Мое побережье
Шрифт:
Я сделала несмелый шаг навстречу, глупо качая непутевой головой, отчего-то не в силах что-либо вымолвить вслух.
Это напряжение — оно вдруг появляется из ниоткуда, как если бы магниты, имеющие одинаковый заряд, попытались столкнуть.
И оно стремительно набирает силу, когда тонкая шпилька вновь тихо стучит по асфальту, а из губ вырывается тихое:
— Нет.
Еще ближе.
Оказывается, на парковочной площадке слишком мало воздуха — он просто исчезает, стоит поднять лицо и несмело встретиться с этим нечитаемым взглядом, от которого шевелится буквально каждый нерв под кожей.
Не один
Его кивок получается слишком резким; Тони отступает, сторонясь и уступая мне проход к месту, где виднеется знакомая машина. Мысль о том, что надо бы предупредить Хэппи, мелькает на задворках сознания, однако улетучивается слишком быстро — с прикосновением теплой ладони к талии.
«The Immigrant Song» его любимых «Led Zeppelin» звучит слишком громко, вынуждая вздрогнуть и сильнее вжаться в сидение. Некстати вспоминается, как мы смотрели однажды дурацкое видео, где под эту же песню выезжают на машине из-под моста смонтированные коты, играющие на барабанах и наяривающие лапами по гитаре.
Сердце колотится. Попытки выровнять дыхание не приносят успеха.
Пальцы стискивают маленькую сумочку сильнее, когда дверь со стороны водителя закрывается.
Хорошим предчувствие было или же тревожным — самый сложный из вопросов, на который у меня не находилось ответа.
***
Дежавю из далекого декабря.
— Не лучшее место для противоправных деяний. Здесь меня начнут искать в первую очередь, — пальцы одной руки сжимали приподнятый подол, другой — ремешки скинутых с ног босоножек.
Тони обогнул автомобиль, небрежно щелкнув брелоком. Глаза блестели, однако улыбки на лице не замечалось.
— Противоправных? — голос прозвучал совсем негромко, когда он оказался рядом. — Законом не запрещено воровать хорошеньких девушек с выпускного вечера.
Шаг навстречу.
Морской бриз нисколько не охлаждал горящих щек.
Только трепал темные волосы и волновал тонкий подол, вызывая столп легких мурашек по коже.
— То есть, это часть твоего хитросплетенного и многоступенчатого коварного плана, — я не знала, задавалась ли вопросом или утверждала.
— Не без этого.
Мозг отказывался анализировать происходящее, и, наверное, это было к лучшему.
Потому что я совершенно не понимала, зачем он отбирает у меня туфли и приглашающе протягивает свободную руку.
Ноги проваливались в песок вопреки шагам, которые ускорялись с каждым мгновением. Тормозили. Коленки подгибались, точно рисковали сломаться, если он решится прибавить ходу.
А уличный фонарик на веранде горел, служа путникам маленьким маяком.
Декабрь и важные сугробы. Стивен и Наташа, чьи шутливые «переругивания» уносит за море ветер. Метель за окном и выжигающий взгляд темных глаз.
Здесь было слишком тихо.
Бриз гулял по веранде, огибая отдающие ностальгией плетеные кресла. Желто-оранжевый свет мазал ступени, приглашая войти.
Один дом, но такой иной в разное время года.
— Джарвис здесь? — первая фраза, пророненная после затянувшегося в пути молчания.
Тони отворил ключами дверь, пропуская меня вперед.
— Нет. Фонарь я еще вечером зажег, — добавил он, проследив за моим вопросительным взглядом, обращенным к маленькому «маяку».
В гостиной горел электрический камин, а лестницу на второй этаж освещало тусклое
Про «план» он явно не солгал. Становилось даже обидно от того, настолько я предсказуема, если Старку удалось все просчитать и заманить меня на подготовленную территорию. Вопрос, в который было бы заключено все негодование, не успел оформиться — фигура, показавшаяся на пороге кухни, держала в руках увесистого вида бутылку виски.
— Медовый «Джек», — он гордо взмахнул сосудом с нежного, янтарно-золотистого цвета жидкостью. Светло-желтую этикетку венчала пчела. — Тебе должно понравиться. В противном случае, мне пришлось бы спиваться в одиночестве, — поделился Тони, словно прочитав каким-то сверхъестественным образом мои мысли.
— Или с Хэппи, — я аккуратно пристроила сумочку на тумбе, шествуя вглубь гостиной.
— Чтобы слушать его стенания о несостоявшейся личной жизни? — Старк шутливо фыркнул, а в следующий миг помещение огласил скрежет пробки. — Не лучшая альтернатива завершению выпускного вечера.
Ладошка мигом взметнулась вверх и прижалась к губам. Тони, не получив никакой ответной реплики, обернулся, а затем напряженно нахмурился:
— Что-то…
— Мы пропустили церемонию выбора короля и королевы, — я осела в глубоком кресле, смотря на него, наверняка, взглядом, словно на Землю только что обрушился как минимум метеорит.
Старк кусал губу, пытаясь понять, серьезно меня это беспокоит, или же я за мгновение научилась столь искусно притворяться. А потом вдруг прыснул, пристраивая бутылку на столик и…
— Это важно! — он не успел раскрыть рта, как я бессильно хлопнула ладошкой по колену, не выдерживая от того, какой он непроходимый…
— Пеппер, — Тони приблизился к креслу, грозной тучей нависая сверху. Или, разумней сказать, — волнующей тучей. Слова мигом улетучились из черепной коробки, уступая звенящей пустоте, которую медленно и стремительно затапливал этот терпкий кофе под рядом длинных, пушистых ресниц. Вздох — язык проходится по губам, магнитом перетягивая все внимание. — Это хрень собачья, — и в следующий момент они быстро мажут мои губы, не давая возможности опомниться или что-либо возразить. — У меня есть оливки и маленькие бутерброды с икрой! — доносится его стремительно удаляющийся голос, а затем слуха достигает хлопок дверцы холодильника. — Это в сто раз круче, чем визг Норы Уэшвилл, когда ей «неожиданно» нахлобучат на голову корону.
Улыбка тронула губы. Губы, которые мелко покалывало от этого недо-поцелуя.
Не стану говорить, что я всерьез волновалась об упущенном событии. Вполне возможно, Тони бы даже избрали королем. Но держать марку и вредничать для вида было практически жизненно необходимо.
Привычка — страшная вещь.
Бутерброды оказались лучшим дополнением разливающемуся по стаканам медовому золоту, которое на самом деле пилось неожиданно легко и умиротворяло своей мягкостью на языке.
Я успела сползти с кресла на пол. Тони сидел напротив, прислонившись спиной к журнальному столику, который то и дело намеревался отъехать назад, пока, наконец, не плюнул на бестолковые попытки придвинуть его обратно и не растекся по ковру, опираясь на согнутую в локте руку.