Молох морали
Шрифт:
Общий разговор пыталась оборвать Елизавета.
– От такого, как Нальянов, надо держаться подальше, госпожа Андронова сказала, что один только скандал с Иваном Мятлевым говорит о том, что Нальянов - человек без чести. О Надежде Софроновой и говорить нечего. А уж история с дочерью госпожи Скарятиной и вовсе ужасна. Она же говорила, что и в семейке нальяновской не всё чисто.
Лиза не закрывала глаза на то, что сватовство Осоргина можно счесть удачным, только если считать удачей то, что ей вообще удалось найти жениха. Понимание, что красавицы-сестры составят более удачные партии, злило её, а уж разговоры о богаче-Нальянове просто выводили из себя.
– Ну, перестань, Лиза, сколько тебе
– с унылой тоской проговорила Анна.
– Это ты так считаешь, - зло прошипела Лизавета.
– А что за истории-то, Анюта?
– лениво спросила Елена, стараясь, чтобы в голосе не проступил интерес.
– Да глупости, сплетни все. Мятлев вызов Нальянову послал, тот якобы сестрицу его совратил, а выяснилось, что дурочка все выдумала, чтобы внимание к себе привлечь, вот Дашке Куракиной и сказала, что у неё свидание с Юлианом было. Братец же, как услышал, к Нальянову и кинулся. Тот изумился - он о Татьяне Мятлевой и слыхом не слыхивал, тогда только из Вены приехал, Мятлев же, как помешанный, настаивал на дуэли, но тут сестрица прибежала, покаялась, что всё вздор, мол...
– - За любовника испугалась?
– ядовито спросила Лиза.
– - Как же! Нальянов в подброшенный двугривенный попадает, а Ванюша Мятлев, по слухам, револьвера в руках отродясь не держал, у него за стёклами очков и глаз-то не видно, - отбрила Анна, - кому бы бояться?
Елена внимательно слушала.
– - А что Софронова?
– - Та наглоталась какой-то дряни, написав записку, что Нальянов жесток. Потом выяснилось, что она отправила ему три дюжины писем, а он ни на одно не ответил.
– - А Лидка Скарятина?
– - А Скарятина замечена была выходящей из нальяновского парадного, сплетни пошли, но она утверждает, что к княжне Анне Долгушиной заходила, та тоже в дервизовском доме квартирует, но этажом ниже и в другом парадном. Сказала, дескать, перепутала. Странно только, что не со своим кучером приехала и без компаньонки.
– И вы в это верите?
– презрительно бросила Лиза Шевандина.
– - Госпожа Андронова в людях не ошибается, - отчеканила она и вышла из комнаты.
Это суждение можно было счесть равно как истинным, так и ложным. Зинаида Яковлевна Андронова, крёстная Лизы, считала, что у всех молодых кобелей на уме одно, и была не так уж и неправа, но кобелями считала даже сорокалетних подагриков и пятидесятилетних астматиков.
Последующие месяцы упрочили странную репутацию Юлиана Нальянова: слухов вокруг него дымилось множество, но заметить пламя никому не удавалось. Реноме весьма многих девиц оказалось подмоченным, количество влюблённых в Нальянова постепенно стало равняться числу ненавидящих его, но это мало о чём говорило: женская ненависть, собственно, та же любовь, разве что вывернутая наизнанку. Вёл себя Нальянов как истый джентльмен: если его спрашивали, имела ли место интрига с той или иной светской красавицей, Юлиан Витольдович, слегка склоняя голову и опуская долу свои величавые глаза, задумчиво интересовался: "Кто это?"
Брат же Юлиана, Валериан, и вовсе нигде не показывался, кроме службы и мест преступлений. Татьяна Закревская как-то проронила, что он - откровенный хам. Правда, после уточнений выяснилось, что молодой человек, когда у матери Татьяны украли жемчуга, не пожелал быть ей представленным и даже не допрашивал её.
Но украшения нашёл к вечеру того же дня.
Елена ловила эти слухи ревниво и жадно, несмотря на слова Лизы и молчаливое отторжение Насти, и тут ей случилось снова встретиться с Юлианом Нальяновым на вечере у князя Заславского. Гостиная князя с её малахитовыми колоннами и обитыми зелёным бархатом диванами оказалась удивительным обрамлением для зелёных глаз Юлиана. Юлиан Витольдович задал в этот раз Елене несколько
Она никого не замечала.
...Витольд Нальянов, седовласый шестидесятилетний мужчина с трехзвёздными галунными петлицами, возглавлявший Вторую экспедицию Третьего отделения, ведавшую особо опасными уголовными преступлениями, сектантами и фальшивомонетчиками, лениво набивая трубку поповским табаком по восьми рублей за фунт, мрачно заметил:
– - Расползается крамола, как злокачественная опухоль. Но желание карать ниспровергателей и одновременно угодить "гуманностью" либеральной публике - не знаю, как это укладывается в голове у властей.
– Он зажёг трубку, и его глаза с выпуклыми пергаментными веками заволокло ароматным дымом.
Единственным слушателем Нальянова был его сын Валериан, сидевший у окна и листавший какие-то бумаги. Время приближалось к семи. Днём Валериану удалось ещё пару часов поспать, и сейчас, хоть его по-прежнему клонило в сон, выглядел он лучше. Мысли его занимали дело Мейснер, попытка брата вызнать в клинике связи бомбистов и ужин.
На реплику отца он ничего не ответил, просто кивнул.
Тут в дверь просунулся посыльный с запиской, отец и сын поспешно поднялись. Валериан поблагодарил курьера, запер дверь и торопливо распечатал листок. Он ждал доклада по убийству Мейснер от одного из своих агентов.
– - Это от Юлиана, - удивлённо проговорил он.
– Пишет, что ждёт меня на набережной в "Контане".
– Но не мог же он...
– старший Нальянов, бывший в курсе задания Юлиана, бросил быстрый взгляд на часы на стене. Со времени приезда Юлиана отец видел сына только у сестры во время обеда.
– И часа не прошло. Значит, сорвалось.
– - Наверное, - Валериан был расстроен: он возлагал на брата большие надежды.
В фешенебельном "Контане" тяжёлую дубовую дверь перед ним открыл с почтением раскланявшийся ливрейный швейцар с расчёсанными надвое бакенбардами, представительный как генерал от инфантерии. Валериана провели по мягкому ковру в гардероб, потом величественный метрдотель, узнав, что посетителя ожидают, кивнул и без слов проводил его в уединённое место в затемнённом углу, где сидел Юлиан. Тот, не дожидаясь брата, уже сделал заказ, и теперь с остервением кромсал ножом и серебряной вилкой кусок мяса, точно тот в чём-то провинился перед ним. Бледный официант нервно протирал неподалёку бокалы и тарелки, с испугом глядя на озлобленное выражение на красивом лице клиента. Неужто мясо пережарено? Ведь сам Мефодий готовил...
Валериан молча сел рядом. Подскочил ещё один официант в чёрном фраке с крахмальной манишкой и тут же поставил на стол дымящийся поднос. Пока он не отошёл, братья молчали.
– - Не хочется мне огорчать вас, милейший Валериан Витольдович, - жуя, тихо проговорил наконец Юлиан, - но придётся.
– - Что ж так?
– закладывая салфетку за воротник и приступая к трапезе, спокойно поинтересовался Нальянов-младший.
– Девица оказалась твердокаменной? Возможно ли-с?
Официанты быстро носились от столиков на кухню, искусно лавируя с тяжёлыми подносами, заставленными снедью, нося их над головами. Оркестр вдали играл гайдновские вариации, они сливались с тихими звоном вилок и бокалов, женским смехом и негромкими командами метрдотеля, посылавшего официантов то к одному, то к другому столику.