Мои друзья скандинавы
Шрифт:
— Этим телефоном пользовался Ленин в те годы.
— Но мы-то от этого не получили никакой корысти! — отозвался главный инженер.
— А моральное удовлетворение разве не в счет? — улыбаясь, спросил его советский дипломат.
— Ну, тогда вы правы, — любезно согласился инженер… Но соглашался он, конечно, лишь из любезности. Потому, что в самом деле акционерная компания «Л. М. Эриксон» не могла получить никакой корысти от того, что принадлежавший ей до революции в Питере завод, после национализации расширенный и реконструированный до неузнаваемости, преобразился в «Красную зарю».
Впрочем, давно уже хозяин фирмы не мастер-изобретатель Ларс Магнус Эриксон, основавший это предприятие в Стокгольме восемьдесят лет назад, и не его дети, а финансовые воротилы страны Валенберги. Имя же Эриксона красуется на вывеске и потому, что нынешние финансовые магнаты не любят афишировать своего богатства, и потому, что оно связано с приятной шведскому сердцу романтикой изобретательства.
КУНГЕЛЬВ И АТОМНАЯ БОМБА
Романтика изобретательства во втором городе Швеции, Гётеборге, сочетается с романтикой морской. Это город моряков и рыбаков. Но сейчас он известен и своим заводом шарикоподшипников «SKF», которые были изобретены гётеборгским мастером и на которых, по заверению рекламы, земной шар вращается вокруг своей оси. На здешних знаменитых верфях, которые строят сейчас корабли и для Советского Союза, в свое время был спущен первый железный пароход. Гётеборгский автомобильный завод «Волво» производит превосходные легковые автомобили, отлично зарекомендовавшие себя и за рубежами страны…
На перекрестке у Малой площади — на высоком гранитном пьедестале памятник человеку в длинном сюртуке, в чулках, с бронзовыми бантами на башмаках. Вокруг памятника — клумбы, на которых лиловеют такие знакомые цветы… Да неужели ж это картофель? Но это и в самом деле картошка!
Статуя изображает гётеборжца Ионаса Альстрема, который завез в Швецию картофель и первым стал его здесь выращивать. Этот человек бесспорно заслужил благодарность шведов, которые ныне не могут представить ни себя, ни родину свою без картофеля…
Чтобы пройти к Музею мореходства от того дома, где я жил в Гётеборге, надо было миновать небольшой двухэтажный старинный дом — оберегаемый памятник архитектуры начала XVIII века. Это дом знаменитого морского разбойника Ларса Гатенхьельма, последнего шведского корсара.
В рыбной гавани еще теснились к стенкам причалов белые борта рыбацких мотоботов, но знаменитый рыбный аукцион уже кончился. С площади медленно уходили груженные ящиками с сегодняшним уловом последние грузовики. Моечные машины смывали следы торга и острый запах свежей рыбы. Под островерхой шатровой крышей рыбного рынка («храма рыбы», как его называют здесь) было полно людей.
У живорыбных садков, у прилавков, игравших трепещущим серебром трески, окуней, палтуса и макрели и бронзовой свежекопченой салаки, сельди, ряпушки, угрей, у наваленных горками устриц, розоватых креветок, темно-коричневых крабов и черных больших омаров, лежавших поодаль от разной морской мелочи, хозяйки деловито выбирали подходящий товар. А на углу, за рынком, в рыбацкой таверне, в ярко-желтых непромокаемых робах рыбаки подкреплялись черным кофе и пенили в кружках прославленное гётеборгское пиво…
Перед Музеем мореходства, у подножия пятидесятиметровой башни, увенчанной статуей жены моряка, меня уже ждали друзья, с которыми я собирался поехать в маленький древний городок Кунгельв.
Когда думаешь о скульптурном облике «западных морских ворот» Швеции, или «маленького Лондона», как часто называют Гётеборг, то память подсказывает не многочисленных королей на постаментах и даже не статую основателя города Густава Адольфа с указующим перстом, мол, «здесь будет город заложен», — а эту высокую колонну, во многом схожую с той, что высится на Трафальгарской площади в Лондоне. Но на вершине ее не знаменитый адмирал Нельсон, прославленный победами на море, а безымянная, неизвестная женщина. Стоит она перед Музеем мореходства на высокой колонне у набережной реки Гёта. Голова ее непокрыта. Западный ветер развевает волосы, срывает повязанную у шеи косынку, относит в сторону тяжелый подол юбки. Но женщина, не уступая ветру, изо дня в день пытливо всматривается в даль, в сторону близкого моря, ожидая, не покажется ли мачта знакомого корабля. На руках несмышленыш-младенец, еще не ведающий о долготерпении, о тревогах и горестях своей матери — жены моряка, во славу которой воздвигнута эта колонна.
От многолюдного промышленного Гётеборга до тихого провинциального городка Кунгельв рукой подать. Но Кунгельв намного старше своего знаменитого шумного соседа. Недавно он праздновал тысячелетие и не всегда был таким тихим и скромным, как сейчас.
Выросший в дельте реки Гёта, в древние времена Кунгельв был людным торговым городом.
Сложенная из дикого камня крепость с высокой круглой башней оберегала вход и выход к морю из самой судоходной реки в стране.
Но не этой старинной крепостью, не курортом — а он тоже не из последних — знаменит Кунгельв. Здесь в 1101 году встретились три короля — норвежский, датский и шведский — и поклялись в том, что между их странами отныне воцарится вечный мир!
Клятва эта увековечена в Королевской саге знаменитого исландского средневекового ученого Снорри Стурлуссона. Клятва о вечном мире! Но, увы, дать такую клятву легче, чем сдержать.
Прошло всего лишь тридцать четыре года, после того как была дана клятва, и славный торговый город Кунгельв был разорен и дочиста сожжен викингами, пришедшими с юга, из Дании.
От замка остались руины, но и они сейчас кажутся неприступной твердыней…
После второй мировой войны, через восемьсот пятьдесят лет, жители Кунгельва снова вспомнили о клятве трех королей и воздвигли на месте их встречи памятник.
Видно, даже неосуществленные благие намерения, которыми, как гласит пословица, вымощена дорога в ад, заслуживают увековечения в бронзе и камне.
Рейсовый автобус Гётеборг — Кунгельв за полчаса доставил меня из Гётеборга в Кунгельв на площадь, прямо к памятнику трем королям.
Спешившиеся, коренастые, без военных доспехов, стоят они на шершавом, неровно отесанном гранитном кубе. За спиной королей вздыбился конь. Каждый из королей ниже обычного роста, и поэтому они кажутся переодетыми во взрослых детьми, играющими в викингов.