Моран дивий. Стезя
Шрифт:
Проведя рукой по шершавой коре поваленного дерева на предмет коварных сучков, я тяжело опустился на него, потирая предательски задрожавшее колено. Может, повредил мне окшень мышцу на левой ноге? А, может, нервишки сдают - а, княжич?
Я наблюдал как отряд, закинув за плечи вещмешки, молча, бряцая оружием и снаряжением, уходил в гущу леса - на юго-восток, в сторону Ворот.
– Эй, Коваль! Я остаюсь.
У затушенного костра, скрестив руки на груди, стоял Лёха Зварыч, что помог мне вчера сначала добить окшеней, а потом выбраться из-под дохляков. Он спокойно встретил взгляд обернувшегося
– Вольному - воля, - пожал тот плечами, поправляя перевязь меча.
– Ты сошёл с ума, Гришка, - проскрипел старушечий голос из-за моей спины.
– Бросая княжича, ты не просто ослушиваешься приказа старшины и плюёшь на волю Магистра. Ты предаёшь Моран и его последнюю надежду. Ты что, не понимаешь, чем можешь поплатиться? Зачем принял на себя ответственность, дурак?
– Хватит каркать, старая карга!
– рявкнул побагровевший страж, в два гигантских прыжка подскочив к море и схватив её за отворот ветхой куртки.
– Не нуждаюсь я в твоих нравоучениях, поняла? Да, выбор у меня не ахти какой, базара нет. Но если дадена возможность выбирать между своей смертью или смертью своей семьи, я предпочту всё-таки первое.
– Твоей семье, может, ещё ничего и не станется, а вот ты подставился уже наверняка, идиот...
– А если станется?
– Коваль выпустил полуоторванный ворот, брезгливо оттолкнул мору от себя.
– А если я мог их спасти и не сделал даже попытки? На кой хрен мне тогда ваш Моран со всеми его последними надеждами?
– НАШ Моран, страж...
Коваль резко отвернулся и зашагал вслед скрывшимся за качающимися ветвями леса сынам Морана.
Я сидел, оперевшись обеими руками на меч, умостив поверх пальцев подбородок, и прислушивался к воцарившейся на елане тишине. Солнечные лучи уже рассеяли неряшливые клубы тумана и теперь скользили по макушкам сосен, перекрашивая их тёмный малахит в легкомысленную золотисто-газонную зелень. Невидимые весенние птицы заполоняли пространство переливами и перещёлкиваниями, обсуждая произошедшее под деревьями; словно кто-то невидимый плюнул на муравьиную дорожку, и мы, как муравьи, разбежались: кто-то пошёл наобум неторной дорогой, кто-то замер в недоумении, раздумывая над поиском новых путей.
– Зачем ты остался?
– спросил я Зварыча, скосив на него глаза и впервые внимательно рассмотрев и жёсткую линия рта, и резкую морщину, пересекающую обветренную, спёкшуюся на солнце смуглую щёку, покрытую щетиной, и холодный, неподвижный, как у змеи, взгляд исподлобья, и упавшие на лоб, небрежно обкромсанные тёмные пряди. Он стоял поодаль всё в той же позе древнегреческого героя и спокойно разглядывал меня. Взгляды наши пересеклись.
– Тебе не всё равно, княжич?
– Мне не всё равно, страж. Может, ты охотниками куплен и собираешься прикокнуть меня здесь без свидетелей?
Зварыч хмыкнул.
– Ну и что? Ты хочешь, чтобы я заверил тебя, что это не так? Тебе станет спокойнее?
– Хочу.
– Дать честное пионерское?
Я медленно поднялся, опираясь на меч, как на костыль. Вежица протянула мне фляжку. Запрокинув голову, я сделал несколько глотков терпкой горечи, прибавляющей сил и утоляющей боль. Осторожно прислушался к себе, ожидая результата. Тепло растекалось в животе, лаская и баюкая. Я на мгновение прикрыл глаза.
– Мне нужно знать - могу ли я доверять тебе.
Страж пожал плечами и, легко наклонившись, подхватил с земли свои вещи.
– Я тоже не знаю - могу ли доверять тебе, княжич. Может, и ты мне побожишься в своей благонадёжности? Баш на баш. А?
Он, не примериваясь, закинул за спину меч, легко скользнувший в тёмную глубину ножен. На другое плечо примостил балестру, затянул ремень, поправил засопожный нож, подхватил мешок...
– Впрочем, можешь прогнать меня, - сказал он прищурившись, - отряд ушел недалеко, я быстро их нагоню.
Его наглая уверенность в том, что я этого не сделаю, беззастенчивая демонстрация превосходства и полного владения ситуацией вызвали во мне вполне закономерное отторжение, холодную злость и острое желание гордо отказаться от его общества вопреки здравому смыслу.
Рядом закудахтала Вежица.
– Кхо-кхо-кхо, глупый княжич, - она поблёскивала мутными бельмами, откровенно развлекаясь, - бери, что дают, переборчивый какой. Ишь ты! Рассчитывал, небось, что старая больная Вежица пойдёт к тебе в ближники? Нет уж, утрись! Моё дело пенсионное - на печке лежать. Даже не упрашивай!
Испачканное в земле острие меча я задумчиво вытер о сапог и, скривившись от боли в плече, потыкавшись, вставил его в ножны за спиной.
Зварыч, ухмыльнувшись, подобрал мою балестру и мешок.
Что теперь?
– Пошли, ребятки, - сказала Вежица.
– Недалече тут.
* * *
Воздух пах гарью и кровью. Воздух звенел сталью и победным рёвом штурма. Звуки боя сплетались в единый оглушительный гул, прошитый красными строчками пронзительных криков умирающих. На одной ноте, страшно и безнадёжно выл раненый, стремящийся уползти из-под ног сражающихся, суча ногами и волоча за собой на лоскуте кожи отрубленную руку...
Первым делом я увидел его. И судорожно вдохнул животный ужас, пропитавший воздух вокруг скрюченной фигуры несчастного, чуть не захлебнувшись его болью и паникой. Мой взгляд метнулся в сторону и замер, фиксируя страшную картину жестокой сечи на верхней площадке Громовых ворот Зборуча.
Мне знаком был здесь каждый угол, каждый венец и каждая половица. Только сегодня я не смотрел вниз, на колышущуюся чёрную тучу под стенами. Сегодня туча накрыла башню и пожирала её, ревя и бушуя, проливаясь смертью и извергаясь страхом. Скоро она затопит кровью и огнём весь город, и наступит страшный конец Зборуча, который я все годы Моранских снов ждал и боялся увидеть.
Гучи сыпались на прясло как саранча. Синие татуированные головы, раззявленные в победном кличе чёрные провалы ртов, тусклая мокреть стали боевых длинноруких топоров, отражающих антрацитовое небо... Их голые торсы, ни укрытые ни кольчугой, ни даже холщовой рубахой, выражали презрение к смерти. Фанатичное безумие в их глазах парализовывало, заставляя поминать исчадий Истолы. Каждый их удар находил жертву. Каждый из них сегодня соберёт богатый урожай - их руки будут красны от крови и бог их будет сыт.