Монастырские утехи
Шрифт:
воли и воздержания.
В наше время его бы уж непременно причислили к сумасшедшим, определив у него бог
знает какой психоз с галлюцинациями или эпилепсию с бредом. Но в начале прошлого
века, когда Евтихий ушёл в монастырь Черника, говорили, что, мол, есть такой
известный и достойный монах, который следует знаменитому отшельнику, великому
Антонию, в своей борьбе с искушениями. И ещё много подобных ему схимников
процветали тогда в скитах Востока. С той большою, однако,
других искушения были всего лишь пустыми соблазнами воображения, рождёнными в
их разгорячённом мозгу желаниями и страстями. Тогда как заслуги и слава Евтихия
были тем большими, что искушения его были осязаемые, доподлинные — мясо и вино,
как сказали бы мы, настоящие. И, сверх того, Евтихий жил не под укрытием пустыни,
куда не ступала нога человеческая или нога женщины, но в монастыре, славившемся
своим достатком, благами и льготами, от коих жирели собратья благочестивого. Да к
тому же расположен был монастырь неподалёку от Бухареста, изобиловавшего
корчмами и трактирами, которые не только, казалось, подмигивали, но тянули за
рукава и за полы рясы,
В великом его рвении побороть врага нашего дьявола одно только жестоко
печалило отца Евтихия: для доподлинной войны с демоном похоти не было у него под
рукой женщины. И из-за того чувствовал он себя убогим, вроде как об одном крыле.
Должно было довольствоваться лишь тем, что измышляли бесы, которые тешили
воображение острыми соблазнами, искушали его глаза и щекотали над животом;
соблазны эти все разрастались, оживали, обретали плоть, выставляли напоказ груди,
открывали икры, протягивали розовые руки — как он видел когда-то на картинках,
найденных в часослове одного монаха. Он получал некоторое удовлетворение от того,
что все-таки познал обольщение враждебного пола падшей Евы, с которой горел
желанием помериться силами по-настоящему, а не так, просто в видениях. Сказать по
правде — и это служит к его чести — он просил у игумена позволения привести в
келью молодую прелестную женщину, ту, что частенько приходила по делам и без
оных и околачивалась в монастыре. С её помощью намеревался он представить
доказательство своего воздержания.
— Отец игумен,— горячо просил он,— испытайте меня. Оставьте её у меня хоть на
три ночи, и вы убедитесь своими глазами. Ваше высокопреподобие будете стоять у
окна и сами увидите, что я не впаду во искушение.
— А как ты это сделаешь? — интересовался игумен.
— Стало быть, уложу её голую на постель, а сам хоть лопну, но не приближусь.
Только буду смотреть на неё и молить бога, дабы даровал он мне победу над врагами,
которые, высунув языки, будут осаждать меня со всех сторон.
—
чём разбирался.
— Для этого случая есть у меня миро с гроба господня и я весь им намажусь: когти
рогатого соскользнут, не задевая меня даже на постели у ног её, - нашёл выход отец
Евтихий.
— Так ты что же думаешь, у меня станет времени и здоровья дрожать под твоим
окном три ночи подряд вместе с дьяволом, дабы над тобою бдеть?
— Тогда входите и сидите в келье на стуле или даже на постели у ног её, — нашёл
выход отец Евтихий.
— Полно, полно! Чуди себе вдосталь вне монастырских стен...
И непонятливый игумен остался неумолим. Евтихий же надулся и, ворча, вышел от
игумена; особливо задел его выговор за чудачество, напомнив о борьбе с искушениями,
завершившейся не столь блистательно...
Несколькими месяцами ранее, попав в Бухарест по монастырским делам, блаженный
набрел на харчевню у моста Калинин, которую содержала знаменитая гречанка
Валенца. Харчевня называлась «У Михая Храброго [26] , и перед входом в неё на наружной
стене нёс стражу нарисованный на белом коне гордый герой Кэлугэреней с грозным
бердышем в левой руке. Хозяйка харчевни приняла отца Евтихия с почётом,
26
Михай Храбрый — румынский господарь (1593—1602), победитель битвы при Кэлугэренях.
пригласила к столу, поднесла ему стаканчик цуйки и закуски. Монах поблагодарил,
однако ни к чему не прикоснулся.
На любезную настойчивость хозяйки он принуждён был прямо признаться, что забыл
уже вкус мяса и спиртного.
— И давно? — спросила хозяйка.
— С тех пор как надел эту одежду схимника...
— А женщин?— не унималась она, улыбаясь по-лисьи.
— Никогда в жизни!.. Упаси меня господь...— отрёкся благочестивый.
Женщина покорно поникла головой, опустила глаза, но воровато поглядывала на него
из-под ресниц: в длинной и пышной одежде он выглядел сильным и ещё молодым...
Слово за слово, то по-гречески, то по-румынски, и они быстро стали друзьями, ибо
женщина была весьма расположена к духовным лицам, которые, как о них говорят,
отдохнув вдосталь и будучи хорошо кормленными, показывают себя сильнее в тех
делах, до коих женщины особо охочи.
— Сколько вам лет, отец? — допытывалась Валенца.
— Сорок один, сорок второй пошел.
— Жалко,— промолвила она огорчённо.