Молодинская битва. Куликово поле Грозного Царя
Шрифт:
Вот именно эти народности и начали постепенно тяготеть к Московскому государству и стремиться под руку русского государя.
Это одна из причин, по которой надо было спешить ударить по Казани и освободить от её зависимости многие народности. Да и в самом хамстве были уже значительные силы, которые стремились не только к миру с Московией, но и к вхождению в её состав.
Иоанн выслушал соображения воеводы и митрополита и заявил уже с твердостью, ибо совет окончился и наступило время волю государеву объявить:
– Походу быть! Поход подготовить к началу декабря. Идём на Казань, а там, как Бог укажет. Сподобит взять Казань штурмом, возьмём, коли нет, встанем твёрдо на волжском правобережье, показав силу свою недругам и защиту тем, кто стремится к нам под руку.
Началась
Как и повелел царь и великий Иоанн Васильевич, выступили со всех концов государства воинские отряды во Владимир, где был объявлен сбор русского войска. Планировалось по зимнему пути двинуться на Казань, да погода в осеннем месяце-ноябре, на Руси зачастую морозном, оставалась мягкой, слякотной, не похожей даже на позднюю осеннюю, а не то, что зимнюю.
6 декабря 1547 года в день памяти святого Александра Невского отстоял государь молебен в Успенском монастыре Московского Кремля, а наутро простился с любою своей Анастасией, сел на коня, да и отправился в путь верхом, как и сопровождавшая его стража. Не любил государь без надобности в возках разъезжать, тем паче, когда за ним дружина в конном строю следует.
Москва проводила мокрым снегом, перемешанным в дождём. Когда добрались до знаменитого Боголюбова, где принял свою мученическую смерть великий князь Андрей Юрьевич Боголюбский, немного распогодилось.
Остановил государь коня перед церковью Рождества Пресвятой Богородицы и сказал сопровождавшим боярам:
– Хочу поклониться памяти святого благоверного князя Андрея Боголюбского.
Зашли в тишину и полумрак церкви, построенной на том самом месте, где, по преданию, был удостоен благоверный князь Явления и Откровения Царицы Небесной 17 июля 1157 года. Более четырёхсот лет минуло, а живо в памяти людской то событие.
Митрополит Макарий в походе на Казань с первого дня рядом. Вот и теперь вместе с юным государем под своды церкви старинной вошёл.
– Ты мне много сказывал, отче, о важных исторических событиях, да и об этом сказывал, – заговорил государь, – Помню о Явлении и Откровении, помню. А теперь подробнее поведай, коль скоро мы здесь, на месте этом святом с тобой оказались.
Митрополит сделал несколько шагов вперёд и остановился возле главной святыни церкви – у иконы, носящей наименование «Боголюбской». Начал издалека, своим приятным, словно одаривающим теплом и благодатью голосом:
– Давно это было, государь мой, Иван Васильевич. Очень давно. Сел в ту пору на киевский стол великий князь Юрий Долгорукий. А на Вышгородский стол, город такой близ Киева, посадил сына своего Андрея, самого деятельного, отважного, мудрого из сыновей. В городе том монастырь был, в храм которого поставил великий князь икону Матери Божьей, привезённую ему купцами из Константинополя. А была та икона писана самим евангелистом Лукой на доске стола, за которым Пречистая с Сыном Своим трапезовала. Представил Лука икону Пречистой, а она глянула на неё и изрекла пророчески: «Отныне ублажат Меня все роды. Благодать Рождшегося от Меня, и Моя с этой иконой да будет!».
– Но то речь, сколь помню, об иконе Владимирской, – молвил государь, – Той, что ты спасал в пожар, из Успенского монастыря вынося… А перед нами икона другая… Боголюбская. Напомни её историю…
– Да, да, верно говоришь, государь, верно. Пречистая о благодати сказывала. Так вот. Как пошатнулась в давние времена вера в Иерусалиме, так и ушла икона в Царьград, а, когда и там безверие людей коснулось, перенесли икону купцы, волею Пречистой в Киев, в дар князю Юрию Владимировичу Долгорукому. Он и поместил её в Вышгородский девичий монастырь. Но, видно, в погрязшей в братоубийственной бойне киевской земле не место было святой иконе. И как раз в ту пору князь Андрей Юрьевич стал часто заходить в храм и молиться перед иконою этой, прося Пречистую воротить его в любую землю суздальскую из нелюбой ему киевской земли, где поставил его править отец, желавший постоянного иметь его рядом с собой как мудрого советника. И вот однажды сообщили князю Андрею, что с иконой, евангелистом Лукой писаной, чудеса происходить
Закончил свой рассказ митрополит, да и пора было продолжить путь. Но прежде отправились всей свитой в Храм Покрова на Нерли, что заложен был по воле Боголюбского спустя год после событий на развилке Владимирской и Суздальской дорог. Помолились в удивительном храме, нетронутом ни непогодой, ни нашествиями иноплеменными, коих много он поведал на своём веку.
Ну и снова в путь. Войска ждали во Владимире, где был назначен сбор пехотных полков и артиллерии. Ждали, как полагал государь, в полной готовности к походу.
Да только оказалось, что ещё не собралось всё войско. Кто-то указывал на распутицу, на то, что до сих пор не затвердели на морозе дороги. А как пушки, осадные тяжеленные, по слякоти везти.
Что ж, поручил быстро завершить сбор, а сам со свитой двинулся в сторону Новгорода. Вскоре с возвышенного места дороги столбовой приметил государь на взгорке в стороне от тракта красивый терем, окружённый ровным частоколом.
– А ну завернём, – сказал государь своим сопровождающим. – Богатый терем, в два житья. Так передохнём здесь.
Повернули. Частокол высок, верха и нетолстых, но прочных дубовых кольев, заострены. Надёжна защита для небольших отрядов разбойничьих, ну а уж если крупное войско пойдёт, то уходить придётся, бросая всё, что не унести с собой. Ворота прочные растворились, словно сами собой. Завидели слуги хозяина терема необычную группу всадников, да только и подумать не могли, что перед ними сам царь и великий князь Иоанн Васильевич.
Хозяин дворца, опешивший от неожиданности, к воротам вышел и отвесил низкий поклон. Был невысок, крепок, с виду не русский.
– Кто будешь? – спросил государь. – Да поднимись, не нужно шапку ломать. В гости приглашай…
– Княжич Жада, великий государь. От батюшки твоего славного, Василия Иоанновича поместье сие отец мой получил. Верно служил он Москве, и я служить рад. Будь гостем, государь великий.
Немало уже татарских родов служило Московскому государств, подобно царевичу Касиму. Надоел им разбой, потянуло которых к жизни мирной, человеческой. Щедро награждали таковых русские государи, давали равенство в титулах с князьями да боярами своими.