице, спеша в распахнутом пальто к серой иномарке, прибывшей строго в назначенное время.
— Прости, я сильно опоздала?
— Привет! — голос Наташи, низкий и мягкий, щекочущей волной пронесся по коже. Она неожиданно потянулась и приобняла меня за плечо, едва я уселась на переднем сидении и захлопнула за собой дверь. — Ерунда, я только подъехала.
С нашей последней встречи ее волосы самую малость отрасли, и теперь, выпрямленные и уложенные, касались плеч.
От нее пахло терпким, но не душащим парфюмом — такому аромату идеально подошло бы определение «зрелый». Самое странное: гармонировал он с ней идеально.
— Что в пакете? — она с любопытством покосилась в сторону подарка, попутно выруливая на проезжую часть.
Я почувствовала, как щекам и шее под голубым кашемиром становится жарко.
— Книги, — слова прозвучали глухо; я смущенно закусила губу. — Два сборника рассказов: «Воспоминания Шерлока Холмса» и «Архив Шерлока Холмса», — и я искренне надеялась, что память меня не подводила, да упомянутых книг на полке в коллекции Брюса, в самом деле, не имелось.
— О! Ему понравится. Он фанатеет по Шерлоку, хотя, конечно, все отрицает.
Я улыбнулась, чуточку расслабляясь в ее обществе.
Мы подъехали к светофору, когда Наташа вдруг встрепенулась, вновь обращаясь ко мне:
— Ты слушаешь Анастейшу?
— А?.. — растерявшись, я нелепо хлопнула ресницами, наблюдая за ее рукой с каким-то красивым браслетом, потянувшейся к радиоприемнику.
— Поп-музыка, — пухлые губы расплылись в улыбке, а затем принялись нашептывать слова. — Это просто песня моей молодости! — пальцы отбивали дробь по рулю в такт музыке.
Мотив вдруг показался страшно знакомым. Шестеренки активно крутились в голове, мучили, не подкидывая ни единой здравой мысли или воспоминания, и зудели легким раздражением в затылке. Я знала эту песню — определенно! — и никак не могла понять, откуда. Эдакое музыкальное прескевю.
А потом она резко увеличила громкость и запела:
— И мне все еще интересно, знаешь ли ты, — в голове фейерверками взорвалось осознание, напрочь сбивающее своей волной ностальгического фриссона, — каково это — когда тебя оставляют в одиночестве, и когда повсюду холод!*
Язык буквально шевелился во рту, желающий подпеть, но не знающий необходимой комбинации слов; я внимательно вслушалась в припев, что в детстве воспринимался как несуразная и бессвязная болтовня, тщательно переваривая в голове каждую строчку.