Молчать, чтобы выжить
Шрифт:
— Да нет, не может быть… Чушь какая-то.
Татьяна встретила его приветливо. Обняла и сказала капризным, ребячливым голосом:
— Почему ты не приезжал. Мне здесь страшно скучно без тебя.
— Ничего, недолго осталось, — ответил Лев Анатольевич.
Он поцеловал Татьяну в губы, скользнул губами по ее нежному, маленькому ушку и вдруг замер. На шее девушки темнели характерные кровоподтеки. Камакин издал тихий горловой звук.
— Что случилось? — встревожилась Татьяна. — Что с тобой?
Лев Анатольевич отодвинул от себя девушку и внимательно посмотрел ей в глаза. Затем повернулся и решительно зашагал в спальню.
— Да что случилось-то? — удивленно спросила она. — Куда ты идешь?
Камакин вошел в спальню, подошел к кровати и откинул одеяло. Он тщательно исследовал простыню, затем встал на колени и заглянул под кровать.
— Да что с тобой? — тревожно спросила Татьяна.
Камакин встал на ноги, повернулся к Татьяне и, размахнувшись, влепил ей звонкую пощечину. Удар был такой сильный, что Перова отлетела к стене, больно ударившись бедром об тумбочку.
— А-а… — застонала она, сморщившись от боли.
Однако Камакина этот возглас не успокоил. Он подскочил к Перовой и принялся хлестко и методично бить ее по лицу.
— Шлюха… Мерзкая шлюха… — приговаривал он, осыпая ее пощечинами.
Татьяна взвыла белугой, и тогда Камакин ударил ее кулаком в подбородок. Перед глазами у нее вспыхнула молния, и в следующий момент она поняла, что лежит на кровати. Татьяна попыталась встать, но Камакин снова оказался рядом. Он придавил ее коленом к кровати и продолжил избиение. Татьяна захлебывалась в рыданиях.
Наконец Камакин устал. Тяжело дыша, он сел на кровать. Перова плакала, закрыв лицо руками. Губы ее были разбиты в кровь.
— За что? — рыдая, проговорила она. — Что я тебе сделала?
— Ты, кажется, держишь меня за идиота? — холодно произнес Лев Анатольевич. — От этого Фантомаса разит твоими духами. А твоя шея… — Он брезгливо поморщился. — Это он поставил тебе столько засосов? И это его сраные носки валяются у тебя под кроватью?
— Я не понимаю, о чем ты…
— Заткнись, сука! — В голосе Камакина звенела лютая ненависть. — Заткнись, пока я тебя не прикончил. — Он покачал головой. — Это ж надо, изменить мне с этим ничтожеством! С этим жопоголовым Эйнштейном-Франкенштейном!
Лев Анатольевич нервно хохотнул. Но секунду спустя лицо его снова потемнело.
— Ты, ничтожество, вытри морду и собирай манатки, — жестко сказал он. — И чтобы духу твоего здесь не было.
— Ничтожество? — Татьяна шмыгнула носом и яростно вытерла нос рукавом кофточки. — Это не я ничтожество, это ты ничтожество! — Глаза девушки яростно заблестели. — Что ты можешь без него, а? Тебя нет! Ты пшик! Пустое место! Ноль без палочки!
— Заткнись.
— Ты думаешь, что ты самый умный, да? — Перова ухмыльнулась и покачала головой. — Да ты уже завтра будешь сидеть на нарах. Думаешь, мне нечего рассказать? Придурок. Жалко, тебя немец не прикончил! А знаешь, кому я позвоню? Турецкому! Слышал о таком? Нет? Это старший помощник генерального прокурора! Он тебя быстро запакует в цемент. Тогда тебе не удастся обобрать Павлюкова. Он гений, а ты дерьмо! Он продаст «осмий», и мы с ним уедем на Карибы, а ты будешь гнить в тюрьме. В тюрьме, понял? На нарах! Гнить! Живьем гнить! Уж я об этом позабочусь! Я сейчас же…
Камакин схватил девушку за шею цепкими пальцами.
— Ты никому ничего не расскажешь, — глухо прорычал он, сдавив шею Перовой так, что ее заплаканные глаза вылезли из орбит. — Никому… Ничего…
Перова захрипела.
— Отпус… отпусти… — краснея от напряжения, проговорила он.
— Это ты будешь гнить, стерва, — с ненавистью приговаривал Камакин, еще сильнее сдавливая ей шею. — В земле… рядом с червями…
Лицо Перовой налилось кровью. Она пыталась оттолкнуть от себя Камакина, но у нее не получалось. Из носа девушки вытекла тонкая струйка крови. Судорожным движением она вцепилась Камакину ногтями в лицо. Он остервенел еще больше.
— Ты еще сопротивляешься?.. Стерва…
Пальцы девушки ослабли. Ее руки безвольно упали по бокам тела. Ослепленный безумной яростью, Камакин еще несколько секунд держал ее за шею, пока она не затихла совсем. Потом медленно, как бы нехотя, разжал пальцы. Голова Перовой свесилась набок.
Камакина сковал ужас.
— Таня… — пролепетал он одними губами. — Таня!
Он схватил Перову за плечи и оторвал ее от подушки.
— Танечка! — быстро лепетал он. — Очнись, солнце мое!
По щекам Льва Анатольевича потекли слезы. Он принялся трясти безжизненное тело девушки, не в силах поверить в случившееся. В дверь постучали.
— Лев Анатольевич! — окликнул из-за двери зычный голос охранника. — С вами все в порядке?
— А? — Камакин повернулся к двери. — Что?
— Лев Анатольевич, можно войти?
Камакин посмотрел на девушку, потом снова перевел взгляд на дверь. Лицо его побледнело.
— Нет! — крикнул он срывающимся голосом. — Не входить! Со мной все… в порядке.
— Ну извините.
Тяжелые шаги охранника загромыхали по крыльцу. Некоторое время Лев Анатольевич сидел на кровати, испуганно и рассеянно глядя на обезображенное гримасой боли лицо Перовой. Затем, охваченный внезапным страхом, оттолкнул ее от себя и вскочил на ноги.
— Я не хотел, — хрипло проговорил он. — Ты сама. Ты сама виновата.
Девушка не отвечала. Камакин взъерошил пальцами волосы и принялся нервно расхаживать по комнате.
— Успокойся, — тихо увещевал он себя. — Главное сейчас — это успокоиться. Все будет в порядке. Все будет в полном порядке. Ты и не в таких передрягах бывал…
Внезапно он остановился и посмотрел на труп Перовой безумно сверкающими глазами.
— Закопать, — тихо проговорил Лев Анатольевич. — Нужно ее закопать. — Он дернул головой и спросил сам себя: — А охранники? — От напряженной работы мысли лоб Камакина покрылся глубокими морщинами. — Охранников нужно отослать, — жестко произнес он. — Услать их отсюда, к чертовой матери!
Стараясь смотреть в сторону, он сдернул с кровати плед и укрыл тело девушки. Затем сел в кресло и немного передохнул. Мускулы на руках ныли так, словно он весь день выжимал пятидесятикилограммовую штангу. Лев Анатольевич достал из кармана сигареты, вставил одну в рот и трясущимися пальцами выщелкнул пламя из зажигалки. Сигарета скакала в губах как сумасшедшая. С большим трудом ему удалось закурить.
Постепенно боль уходила из рук, напряженные мышцы расслаблялись. Через несколько минут пальцы перестали дрожать, а в голове все прояснилось. Камакин посмотрел в окно и подумал: «Через час начнет темнеть. Охранников я отправлю отсюда. Павлюков сейчас наверняка возится со своими пробирками. Он очень увлечен и ничего не услышит, даже если у него над ухом выстрелят из пушки». Ситуация была скверная, но не безвыходная. Затушив сигарету в пепельнице, Лев Анатольевич поднялся из кресла.