Мое побережье
Шрифт:
Тони катастрофически близко. Настолько, что смешивается дыхание.
И я что-то ему говорю. Какую-то глупую, несусветную ерунду, воспаленный бред прямо на ухо пересохшими губами.
Позвоночник выгибается над постелью, когда он начинает двигать пальцами сильнее и резче. Казалось, легкие нет-нет, да откажут. Просто пошлют меня к чертовой бабушке на пару с лихорадочно стучащим о ребра сердцем, грозящим пробить в грудной клетке дыру.
Оставляя внутри лишь плавящее мозги желание.
Низ живота свело, ноги вдруг дернулись, резко
— Тони…
Дыхание перехватило, а потолок перед глазами вдруг потемнел и поплыл.
Как из-под воды — слышится голос Старка, хриплый, неузнаваемый. Где-то совершенно далеко, за пределами досягаемости и всяческого понимания. И вдруг — жалобный всхлип исчезает под жестким напором губ, одновременно с тем, как он входит в меня резким толчком.
Продолжая что-то невнятно шептать, с откровенно паршивой выдержкой выстанывать в рот какие-то слова, влетать руками в натужно скрипящую спинку кровати. И этого так много.
Это выбрасывает за грань, где на несколько бесчисленных секунд все перестает существовать.
Он — повсюду. Вынуждающий задыхаться от своего потрясающего, напрочь уничтожающего мозги мужского запаха, не реагирующий на то, как я отчаянно сжимала его плечи.
Не дающий привыкнуть к ощущениям совершенной заполненности, двигающийся с каждым толчком все размашистей.
Я глухо замычала, от переизбытка эмоций кусая его нижнюю губу, когда Тони подхватил меня под коленом и закинул одну ногу на свой согнутый локоть так, что угол проникновения изменился.
Встретиться глазами с его горящей темнотой.
— Моя, — сбивчивым, полубредовым шепотом, своим невероятным голосом, — так сильно… боже…
Он тихо стонет, в последний момент успевая рывком выйти и сжать пальцы на члене, кончая мне на живот.
Бессильно наваливаясь сверху, утыкаясь лбом в шею.
Я не знаю, сколько мы лежим так в абсолютной тишине, разбавляемой шумным, постепенно успокаивающимся дыханием, да шелестом разыгравшейся стихии.
Тони одним тяжелым движением откатился в сторону и даже умудрился подтянуться головой к подушке. Он несильно отстранил меня, но лишь затем, чтобы в следующий момент протиснуть руку под мою голову и заключить в кольцо объятий, прижимая к собственной груди.
Дышать при подобной близости было сложно, и все же я ни за какое золото мира не отодвинулась бы. Наверное, мои волосы лезли ему в лицо. Только Тони никак не откликался на окружающие раздражители.
Удобней устроившись у него под боком, я принялась лениво водить короткими ногтями по его спине, глупо улыбаясь, когда он промычал нечто одобрительное. И еще сильней — стоило ему взять меня за руку и подтолкнуть ладонь вверх, к голове, призывая запустить пальцы в волосы.
— Ты засыпаешь?
Ответом на тихий шепот служило слабо различимое «угу».
Я уткнулась носом в его грудь, чувствуя, как сердце разрывается от бьющей
Только слишком много волос на теле для ребенка. Скорее, неразумное дитя напоминала я, мечтающая остаться в этой кровати как минимум на вечность.
Лежать с кем-то вот так было невероятно.
Хотелось растянуть момент и запечатлеть в памяти каждую минуту сильнее, чем собственное имя. Да хоть бы я его совсем забыла. Лишь бы помнить, какая у него потрясающе гладкая кожа спины, и помнить, как немыслимо идеально находиться в его руках. Дыхание Тони постепенно выравнивалось, а тело расслаблялось.
Прошел ощутимый промежуток времени, прежде чем я поняла, что он действительно заснул; по коже бежали легкие мурашки от ветра, задувающего в приоткрытое окно, однако вставать, дабы захлопнуть створку, было выше моих сил. Я осторожно потянулась к сдвинутому куда-то в ноги одеялу и, стараясь не потревожить Тони, в несколько быстрых движений расправила то и накинула на нас обоих. Возвращаясь под теплый бок, к плотнее сплетшихся с моими ногам.
Никогда прежде я не испытывала такого всепоглощающего спокойствия и умиротворения. Кажется, я начинала понимать всех тех «взрослых», что критически нуждаются в отдельной спальне с непременно большой, двуспальной кроватью.
В голове была блаженная, гудящая пустота. По стеклам бил дождь, и, наверное, на утро придется вытирать пол от натекшей воды…
Я не заметила, как начала тонуть в объятиях дремы.
***
Проснувшись не намного раньше Старка, я обнаружила, что за ночь он успел знатно перекрутиться, вытолкать одеяло куда-то за свою спину и съежиться от холода; впрочем, именно дискомфорт от прохлады стал причиной моего раннего пробуждения. Я свернулась клубочком, пытаясь протиснуться спиной к груди Тони, между его тяжелыми руками и согнутыми в коленях ногами, однако он оказался на редкость неповоротливым. Создавалось впечатление, что я пыталась сдвинуть с мертвой точки скалу. Несильный пинок — и частично влезть в желанное пространство получается; Старк не повел и усом. Воспользовавшись его бессознательным состоянием, я потянула поперек своей талии его руку, и губы моментально расплылись в бестолковой улыбке, потому что он по инерции прижал меня к себе.
На самом деле, в вынужденной позе приятного было мало: мой бок давно затек, а сжатый мочевой пузырь очень сильно давал о себе знать, вынуждая невольно вспомнить виски, который мы пили вечером. К тому же, лежать без дела — занятие не самое веселое. Да только отодвигаться от Тони отчаянно не хотелось.
Он проснулся, когда я начала было думать, что больше терпеть мой организм не способен. Все еще пребывая в состоянии легкой дремы, перевернулся на спину и потер глаза, свободной рукой ощупывая пространство справа от себя и натыкаясь на мое бедро.