Монтаж памяти. Книга вторая
Шрифт:
– Вот же растяпа, – пробормотал Артём и наклонился, чтобы поднять зажигалку, но при этом легким движением скользнул ладонью вверх по голени девушки. Всем было не до его хитрых маневров, женщины превратились в сущих роботов за работой. Только Ася дернулась, как ошпаренная.
– Артём Валерьевич, пойдемте я покажу, где прачечная.
Он, как разбалованный кот, неспеша последовал за цокающими
Они прошли сквозь тёмную комнату с плотными рядами костюмов. Непонятно, почему Ася решила не включать свет. Может быть, из-за спешки, а, может быть, в приступе гнева за возмутительное поведение актера.
– Разрешаешь себя целовать первому встречному? Укрепляешь в массах стереотипы о дороге актрис на сцену? – с сардонической усмешкой сказал Артём.
– По крайней мере он перед этим хотя бы разрешения попросил… в отличие от некоторых, – и Ася недовольно посмотрела на Артёма, напоминая о его беспардонном поцелуе в ресторане и поглаживании её ноги пять минут назад.
– Что он тебе прошептал, что так вся разрумянилась?
– Не Ваше дело.
– Ну скажи, не будь злюкой. Лучше старый враг, чем новый друг, – Артём начал брызгаться водой из раковины так, что на платье Аси появились огромные мокрые пятна.
– Вы какие-то странные пословицы изобретаете, – она сказала это совершенно невозмутимо, хотя одновременно выпускала струю воды из пульверизатора прямо в лицо Артёму, словно хладнокровно стреляла из револьвера. – Вообще-то говорится: «Старый враг другом не станет». Он сказал, что я должна его спасти от поцелуя с Вами, и пообещал, что не будет целоваться, как слюнявый бульдог.
– Какого черта! Не стал бы я с ним целоваться.
– Ну, он сказал, что минуту назад Вы поцеловали Оболонскую, значит, оставили там частичку себя, а он брезгует Вас и не станет её целовать.
– Вот же засранец!
***
В конце октября Артёму всё-таки пришлось играть Хиггинса в «Пигмалионе». Неужели теперь он будет на сцене в роли пожилых героев? В последнее время от Артёма можно было дождаться только полуулыбки, а глубокая борозда, которая залегла на переносице от непрерывной хмурой задумчивости, делала его похожим на главу сицилийского клана мафии. Образ дополнялся косыми впадинами под скулами. Ему нужно было встряхнуться, почувствовать себя молодым.
– Зайди ко мне, – строго сказал он Асе, проходя после спектакля мимо неё в уродском гриме пенсионера и с седыми бакенбардами своего героя-линвиста Хиггинса.
Судя по тону, спорить с ним сейчас было опасно. Девушка вошла в гримерку, и Артём тут же щелкнул замком.
Комната была маленькой и скудно обставленной: зеркало, кресло возле него, раковина и перекладины для вешалок.
Подоконник был непривычно высоким, поэтому Артём не придумал ничего лучше, чем подхватить Асю за талию и усадить туда. Не будет же она стоять.
Девушка побрыкалась пару секунд, но мгновенно оказалась на месте, беззаботно болтая ногами на весу. Артём наклонился к ней, чтобы дотянутся до ручки окна и закрыть его. По крайней мере он пытался создать такое впечатление.
Затем сел и начал смывать грим перед зеркалом.
– Как тебе сегодняшний спектакль? Только честно.
– Элайза Дулиттл получилась ни капли не смешной. До Одри Хэпберн нашей Оболонской, как до Луны. На самом деле реплики на русском – слабая тень того, что у Шоу в оригинале, не передают задуманного в пьесе просторечия. Вот если бы она заговорила, как моя бабуля.
– А ты прям эксперт?
– Не забывайте, что я филолог вообще-то. И кроме того, читала «Пигмалион» в оригинале на английском языке и смотрела фильм «Моя прекрасная леди» 1964 года. Элайза, по задумке автора, говорила на диалекте кокни. Она глотала звуки, смешно коверкала слова. А наша героиня вышла блёклой. Вы говорите по-английски?
– А кто сейчас не говорит на нём?
Ася мысленно усмехнулась, думая о том, кто с трудом мог выдавить пару простых предложений.
– Что ж, представляю Вашему вниманию настоящую Элайзу. Прошу любить и жаловать: «Cheer ap, Keptin. N'haw ya flahr orf a pore gel. Will ye-oo py me f'them?»
Конец ознакомительного фрагмента.