Молодость Мазепы
Шрифт:
— Ну, что ж теперь он? — произнес первый, понижая голос.
— Роет землю! Да о нем что! «Катюзи по заслузи!» Вот нам надобно поразмыслить, как свои души уберечь.
— Да как же? Что тут придумаешь?
— Есть способ, — понизил голос второй собеседник и, нагнувшись к первому, произнес совершено тихо, — переменить «покрышку».
В это время послышались шаги хозяина; собеседники умолкли.
Но Мазепе больше ничего и не нужно было; подождавши, пока они распили молча свою пляшку венгржины и вышли из шинка, он также встал и, довольный донельзя приобретенными им сведениями, отправился по направлению к дому Варавки.
Было
— Итак, я приехал в самую счастливую минуту, — рассуждал Мазепа, шагая по темным узким улицам, — гетман раздосадован, обижен и напуган. Ха, ха! Подуло сибирным ветерком! Все это на руку! Отлично, отлично! Пожалуй, он поверит, что Москва хочет отдать правый берег ляхам! Что ж, и то гаразд! Ай да гетман-боярин, думал, что зажил вон до какой суды да славы, а выходит, что брехней-то свет пройдешь, да назад не воротишься!
29
В XVI и XVII веке в городских ратушах звонили вечером на «гашенье огня», после чего все горожане должны были тушить у себя огонь.
С такими веселыми мыслями Мазепа вернулся в дом Варавки и тотчас же заснул крепким и глубоким сном.
XLII
Утром, едва только Мазепа проснулся, к нему вошел Варавка и сообщил ему результаты своих вчерашних хлопот.
Он уже был в гетманском дворе, виделся там с одним своим родичем, который служит «сердюком» у гетмана, помазал, где нужно было, — не помажешь ведь, так и не поедешь, — и устроил так, что Мазепе можно будет увидеться сегодня с гетманом, только после обеда, так как с утра гетман отправляется к обедне. У ворот гетманских Мазепу будет поджидать тот же родич и проведет его к гетману. До этого же времени Варавка просил Мазепу не показываться на улицах, чтобы еще, храни Господь, не вышло чего.
— Только удастся ли тебе «уланкать» что-нибудь у гетмана, — заключил он, — все время, говорят, в наизлейшем гуморе пребывает.
Но Мазепа только улыбнулся на последнее замечание старика, поблагодарил его за хлопоты и согласился на его предусмотрительный совет.
Еще задолго до назначенного времени Мазепа занялся своим туалетом. Надевши под атласный жупан тонкую металлическую кольчугу, он набросил сверх него еще дорогой, парчовый кунтуш, опоясался широким турецким поясом, прицепил золоченую саблю, заткнул за пояс великолепные пистолеты и дорогой турецкий кинжал.
Осмотревши себя и решивши, что вид его довольно внушителен, Мазепа приказал казакам седлать своего лучшего коня.
Все это делал он в каком-то нервном волнении. Мысль о предстоящем свидании с Бруховецким ни на минуту не оставляла его, но и боязнь за свою жизнь беспокоила его. — Как встретит его гетман? Удастся ли ему убедить его или природная трусость Бруховецкого удержит его от рискованного шага? Вот какие вопросы волновали его.
Когда Варавка вошел в светлицу, то не узнал в преобразившемся красавце-казаке того молодого крамаря, каким к нему приехал Мазепа.
Наконец, все было готово.
Мазепа приказал на всякий случай своим казакам быть готовыми всякую минуту к отъезду
У замковых ворот его остановила стража, но узнавши, что он едет к гетману, пропустила его. Хотя гетманский дом и находился внутри замка, но был также огражден высокой каменной стеной с башнями и подъемными воротами. Здесь у ворот стояла гетманская стража, разодетая в богатые одежды. Мазепе приказали сойти с коня и, оставивши его за воротами, идти пешком во двор гетмана. Родич Варавки, молодой сердюк, уже поджидал его здесь и провел его через двор в гетманские покои. И двор, и великолепный будынок гетмана, все это промелькнуло как-то незаметно перед глазами Мазепы, охваченного только одной мыслью о предстоящем свидании, одно только обстоятельство обратило на себя его внимание — это множество «вартовых», охраняющих каждый вход и выход в стене и в доме.
Пожелавши Мазепе успеха в его прошении, молодой сердюк вышел из светлицы.
Мазепа остался один; слышно было, как за дверями комнаты говорили двое часовых, но Мазепа не слыхал ничего… Так прошло с четверть часа.
Но вот дверь поспешно отворилась; из-за нее показался молодой сердюк и, шепнувши Мазепе: «Гетман!» — поспешно скрылся за дверью.
Мазепа услыхал приближающиеся издали тяжелые шаги.
При звуках этих шагов волнение его исчезло сразу. Он ощутил в своей груди то чувство, которое испытывает боец, остановившийся перед началом боя против своего противника. Волнение, мысли о будущем, сомнение в своих силах — все исчезло. Внимание и зрение напряжены до последней степени, перед глазами только острие шпаги противника, — мир не существует.
Но вот двери распахнулись, и в комнату вошел Бруховецкий.
Одним быстрым взглядом Мазепа окинул и фигуру, и лицо гетмана. Это был человек лет тридцати с лишком, среднего роста. Лицо его, видимо, было прежде красиво, но терь излишняя тучность делала все черты его расплывшимися. Голова гетмана была подбрита, черные волосы подстрижены кружком, белые, словно мучные, щеки его были также тщательно выбриты, а небольшие черные усы тонко закручены на польский манер. Видно было, что при нужде это грубое, надменное лицо могло принимать самое почтительное, скромное и любезное выражение.
Тяжелую, тучную фигуру гетмана облекал парчовый кунтуш, затканный крупными красными цветами, и желтый атласный жупан. Пуговицы его жупана сверкали жемчугом и самоцветами. Пальцы гетмана горели драгоценными перстнями. Во всех движениях его видны были презрительная грубость и спесь низкого человека, вознесенного так неожиданно судьбой.
Увидя Мазепу, гетман слегка опешил: наружность Мазепы, его спокойный уверенный вид и дорогое убранство произвели на него некоторое впечатление. Он ожидал встретить какого-нибудь робкого просителя относительно мельницы, рощи, или какого-нибудь угодья — и вдруг какой-то знатный неизвестный ему казак, а может, и шляхтич?
Сообразно с этими мыслями изменилось сразу и выражение лица гетмана: грубое презренье исчезло с него и заменилось надутой важностью и сознанием своего достоинства.
— Ясновельможному гетману и боярину челом до земли! — произнес Мазепа, отвешивая низкий поклон.
— Кто будешь, откуда прибыл? — отвечал Бруховецкий важным, но вместе с тем и милостивым тоном, останавливаясь перед ним.
— Иван Мазепа, подчаший Черниговский, ротмистр Чигиринский, прибыл к твоей гетманской милости от гетмана Дорошенко.