Монастырские утехи
Шрифт:
очередь, православных, отслужить пасхальную божественную литургию. Мы получили
это право от паши, турецкого правителя крепости, ценою больших чаевых. Ибо мы, то
есть греки, когда речь идёт о правах господних, умеем найти и прямые и окольные
пути.
И, сказав это последнее слово, Евтихий кашлянул... Митрополит, услышав, замигал и
посмотрел в сторону.
— Латин же этот,— продолжал Евтихий, прочищая голос,— видно, какое высокое
духовное лицо или
Посмел даже протянуть руку и пихнуть самого святейшего патриарха. Наши чернецы
отпрянули назад. Тогда я выскочил, схватил его, почитая за посланца сатаны, и, дабы
испытать его, вытащил молоток, с которым не расстаюсь, и — бах! бах! — ударял его
по голове — он не носил клобука,— пока он не упал.
— Вы его убили? — прошептал один из гостей.
— Какое! Видели вы когда-нибудь мёртвого черта? Его сотоварищи вопили, будто я убил
его, чтобы турки мне голову отрезали. Но пока пришли янычары, дабы предотвратить
схватку с еретиками, я скрылся и направился в Египет. Однако церковь осталась всё же
нашей. Турки дали нам разрешение. И жгут, потертый о плиту, под которой покоилось
тело господне, ни в одну ночь не зажигался в руках патриарха легче, и никогда так не
колыхалось над ним пламя: знак, что там лопнул черт.
— Но рука всевышнего была и здесь,— продолжал Евтихий.— Я направился к Фивам, к
святому Антонию, и там предпринял решительную битву с Лукавым.
Митрополит и его гости в знак благодарности снова подняли бокалы за победу правоверных
и новые подвиги отца Евтихия. И дабы заполнить паузу в ожидании третьей чашки кофе и
вишнёвки, попросили его рассказать им историю, которую он было начал — о лавре демона.
— Стало быть, это лавра на острове, расположенном на Ниле эфиопском за
большими водоворотами, которые они зовут порогами; там кишат ещё сонмы туземных
нечистых, оставшихся от фараонов. Некоторые из них дважды окаменели, ростом —
что две колокольни нашего святого митрополичьего собора, губастые и ушастые, подобно
всем шайтанам пустыни. Понапрасну мы разбивали им носы и отрезали лапы — они тут же
отрастали. В лавре святого Меркурия — того, что с двумя саблями,— которому поклоняются
одинаково и турки и христиане, всегда на светлом празднике пасхи появлялась тень с
собачьей мордой, рогами и крыльями летучей мыши; тень садилась перед архимандритом,
выходившим со свечою, чтобы зажечь свет, и принималась бить крыльями, пытаясь потушить её.
Слушатели испуганно протянули руки к стаканам, дабы понабраться смелости.
— Вы видели его, ваше преподобие, вы его
владыка.
— Как вас сейчас вижу и знал, как вас!
Его преподобию не слишком-то понравилось такое сравнение.
— А иначе я и говорить бы не стал! — сердился Евтихий.
— Оставьте его в покое,— приказал высокий хозяин, охотник до побасенок и сказок.
— Но,— продолжал Евтихий,— вся толпа — монахи и народ, не отличали чёрта от других
теней в церкви. Иначе со страху они бы друг друга подавили, кинувшись бежать к
двери.
— Тогда кто же его видел?
— Только мы, отмеченные благодатью божьей, только те, кто знал его приметы,—
открылся благочестивый.
— И что вы сделали?
— То, что следовало: самый главный слуга божий огрел его по голове крестом, который
держал в левой руке, сунул ему в глаза зажжённую свечу и наступил на ноги,
бесстрашно прошёл на середину храма, а мы, менее высокопоставленные
священнослужители — за ним, и плевали в него, что было силы.
— Как? Вы в него плевали? Прямо в дьявола?
— Плевали не прямо в него, а куда ни попадя. Иной раз и друг в друга, но это не беда.
Однако чёрт скрылся среди наших ног... И всё же помнил до следующей пасхи.
— И откуда такая смелость со стороны лукавого — размножаться прямо в церкви? —
недоумевали слушатели.
— Сказывают,— продолжал свою повесть Евтихий,— будто благочестивый монах,
построивший эту церковь, схимник и ученик святого Пахомия (потом он тоже стал
святым, добавил Евтихий), схватил какого-то островного черта, который дремал,
укрывшись за одним из этих гигантских идолов. Строителю только того и было нужно:
поскольку у него под рукой не было другой живности, он обмерил камышом тень злого
духа и замуровал её в основание святого храма ради вящей его прочности. С тех пор
и остался дьявол в лавре.
Гости подивились и снова чокнулись.
— А вы не удивляйтесь,— успокоил их Евтихий.— В Византии есть церковь, где заперт
ангел, её раб до скончания века.
— Расскажите и об этом,— попросили духовные особы, дабы продолжить трапезу и
беседу.
— Поздно сейчас,— защищался блаженный.— А потом поглядите, как клюет носом его
высокопреосвященство: не хуже того, чью тень замуровал ученик святого Пахомия.
Митрополит вздрогнул, криво усмехнулся и встал из-за стола.
— Где ты намерен почивать эту ночь, блаженный? — спросил он, смягчив свой обычно
резкий голос.
— Не могу сказать, ваше преосвященство, со мною много денег, и я не хочу, чтобы