Молодость с нами
Шрифт:
домой пешком.
Он шел по незнакомым местам, глухими улицами, не совсем ясно сознавая, куда и как надо идти. Не этим
были заняты его мысли. Он хорошо помнил тот день, когда его, молодого инженера, впервые назначили
помощником плавильного мастера к мартеновским печам. Он не знал, что надо делать, с чего начинать, к чему
приступать. И сколько же у него тогда оказалось добровольных и терпеливых наставников, учителей,
консультантов! Подходили старые,
с махоркой, сложенную гармошкой газету, за перекуркой втолковывали, объясняли, показывали. Не забыл Павел
Петрович и тот день, когда стал начальником цеха, а потом и еще один день — день назначения главным
металлургом завода. И никогда у него не было такой тревоги, как теперь.
Он пришел домой озябший, к Олиному удивлению достал из буфета графин с водкой, налил в рюмку —
выпил, налил еще — выпил; когда налил третью, Оля испуганно воскликнула: “Папа, что с тобой?” Она
попыталась отнять у Павла Петровича рюмку, но быстрым движением он успел выпить и третью, подсел к
столу и принялся жевать хлебную корочку.
— Папочка, что с тобой? — повторила Оля.
— Ну что — что! — развел руками Павел Петрович. — Трудно, вот что. Трудно. Назвался груздем, а в
кузов-то пихают — и плохо.
— Папочка, ты мой милый, ты хороший! — Оля подошла, охватила голову отца руками и гладила его
ладонью по щеке. Он сидел тихо, не шевелясь.
Потом она носила из кухни еду, они вместе ужинали; как она ни протестовала, Павел Петрович выпил
еще две рюмки, стал кого-то ругать. Оля так и не поняла, кого.
Поужинав, он лег на кушетку и тяжело вздохнул. Оля села рядом.
— От Кости ничего нет? — спросил Павел Петрович.
— Дождешься от него, — ответила Оля. — Он только маме писал.
— Напиши Косте, Оленька, — сказал Павел Петрович. — Мы с тобой все-таки вдвоем, а он один. Ему
тяжелее.
— Хорошо, напишу. — Оля помолчала. — Папа, — заговорила она снова, — ты можешь выслушать меня
серьезно?
— Конечно, могу.
— Папа, я на днях была у Вари Стрельцовой.
— Ну, что там на заводе? — Павел Петрович сказал это, не открывая глаз.
— На заводе я не знаю, что. А вот Варе, мне кажется, очень тяжело жить. Она ведь в общежитии. Она
какие-то работы для тебя делает. А вокруг танцы, романсы, гитары.
Павел Петрович открыл глаза.
— Для меня? — спросил он удивленно.
— Ну да, для тебя, еще по заводской работе. Она и говорила: зря, наверно. Но я не об этом. Я считаю вот
что… Папа, ты можешь меня правильно понять?
— Конечно, могу.
— Папа,
отца, вдруг обозлится, начнет отчитывать: чужих людей, неизвестно кого… в дом! Черт знает что такое!
Но получилось все совершенно иначе. Павел Петрович сказал: “Пожалуйста, приглашай”, — еще раз
вздохнул, и Оле показалось, что он спит. Но он не спал, он думал о том, что это, пожалуй, не так уж и плохо,
если Варя Стрельцова поселится у них: он будет всегда в курсе заводских дел, будет живое связующее звено с
дорогой его сердцу жизнью завода.
4
Костя не спеша шел по дозорной лыжне. Шагах в пятнадцати за ним, с автоматом на груди, следовал
ефрейтор Козлов. Лыжи скользили мягко и неслышно. Вокруг — на склонах распадков, на огромных вросших в
землю гранитных валунах, на ветвях елей и сосен — толсто и пухло лежал неправдоподобно белый, никем и
нигде не тронутый снег. Ни один след — ни лыжный, ни пеший, ни человечий, ни звериный — не должен
пересекать дозорную тропу. А когда он пересек — так случилось вчера возле рухнувшей от старости березы, —
то немедленно была поднята тревога на заставе и по следу отправился наряд пограничников с собакой.
Это был лосиный след. Люди, которые его обнаружили, ясно видели, что в снег вдавливались копыта
большого зверя, а не подошвы человеческих сапог. И все-таки они сообщили о найденном следе начальнику
заставы.
На границе нет ничего незначительного и не заслуживающего внимания, на границе ничто не
принимается на веру, никто здесь не доверяет своему первому чувству. На границе все должно быть тщательно
проверено и изучено.
На этот раз границу перешел зверь. Так в течение зимы случалось много раз. Но ведь могло случиться и
по-другому; могло случиться, что, надев на ноги звериные копыта, через пограничную полосу крался бы и
человек с кольтом в кармане, с запасом патронов к нему, с ядовитыми ампулами в тайниках одежды, с адресами
явок и инструкциями для резидентов, заученными наизусть.
Костя Колосов, лейтенант пограничных войск, служит на границе совсем недавно, с осени. За четыре с
лишним месяца еще не было случая, чтобы границу на их участке перешел человек. Но у Кости уже родилось и
с каждым днем крепло то чувство, которое комендант участка подполковник Сагайдачный называет чувством
границы, когда ты в любую минуту суток, даже во сне, ждешь, что вот на границе появится чужой, и тогда ты во