Монгольская империя и кочевой мир
Шрифт:
Племена складывались из разных кланов и линиджей, которые восходили через патрилинейную систему родства к эпонимическому основателю [Vladimirtsov 1948, p. 56; Jagchid, Heyer 1979; Fletcher 1986, p. 1–35]. Эти кланы практиковали строгую экзогамию; были запрещены браки между потомками одной «кости (yasun)» или линиджа. Для соблюдения правил экзогамии монголы должны были знать наизусть имена предков до девятого поколения. Монгольское общество, впрочем, разделялось на части: патрилинейный линидж (oboq) и кланы формировали «структурно эквивалентные единицы», тогда как иерархия, основанная на старшинстве, предписывала «отношения между кровными родственниками в границах этих групп». Роберта Амэйон подчеркивает, что две инстанции распределяли власть: старшие клана, которые обеспечивали этим руководство, и вождь, на которого возлагалась ответственность за группу — «сообщество охотников и воинов» [Hamayon 1980, p. 112]. Монголы, как и другие номады степей, фиксировали сведения о взаимоотношениях с
Новый порядок Чингисидов
Итак, унификация степи Чингис-ханом маркирует прекращение связей, описанных выше [Barfield 1989; Allsen 1994, p. 321–413; Togan 1998]. За несколько десятилетий «все люди, живущие в войлочных юртах», на территории от Маньчжурии до Венгрии, волей-неволей стали членами огромной империи, правящим классом которой были кочевники. Испытания Темуджина-ребенка определили решительный стиль его политики по отношению к племенам: он использовал в своих целях систему кровной мести, действующую прежде. Исенбике Тоган обозначила этот процесс «детрайбализацией» политики, приведенной в действие Чингис-ханом [Togan 1998, p. 13]. Эта детрайбализация проявляется прежде всего в самовольной интронизации — претензии на хаганский престол. В 1187 г. Чингис-хан был окружен значительной свитой «соратников (nokod, sing. nokor)», которые были привлечены силой его характера и его способностями. Качество нукер основывалось на преданности и таланте. Новый порядок, созданный Чингис-ханом, был искусственной системой, в которой подчинение бывших лояльных, но ненадежных племен заменялось на контролируемую индивидуальную преданность вождю. Изобретательность хагана позволила сохранить иерархию между старшими и младшими, принцип старшинства, который традиционно обеспечивал продвижение в линеарной системе, и соединить его с принципом индивидуальных связей, составлявших основу отношений между нукерами и вождем, но в иерархических рамках. Эта политика имела целью создание общества, в котором индивиды, какой бы ни была их принадлежность (к племени, этносу или религии), могли бы служить общей цели.
а. Политический и военный порядок
Высший судья в патримониальном государстве
Фигура Чингис-хана-законодателя представлена в работе Плано Карпини: «Он [Чингис-хан] возвратился в свою страну и там установил разнообразные законы и предписания, которым татары точно следуют» [Carpini 1929, p. 64]. Чингис-хан, действительно, осознавал, что он должен был для обеспечения стабильности Монгольского государства создать центральную, по отношению к прежним клановым структурам, власть и отнять, по существующей традиции, власть, которой они были облечены. Таким образом, он мог стремиться к устранению «всех форм солидарности, которые не были на службе центральной власти» [Hamayon 1980, p. 121]. На хурилтае 1206 г., когда Чингис-хан основал Монгольское государство (yeke monggol ulus), он усилил его созданием высшего юридического органа. Он обязал Шиги-Худуху [Ratchevsky 1965, p. 87–120], назначенного высшим судьей, осуществлять контроль над населением империи: «Будь для меня глазами, которые смотрят, ушами, которые слышат. Никто не смеет ослушаться твоих решений! — распорядился он. — Среди всего народа наказывай воровство, предотвращай ложь; приводи к смерти тех, кто должен умереть, наказывай тех, кто должен быть наказан».
Функции Шиги-Хутуху, назначенного судить преступления в империи, представлял собой прототип монгольского юридического механизма, yarghu [Morgan 1986, p. 173–175; Lambton 1988, с. 95–96, 274275]. В персидских источниках термин yarghu используется для обозначения суда по расследованию дел, которому поручалось — часто с использованием пыток — производить расследования преступлений свергнутых министров, коррумпированных чиновников и других «врагов» государства. Термин происходит от монгольского слова jargu, которое означает: дело, жалоба, правосудие. Судебные процедуры yarghu были восприняты мусульманами как нечто противоположное шариату, воплощавшие полный произвол.
Ибн Арабшах упоминает среди правил Ясы практику перевода свободных людей в рабов и передачу людей по наследству [Ibn ’Arabshah 1832, p. 233]. Свидетельство Ибн Арабшаха, очевидно, — эхо, достаточно деформированное, имперского института: раздела земли и населения между Чингисидами.
В монгольском доимперском обществе nutuq (тюрк. yurt) означало территорию, достаточную для содержания некоторого числа кочевников [Vladimirtsov 1948, с. 144]; это население принадлежало «сеньору/правителю (нойону)», который контролировал и территорию, на которой они жили. Чингис-хан сохранил основу этой организации управления территорией и людьми полностью как «родовое достояние»,
Эта система берет начало в кочевых обычаях: распределение в качестве трофея покоренных народов и территории пастбищ. После установления господства над оседлыми народами в Китае и Иране монголы распространили эту практику на распределение обрабатываемых земель, которые предназначались принцам крови и некоторым чиновникам [Allsen 2001, с. 183–184]. Китайские источники называют земли, данные в удел, термином fen-ti; первое упоминание этого мы находим при Угэдэе. Распределение земель с оседлым земледельческим населением, которое на них жило, практиковалось в огромных масштабах при Мункэ, особенно после главной переписи населения империи. Он распорядился провести эту перепись, чтобы получить доступ к материальным и людским ресурсам этих территорий для перераспределения части этих богатств между членами императорской семьи [Allsen 1986, p. 495–521; Allsen 1987, p. 116–143]. Раздел территорий и поступающих с них доходов был формой редистрибуции, которая, когда принцы развязали гражданскую войну после 1259 г., становилась дипломатическим инструментом в постоянных поисках союзов.
Персидские историки ал-Джудзани и ал-Джувейни, современники описываемых ими событий, явно намекают на земли, отданные Мункэ в удел своим родственникам. Эти дарения земель имели важные последствия, поскольку население, само по себе, отдавалось в удел императорской семье: сотни тысяч земледельческих семей, таким образом, попадали в собственность (владение) монголов.
Дисциплинированная армия
Все источники свидетельствуют о значимости того, что Чингис-хан организовал армию. В Сокровенном сказании большая часть jasaq — это воинские указы, в которых речь идет о дисциплине или о тактике.
В § 153 упоминаются два jasaq Чингис-хана: «Если мы потесним неприятеля, не задерживаться у добычи. Ведь после окончательного разгрома неприятеля добыча эта от нас не уйдет… Голову с плеч тому, кто не вернется в строй и не займет своего первоначального места». Скрытый смысл того, что влечет за собой это наказание, может пониматься не как посягательство на авторитет вождя, а как предательство по отношению к нему и воинскому товариществу. Этот поступок заслуживает отсечения головы, наказания самого унизительного, так как оно сопровождается пролитием крови, «несовместимого [в отношении человека] с загробной жизнью предка и, таким образом, с передачей родовой идентичности… Пролитие крови запрещено, в некотором роде, принципами социального выживания» [Hamayon 1980, p. 124].
Запрет грабежей, одного из аспектов жизни в степи, который умножал случаи мести и сильно мешал торговле, стал также объектом jasaq в контексте военных действий, описанных в § 257 Сокровенного сказания. В 1219 г., во время кампании против Хорезмшахов Тогучар, один из военачальников Чингис-хана без разрешения хагана атаковал правителя Герата и захватил крестьян. Тогучар избежал смерти, но был отстранен от военного командования.
Сокровенное сказание упоминает директиву, данную в форме jasaq Чингис-ханом своему военачальнику Субэдэй-багатуру, которая свидетельствует (в это время — в 1205 г.) о символической важности охотничьего шаманизма: «На вашем пути дичь будет, без сомнения, многочисленна… не оставляй солдат, устремляясь на дичь. Не охоться, убивая сверх меры. И если ты охотишься, убивая, чтобы обеспечить провизией солдат, охоться, соблюдая чувство меры». Этот jasaq объясняется в контексте обменного цикла, согласно которому охотник старается быть умеренным, чтобы сохранить равновесие между миром людей и миром животных и не быть обязанным возвращать миру природы слишком много взамен убитого.
Немонгольские источники также содержат многочисленные правила по упорядочиванию военной дисциплины. Как мы видели, ал-Джувейни посвятил часть своей главы Ясе, изданной Чингис-ханом, чтобы показать, как хаган организовал армию. Плано Карпини сообщал, что он запретил под страхом смерти переходить из одного воинского подразделения в другое. Бар Хебраэс подтверждает эту информацию, уточняя, что вождь, принимающий нарушителя, получает то же самое наказание [Bar Hebraeus 1890, p. 412]. Это правонарушение, как и в Сокровенном сказании отказ возвратиться на поле боя, считается предательством: тот, кто становится сообщником, подлежит смертной казни. Обнаружена версия, несколько отличающаяся от этого военного правила у ал-Умари: наказывается (qutila) тот, кто находит беглеца и не возвращает такового его вождю [Al-Umari 1968, p. 8].