Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники
Шрифт:
Найманы, — пожалуй, самый сильный из народов восточной части Великой степи — в этот период переживали не самые лучшие свои времена. В 1200 году умер многолетний могущественный владыка Найманского ханства Инанч-Билге-хан. Престол должен был унаследовать его старший сын Таян, но тот оказался несколько трусоват и, как следствие, вынужден был поделить ханскую власть со своим младшим братом Буюруком. Таян-хану при этом достались главные найманские земли в районе Алтая и Кулундинской степи: Буюрук-хан получил во владение более бедные южную и восточную части ханства. На востоке земли Буюрук-хана граничили с землями кераитов и монголов. Против этого-то, более слабого с военной точки зрения, наследника Инанч-хана и направили
Не в силах в одиночку противостоять объединенной монголо-кераитской рати, Буюрук-хан отступил в горы Монгольского Алтая, в надежде, что непривычные к горам степняки туда за ним не пойдут. Напрасная надежда: он плохо знал характер Темучина, который никогда не отступался от поставленной цели. Этот поход оказался самым дальним из совершенных до той поры ханом монголов: кераитские и монгольские войска ушли от родных кочевий на две тысячи километров, но непрерывно продолжали преследование. Наконец, уже на выходе из Алтайских гор, в районе реки Урунгу (на современной западной границе Китая и Монголии), они настигли войско Буюрук-хана. В битве у озера Кишилбаш найманская армия была разгромлена, а сам Буюрук-хан убит («Юань ши» и Рашид ад-Дин относят гибель Буюрук-хана к 1205 году, однако анализ дальнейших военных походов Темучина не подтверждает это мнение). Остатки найманов бежали к Таян-хану, который нежданно-негаданно стал единоличным владыкой Найманского ханства.
Поход на Буюрук-хана принес огромный успех союзникам, однако, с этой победой отнюдь еще не был закончен. Когда Темучин с Ван-ханом пустились в обратный путь, оказалось, что в урочище Байдарах их уже поджидает лучший полководец Таян-хана, Коксеу-Сабрах. К этому времени монголо-кераитское войско уже сильно устало, к тому же было обременено богатой добычей, захваченной у Буюрук-хана. Вступать в битву, исход которой был непредсказуем, ни один из союзников не хотел. Тем не менее, союз есть союз, и Темучин с Тогрилом договорились, что после ночного отдыха они примут-таки бой.
Дальнейшие события изложены в наших источниках так, что понять, что же на самом деле произошло в ночь перед предполагавшимся сражением, почти невозможно. С одной стороны, и «Сокровенное Сказание», и «Юань ши» говорят о том, что ночью Ван-хан зажег по всей своей стоянке огни, а сам затем увел свое войско вверх по реке Хара, подальше от найманов. Однако дальнейший текст «Сокровенного Сказания» позволяет предположить, что все обстояло далеко не так просто, и авторы на самом деле пытались обелить Темучина, свалив вину за фактическое предательство на другого. Только в таком смысле можно интерпретировать слова Джамухи, который неожиданно появился в стане кераитов.
Джамуха говорил Ван-хану: «Известное дело, что аньда мой, Темучин, издавна обменивается послами с Найманом (имеется в виду Таян-хан — авт.). Вот почему он не подтянулся к нам теперь» («Сокровенное Сказание», § 160). То есть, Джамуха и, по-видимому, сам Тогрил, были убеждены, что на предательство союзников пошел именно Темучин. Конечно, умнейший и хитрейший Джамуха мог и ввести в заблуждение Ван-хана: позднее он не однажды испытывал свое лисье красноречие, тщательно перемешивая правду и ложь. Но если бы для подозрений в предательстве Темучина не было никакого повода, поверил бы ему многоопытный Тогрил? Весьма маловероятно.
В пользу версии о том, что реальное предательство союзника совершил именно монгольский хан, свидетельствует и дальнейший ход событий. Утром дня предполагаемой битвы Темучин также уводит свое войско, и Коксеу-Сабрах, на глазах которого все это происходит, спокойно дает ему уйти. И все это при том, что с уходом Ван-хана монгольская армия уменьшилась вдвое и могла стать для найманов легкой добычей. Ну, а после того, как ушел Темучин, кого бросился преследовать Коксеу-Сабрах? Конечно же, Ван-хана. Так что была,
Для кераитов же это предательство, совершенное Темучином, завершилось очень плохо. Коксеу-Сабрах, по пятам преследуя Ван-хана, захватил у него немало людей и обозы с добычей. Была пленена даже семья Нилха-Сангума, а сам сын Тогрила с трудом сумел спастись бегством. По прибытии на родную Толу, Ван-хан недосчитался едва ли не половины своего войска. И как знать, не было ли это ослабление союзника, который к тому же мог легко стать соперником, хорошо просчитанной стратегией, разработанной таким талантливым политиком, как Темучин? Может быть, когда-нибудь мы узнаем ответ на этот вопрос. Ясно одно: после найманского похода отношения между кераитами и монголами серьезно испортились. Тогрил, до этого безоговорочно доверявший своему названому сыну, теперь начал испытывать сомнения, которые вдобавок постоянно стремились усилить и Нилха-Сангум, и подвизавшийся теперь у кераитов Джамуха. Трещина между союзниками все ширилась, пока не привела к разрыву союза и гибели Ван-хана Кераитского.
Впрочем, к началу зимы 1202–1203 годов союз, хотя и изрядно расшатанный, продолжал сохраняться. Более того, вероятно, благодаря такой же глубоко обдуманной стратегии, Темучину, наряду с ослаблением кераитов, удалось одновременно выступить и в роли их спасителя. Когда успешно наступающие найманы начали уже угрожать самому существованию кераитского ханства, Тогрил вновь отправил послов к Темучину с мольбой о спасении своего народа. Монгольский хан немедленно снарядил войско, поставил во главе его своих лучших полководцев — первого нукера Боорчу и джалаира Мухали — и бросил армию к месту битвы. Разгром кераитского ханства и подчинение его найманам в планы Темучина никак не входили: кераитские земли были естественным буфером между владениями монголов и Найманским ханством.
Монгольская помощь подоспела вовремя. Натиск найманов был отражен, и те вернулись на запад, в свои степи. После этого в Черном бору у Толы состоялась последняя личная встреча старых союзников — престарелого Тогрила и сорокалетнего Темучина. Безмерно благодарный за спасение Ван-хан как мог, старался выразить свою глубокую признательность названому сыну. Он вспоминал, сколько раз и этот его почтительный «сын», и ранее — его родитель Есугэй-багатур оказывали ему, Тогрилу, помощь в самых стесненных обстоятельствах. И, наконец, совсем умиленный, он сказал то, что и желал услышать от него Темучин: «Я уже стар. Я до того одряхлел, что пора мне восходить на вершины… Кто же тогда примет в управление мой улус? Младшие мои братья — негодные люди. Сыновей у меня все равно, что нет: один-единственный Сангум. Сделать бы мне сына моего Темучина старшим братом Сангума!» («Сокровенное Сказание», § 164). Слова эти, в сущности, означали, что Ван-хан решил после своей смерти передать основы управления кераитским ханством в руки названого сына, а Нилха-Сангум при этом становился вассалом монгольского хана. Конечно, такой расклад никак не мог понравиться ни Сангуму, ни обретавшемуся в ставке Тогрила Джамухе. Пока они, однако, сделать ничего не могли.
Темучин понимал, что неожиданное решение Ван-хана вызовет сопротивление не только Нилха-Сангума или Джамухи, но и многих людей из самого близкого окружения Тогрила. Поэтому он заставил дряхлого кераитского хана провести обряд установления отцовства согласно всем степным обычаям, с жертвоприношениями и взаимными клятвами. Среди этих клятв одна заслуживает особого внимания: Ван-хан и Темучин дали друг другу слово не верить многочисленным клеветникам, не позволить злобе взять верх над добрыми отношениями, верить только друг другу и тем словам, которые ими будут произнесены лицом к лицу.