Могилы из розовых лепестков
Шрифт:
— Как ты собираешься объяснить свою татуировку своему отцу? — спросил он.
Я изучала это маленькое слово.
— Я скажу ему, что это напоминание о том, что ничто не длится вечно.
Каджика уставился на пустую ровную полосу дороги перед нами, в то время как вентиляционные отверстия машины испускали потоки тепла, которые звучали как долгие гудящие вздохи.
— Я отложила кое-какие вещи для Гвен. Ты можешь отнести это ей после того, как высадишь меня?
Он кивнул.
— Тебя пугают фейри? — спросила я его, когда на обочине дороги появился знак, приветствующий нас в Роуэне.
— Нет.
— Тебя
— Нет.
— Действительно? — я повернулась к нему на своём сиденье. — Ничего?
— Страх приходит от неизвестности.
— И ты считаешь, что знаешь всё?
— Да, — ни в его голосе, ни на лице не было самодовольства. Он был серьёзен. — Я вкусил смерть. Мне причинили боль и пытали. Меня оторвали от людей, которых я любил. Чего ещё бояться, Катори?
— Фейри пытали тебя?
Он улыбнулся мрачной улыбкой, которая вовсе не была улыбкой, хотя и походила на неё.
— Что они с тобой делали? — спросила я.
— Они жгли меня… пытались задушить. Могу я дать тебе несколько советов, или ты скажешь мне, что я несправедлив к твоим друзьям?
— Я последую твоему совету.
— Если они выпустят свою пыль, зажми нос и задержи дыхание. Пока ты её не вдохнёшь, она на тебя не подействует.
— Я запомню это.
— Пыль может проникнуть в твои глаза, но не быстро.
— Сколько сил ты конфисковал?
— Двадцать две. Я отдал большую часть обратно.
— Это связано со временем? Как приговор? Ты хранишь их определённое количество месяцев?
— Нет. Это выбор, выбор охотника. Если фейри извинится и будет вести себя хорошо в течение приемлемого периода времени, ты освобождаешь их силу.
— Значит, ты посчитал определённых людей не заслуживающими прощения?
Он кивнул.
— Ты, в конце концов, освободишь оставшиеся силы?
— Я мог бы вернуть пять из них, но две я всегда буду хранить.
— Почему?
Его пальцы крепче сжали руль.
— Потому что они принадлежат фейри, которые убили Ишту.
Дрожь пробежала по моему позвоночнику.
— Кто они были?
Кадык застрял у него в горле.
— Борго Лиф и Лайо Вега.
— Вега? Кто такая Лайо Вега?
— Мать твоего друга-фейри.
— Круз сказал мне, что она мертва.
Концентрированный гнев пульсировал в его шее.
— Если бы это было так, её сила не была бы всё ещё внутри меня.
Круз солгал мне. Снова. Было ли что-нибудь из того, что он мне сказал, правдой? В машине повисла тяжёлая тишина.
— Почему они убили Ишту?
— Они сказали, что она оказалась не в том месте, не в то время.
— Почему ты конфисковал их силу? Почему ты просто не убил их, Каджика?
— Лишить фейри силы всё равно, что отрезать ему нос.
— Ты думал, унижение было достаточным наказанием?
— Нет, — сказал он, его голос был глубоким, как раскат грома.
От этого у меня по спине пробежали мурашки.
— Катори, я не хочу говорить об этом с тобой. Мы не друзья.
Это было больно. Притворяться, что это не так, было бы ложью. Однако он был прав. Мы не были друзьями. Друзья помогали друг другу. Конечно, он спас меня в Раддингтоне, но как я ему помогла? Одежда, которую он носил, была подарена ему моим отцом. Дом, в котором он жил, принадлежал Холли. Он открылся мне, поделился секретами и советами, в то время как я поделилась только своим желанием остаться человеком и своим искушением стать фейри.
Остаток пути мы проехали в молчании. Когда он притормозил перед моим домом, я попросила его подождать. Я притащила две коробки с одеждой и обувью для Гвенельды и одну коробку с консервами, упаковками крекеров и аптечкой первой помощи. Может быть, сейчас они могли бы позволить себе это самостоятельно, но в случае, если бы они не могли, им не пришлось бы воровать.
Каджика затащил их в кузов грузовика.
— Спасибо, — не говоря больше ни слова, он вернулся к водительскому сиденью, забрался внутрь и закрыл дверь.
Обхватив себя руками, я попятилась и посмотрела, как он уезжает, и на мгновение мне показалось, что Блейк снова покидает меня. И это снова причиняло боль.
ГЛАВА 31. «ПАССАЖ»
Я не могла дождаться поездки в Бостон. Я проснулась до того, как солнце выглянуло из-за горизонта, и прибыла в аэропорт за три полных часа до своего рейса. Папа подождал, пока я пройду через охрану, а затем ещё немного подождал, пока приземлится самолёт Айлен.
Она сказала папе, чтобы он не тратил свои деньги на доставку, хотя это не было настоящей причиной, по которой она приехала в Роуэн. Настоящая причина заключалась в том, что я попросила её приехать. Я рассказала ей, что папа сделал с собой после того, как обнаружил тело мамы. Я не хотела, чтобы он был один. Я предполагала, что могла бы поручить кому-нибудь другому посидеть с отцом, но папе показалось бы странным, если бы этот человек настоял на том, чтобы переночевать у него. К тому же Айлен была такой болтливой, что отвлекала его от любых мрачных мыслей.
Полёт не был таким беспокойным, как по дороге сюда. Мне не нужно было хвататься за подлокотники или делать успокаивающие вдохи. На путешествие, которое на следующий день заняло бы у меня десять часов, ушло два часа. И это при условии, что погода останется хорошей. Снег замедлил бы меня. Я проверила прогноз, и снегопада не предвиделось, но погода в Новой Англии была переменчивой.
Я взяла такси до общежития. Коры там не было, и я могла собраться спокойно. Если бы она была рядом, я бы почувствовала необходимость завести разговор. Я набила три сумки одеждой, книгами и туалетными принадлежностями. У меня было не так много личных вещей, кроме этих, только одна фотография моей семьи в рамке на прикроватной полке, сделанная в день ориентации. Мама надела тёмные очки, чтобы скрыть слёзы.
Я засунула фотографию в рамке между двумя шарфами, затем переоделась в свою любимую пару брюк — чёрные кожаные леггинсы, которые я купила на первом курсе колледжа, — и мешковатый фиолетовый свитер. Я застегнула молнию на последней сумке, затем одну за другой отнесла их в свою машину, которая была припаркована снаружи, замаскированная двумя дюймами покрытого коркой снега. Потребовалось несколько попыток, чтобы поднять багажник, так как он был намертво заморожен. Я не могла дождаться весны.