Мои 365 любовников
Шрифт:
– Однако, господин шеф, моя подруга – бедная вдова, даже если она и вдова весёлая, а вдов и сирот, как известно, нужно поддерживать, об этом даже в священном писании сказано, не так ли? В таком случае вы должны войти в положение и отдать Пепи свой первоклассный клоповник за четыреста гульденов! Наличными на стол? У вас, говорите, заболевание глаз? Ай, ай, ай, не внизу ли, в какой-то мере, находится очаг вашего заболевания? В совсем незначительной мере, конечно?
Произнося эту тираду, продувная Штеффи вовсю орудовала внизу и уже давно сжимала в руке его поварешку! Я со своей стороны щекотала ему подбородок и делала безумно влюблённые глазки, а Штеффи между тем «с упоением» прошептала:
– Ну, наверное, наш малыш
Как только хвост владельца кафе сказал «да», Штеффи подняла совершенно мокрую руку и со смехом вытерла её надушенным носовым платком! Коротышка стонал, потел и извивался от похоти, так хорошо его «просвирке» давно уже не было! Спустя час, выложив четыреста гульденов, я стала госпожой владелицей кофейни! Сотню он сбросил за сеанс блестящего сдрачивания, этот номер ему дорого обошёлся!
Первым делом мы со Штеффи закрыли заведение на три недели и пригласили ремонтников. Слесарь, столяр, маляр, обойщик, стекольщик, новый водопровод, газ и даже электрическое освещение! Электричество было самым замечательным приобретением! Переднее помещение в ходе переоборудования стало несколько меньше, здесь теперь стояло только четыре или пять простых, непокрытых столиков. Это был «погребок» для извозчиков, речников, шоферов и прочего мелкого люда. Они могли выпить там свою кружку пива и перекинуться в карты! Однако в задней половине всё должно было выглядеть очень изысканно! Здесь мы устроили небольшие ложи, ниши с бархатными портьерами и маленькими, миниатюрными софами внутри, на которых можно было сидеть только тесно прижавшись друг к другу. Но изюминкой этих апартаментов была крошечная, оклеенная красными обоями комнатка с турецким диваном, по которому было разбросано множество шёлковых подушек. Дверь открывалась только наружу!
Электрическое освещение в каждой ложе было своего цвета, и мужчина, находившийся там с девицей, в любой момент мог сам его выключить! Всё это было идеей Штеффи, она приняла участие в предприятии, вложив со своей стороны двести гульденов. В ту пору как раз услышали о «кабаре», мода на которые пришла из Парижа. Это такие маленькие «ресторанчики», в которых по вечерам собираются всякого рода деятели искусства: актёры, живописцы, музыканты, и где они весело проводят время и пьют. У нас имелся также крохотный подиум, «эстрада», совсем как в Париже, и каждый, кто хотел, мог взойти на него и выступить, как это происходит на фестивалях народной песни! Здесь и слушатели получали удовольствие и сам исполнитель! Мы стремились завлечь к себе как можно больше людей от искусства, особенно много их знала Штеффи.
В переднем помещении, в погребке, прислуживала пухленькая, «с перчиком» официантка, черноволосая Розль. Она подавала посетителям пиво и иногда позволяла ущипнуть себя за задницу. Однако для внутренних апартаментов мы наняли пару действительно симпатичных девиц, молоденьких проституток, которые в качестве официанток чувствовали себя комфортнее, чем на панели. Они носили короткие, завлекательно-пикантные платья, Риза – голубое, а Хелен – розовое. Им надлежало оказывать знаки любви и благосклонности господам артистам, но только в том случае, если их сытно накормили и напоили, не иначе! Штеффи знала также одного молодого, спившегося художника – звали его Ламхофер, который за несколько крейцеров очень весело и лихо разрисовал нам всё. В переднем помещении он изобразил венские типажи, а в задней половине – исключительно шикарных девиц, которые, высоко вскидывая ноги, демонстрировали округлые бёдра и белые кружевные панталоны. Рядом с ними кавалеры в лакированных туфлях! Кроме того, Штеффи заказала в типографии изящные карточки на розовой бумаге, где было написано:
МЫ
«Артистический рай»
Вена 1, улица Козырная, 2
Вино! Женщины! Песни! Искусство!
На первое время Штеффи взялась сама вести для меня дело, чтобы дать своей тёрке передохнуть и посмотреть, сможет ли она раскрутить нашу «шарманку». В течение всего дня она находилась в погребке, сидела за кассой и успевала приглядывать за всем! В белой кружевной блузке она выглядела исключительно аппетитно, полные смуглые груди очень живописно покоились на мраморной глади стойки, и женатые владельцы фиакров заглядывали глубоко в вырез. Но если кто-то решался до них дотронуться, он тут же получал по рукам, Штеффи была бабой «ядреной» и в таких случаях имела обыкновение всегда говорить:
– Задаром меня никто не потрогает!
Штеффи умела со вкусом сочетать вещи, и её упругие титьки, крепкие ляжки, большая округлая попа и шёлковые подвязки отлично гармонировали с богемным обществом. Правда, артисты и художники потянулись к нам только тогда, когда кафе уже некоторое время проработало и дела пошли в гору, поскольку пиво здесь всегда было свежим, обстановка опрятной, царила атмосфера весёлой непринуждённости, а симпатичная управляющая понимала всё с полуслова! И ещё в ту пору, когда велись работы по переоборудованию ресторана, она повсюду имела глаз и кое-что другое тоже! Она сумела прекрасно сторговаться с одним ремесленником, и когда тот слишком заломил, по её мнению, цену, она «податливыми» взглядами завлекла его в уголок и подобрала подол своих шелестящих юбок:
– Быстрей, быстрей, небольшой задаток! Малость задвинуть – никогда не грех!
Тогда господин мастер прижал Штеффи в задних комнатах, пока подмастерья работали, и в итоге всё обошлось дешевле. Штеффи была просто клад, всегда держалась меня и была честна как святая, пусть речь шла всего лишь о нескольких гульденах. Она экономила деньги, когда ей представлялась возможность сполна расплатиться траханьем. Между тем я ещё часто встречалась с Ферри, который теперь был очень занят на службе. Он, как и прежде, был внимателен, благороден и нежен, однако наши отношения в целом явно подходили к финалу, и в один прекрасный день он сказал мне:
– Послушай, Пепикем, ты самая сладкая из тех, кого я когда-либо знал, но послушай, так вечно продолжаться не может! У бедного Ферри нынче очень туго с деньгами, но к твоему двадцатисемилетию я в качестве возмещения подарю тебе одного еврея!
– Еврея? Да, Ферри, что же я с ним буду делать?
– Глупенькая, то же, что ты делаешь с другими мужчинами, – и по-венгерски добавил, – бараться! Сказочно богатый банкир, зовут его Игнац Грюнштейн и у него два миллиона капиталу! Если ты годик пообщаешься с ним, для тебя это будут золотые денечки, и ты на годы вперёд себя обеспечишь! Итак, отступное от Ферри: экземпляр богатого еврея!
Мне стало очень любопытно и капельку грустно оттого, что Ферри с такой лёгкостью меня отдаёт! Но разве я не была проституткой, само назначение которой переходить из рук в руки? Или Ферри, чего доброго, должен был жениться на мне? Разве не мило было со стороны Ферри хотя бы то, что он, по крайней мере, обо мне позаботился? Когда-то Ксандль просто вышвырнул меня на улицу, не задумываясь, что со мной станется.
В следующий вторник во время небольшого ужина в ресторане «Захер» Ферри представил меня господину Грюнштейну. Стол был очень красиво накрыт на три персоны, Ферри ещё успел сказать мне, чтобы я прикинулась совершенно целомудренной, это-де господину Грюштейну понравится. Вскоре тот появился. Это оказался здоровенный, широкоплечий человек с чудовищным брюхом, однако выглядел он достаточно крепко и был одет во фрак по последней моде с хризантемой в петлице. Он только беспрерывно потел, мой «Иги», как я стала позднее его называть.