Моноклон (сборник)
Шрифт:
— Три тысячи двадцать четыре рубля, сорок четыре копейки.
— Во как! — Иван Петрович поднес к лицу кассирши кукиш.
Та оторопело уставилась на кукиш, перевела взгляд на Смирнова и на его медали.
Смирнов подхватил пакеты с сосисками и двинулся к выходу. Кассирша встала, открыла рот. Два охранника на входе что-то бурно и со смехом обсуждали, один показывал другому на пальцах какую-то фигуру. Кассирша сокрушенно покачала головой, вздохнула, поднесла ладонь ко рту, наклонилась. Из ее рта на ладонь вывалилось небольшое серовато-коричневое
— Не могу делать раскол сразу! — чуть не плача произнесла кассирша и покачала головой.
Один из охранников, рыжеволосый, с мужественно-жестоким лицом вдруг как-то засуетился, зашептал, голова его затряслась, он выхватил из кармана раскладной нож и с силой полоснул себе им по левой руке, шепча что-то. Другой охранник закрыл лицо ладонями и издал резкий, глубокий гортанный звук.
Смирнов шел к охранникам. Движение его замедлилось. Он переставлял ноги так, словно оказался в жидком стекле. Старые ботинки его с величайшим трудом отрывались от пола и плыли вперед, словно устаревшие десантные корабли на воздушной подушке.
По залу супермаркета затяжно, зависая в воздухе, запрыгали покупатели. Полная женщина в ярком платье, зависнув в долгом прыжке, разрывала ковригу пшеничного хлеба и торжественно-радостно метала куски в других покупателей. Они не уворачивались от этих кусков: лица их были преисполнены блаженством, радостные слезы текли и медленным дождем разлетались по залу.
Смирнов шел к охранникам.
Какой-то усатый, лысоватый мужчина намертво вцепился в спину десятилетнему мальчику, подпрыгнул вместе с ним и, рыча и плача, медленно, но со страшной силой протаранил мальчиком холодильник с охлажденными безалкогольными напитками. Голова мальчика, сокрушив стекло, стала давить разноцветные бутылки, содержимое которых замедленно брызнуло энергичными струями. Кровь и мозг мальчика соответственно распределялись по этим струям.
Смирнов шел к охранникам.
В рыбном отделе невысокая продавщица торжественно подняла свою напарницу над собой на вытянутых руках и с протяжным, распадающимся на долгие звуки криком обрушила ее на витрину с рыбой. Напарница, замерев от восторга, замедленно скрестила худые руки на груди, благодарно прикрывая глаза. Разорвав на ней халат, брюки и трусы, продавщица схватила живую стерлядь и с невероятной силой и нежностью стала запихивать ее во влагалище напарницы.
Смирнов шел к охранникам.
Старушка с палочкой, мощно оттолкнувшись ею от пола, медленно-сосредоточенно перелетела через стеллаж с крупами и макаронными изделиями и зависла над мясным отделом. Здесь ее уже ждала коротко стриженная продавщица с двумя длинными ножами в руках и торжественной песней без слов. Предупредительно зажав свою палку зубами, старушка снизилась, подставляя спину продавщице. Радостно воскликнув, продавщица всадила ножи в спину старушке, толкнула ее изо всех сил, направляя в винный отдел. Терпеливо застонав, та с напряженно-потенциальной угрозой поплыла по залу, накапливая
Смирнов шел к охранникам.
Молодой человек в очках, подпрыгнув к самому потолку, яростно целовал свои ладони. Его дальняя родственница, стоя на коленях, с пением и молитвой метала в него стеклянные банки с баклажанной икрой. Чудесным образом минуя молодого человека, банки медленно разбивались о потолок, осыпая молящуюся своим содержимым. Молодой человек, не замечая этого, страстно целовал свои ладони, шепча им тайные, необходимые слова, идущие из самого сердца.
Смирнов шел к охранникам.
Смуглолицая и черноволосая уборщица, сорвав с себя одежду, торжественно надела себе на голову синее пластиковое ведро и принялась прыгать по залу затяжными кошачьими прыжками. Угрожающе-торжественный вой слышался из-под ведра. Словно подгоняя себя, она громко выпускала газы в такт своим размашисто-смелым прыжкам. Какой-то седоволосый, но моложавый покупатель гонялся за ней, тщетно пытаясь пометить ее куском охлажденной говядины. От восторга и недоумения он так скрежетал зубами, что они крошились, осколки сыпались и прилипали к свежему мясу.
Смирнов шел к охранникам.
Две фасовальщицы с восторженным пением покинули свое помещение, прихватив большой кусок сала и вырванную ими батарею парового отопления. Разбежавшись, одна из них бросилась на пол, подложив под себя сало. Другая вспрыгнула ей на спину, подняв батарею над головой. Используя инерцию своих тел и скольжение сала, фасовальщицы поехали по полу по направлению к кассам. На подъезде фасовальщица метнула батарею в коленопреклоненного покупателя. Батарея снесла ему полголовы, забрызгав мозгом спину той самой кассирши с яйцом.
Смирнов шел к охранникам.
По-прежнему держа на ладони серо-коричневое яйцо и совершенно не обращая внимания на стекающий по ее спине мозг покупателя, кассирша вытащила из волос медную шпильку и стала бережно трогать ею яйцо, всхлипывая и бормоча:
— Раскол… раскол… быстрый раскол… нужный всем нам раскол…
Но яйцо и не думало раскалываться.
Смирнов поравнялся с охранниками.
Рев и восторженные крики разнеслись по супермаркету. Рыжий охранник театрально взмахнул своей порезанной левой рукой. Кровь его попала на лицо Смирнова.
— Во как! — одобрительно кивнул очками Смирнов, не останавливаясь.
— Раскол, раскол, быстрый раскол, хороший раскол… — бормотала, плача, кассирша.
Рыжий охранник театрально тряс окровавленной рукой, восторженно шепча что-то. Его напарник, по-прежнему закрыв лицо руками и слегка присев, издавал горлом резкие, отрывистые звуки. В супермаркете пели, плакали и молились.
С двумя пакетами сосисок в руках Смирнов вышел из супермаркета.
Владимир Сорокин