Море
Шрифт:
И Маргит, эта преданная чудо-чиновница, принялась поносить высокое начальство, как какой-нибудь практикант, которого вынудили работать сверхурочно.
Господин Лустиг вошел в бухгалтерию, сел на свое место, не спеша снял нарукавники, сложил красную салфетку, в которой приносил завтрак, тщательно отобрал принадлежавшие ему карандаши. Затем вдруг вскочил, схватил тонко очиненные карандаши и изо всей силы швырнул их на стол. Обломки графита и копировальные перья рассыпались по всей комнате.
Добраи презрительно ухмыльнулась. И, когда господин Лустиг, не прощаясь, бросился вон, она встала и открыла окно.
— Воздух стал чище! — и захихикала
Чаплар не знала, что сказать Гизи Керн, но чувствовала, что сейчас самым прекрасным и героическим было бы сказать, что она покидает эту жалкую контору вместе с Гизи, или пойти к Ремеру и попросить, чтобы Гизи не увольняли, но продолжала молчать, беспомощно глядя, как Гизи, хлюпая носом, укладывала в портфель свой скромный скарб — несколько книжек и кое-какие вещички.
Доктор Ремер заявился только в полдень. К тому времени трое уволенных уже ушли. Кивнув Татару, он позвал его к себе.
Татар, не спрашивая разрешения и не ожидая, пока его пригласят, сел в кресло напротив Ремера и закинул ногу на ногу. Достав из портсигара сигарету «Мемфис», он весело произнес:
— Ну, с этим покончено. А получился настоящий цирк.
— Еще не то будет, господин управляющий. Кстати, о вашей преданной службе я сообщил лондонским хозяевам. Они не забудут вас после войны.
— Полноте, я далек…
— Я знаю, что вы сделали это не ради собственной выгоды. Но ведь будут учтены ваши особые заслуги.
— Можете располагать моей жизнью, — ответил управляющий и, встав, низко поклонился.
Ферко
— Класс, сми-р-р-но!
Шестиклассники вмиг разбежались по своим местам, стройными рядами выстроились возле парт, торопливо поправили рубашки и замерли.
Школьный звонок продолжал оскорбительно дребезжать. Дежурный Карпинец, любивший называть себя помощником инструктора левейте [17] Комароми, который часто поручал ему производить экзекуции и командовать «Лечь — встать! Лечь — встать!», окинул пристальным взглядом класс и завопил: «Равнение направо!» Мальчики, словно кто-то их дернул за подбородки, одновременно уставились на окно. Взгляд их через оконное стекло был обращен куда-то вдаль, в глубину двора, на унылый запыленный каштан, на какую-то воображаемую точку, где, по определению учителя географии, проходит Восточный фронт. Каждый день перед началом занятий приходилось стоять в таком положении и несколько минут вспоминать героев, которые, не щадя своей крови и жизни, оказывают сопротивление «большевистскому чудовищу».
17
Левенте — профашистская организация венгерской молодежи времен хортизма.
Ферко Чаплар стоял у второй парты. В эти минуты размышления он испытывал такой восторг и такое внутреннее напряжение, что, казалось, вот-вот потеряет сознание. Мысленно он видел орудия, изрыгающие пламя, неуклюжие бронеавтомашины, рассекающие небо ракеты, воронки от бомб, солдат, бегущих по грохочущему полю боя сквозь дым, огонь и мглу в атаку. У него было такое чувство, что, если бы ему дали винтовку, он один остановил бы целую армию. Ибо он должен защитить от неведомых чудовищ все, что его окружает, — пропахшую чернилами и мелом школу, висящие на стенах карты, каштаны на школьном дворе, весь окружающий, милый его сердцу мир.
Этим утром Ферко думал о фронте сосредоточеннее, чем обычно. После двух бессонных, мучительных ночей он наконец решил: на коммунистов следует доносить. Коммунисты не верят в бога, разрушают семью, увозят в Сибирь мужчин, создают колхозы, едят в колхозах из котелков, никому не платят жалованья, все у них по карточкам — и одежда и еда, — у них нет школ, они не печатают книг… Но ведь отец любит читать, старался он побороть свои сомнения, и какие интересные истории рассказывает о Киниже, который схватил турка зубами и пустился с ним в пляс, о Эгерской крепости, о горе Зобор… Нет, уступать нельзя, коммуниста надо выдавать властям, даже если это твой отец, даже если от этого разорвется сердце…
Он так углубился в свои горькие думы, что даже не заметил, что все уже сели и товарищи справа и слева озадаченно перешептывались: почему это господин учитель Бода запаздывает?
— Садись, Чаплар, — дернул его за пиджак сосед по парте Имре Немет. — И не жмурься так, а то подлый Карпинец все что-то посматривает в нашу сторону. Еще, чего доброго, запишет и донесет, что у тебя плохое настроение.
— Что… как… за что?
— Боже мой, в каких это ты облаках витаешь? Доложит, что ты не радуешься тому, что пришли немцы и оккупировали нас.
Классный наставник Иштван Бода пришел на урок минут через пятнадцать после звонка.
«Сейчас к нему подходить неудобно. После уроков подойду и скажу, что хочу с ним поговорить», — решил Ферко.
— Посмотри, какой Бода бледный… под глазами круги, — зашептал Немет.
Учитель остановился у кафедры и окинул взглядом всех сорок учеников шестого класса. Затем посмотрел на каждого в отдельности, стараясь заглянуть в глаза, как бы силясь увидеть, что таится в глубине его сердца. Продолжая стоять, ученики все больше удивлялись тому, что Бода не вызывает к себе дежурного для доклада, не подает знака петь «Верую», но и садиться не разрешает.
— В классе сорок человек, присутствуют все… второе полугодие, девятый урок истории, — осмелился все же доложить Карпинец.
— Ах, да, верно… Какое сегодня число, сынок?
— Двадцать второе марта тысяча девятьсот сорок четвертого года.
— Да. А еще?..
— Ну… вторник.
— Верно. А еще?
— Второй день немецкой оккупации! — выкрикнул кто-то. Бода не оборвал его, а все продолжал стоять, потупив взор.
Карпинец на миг недоуменно пожал плечами и вдруг вспомнил:
— Сегодня исполняется пятьдесят лет со дня смерти Лайоша Кошута.
— Правильно, — кивнул Бода. — Сегодня исполняется пятьдесят лет, как умер Лайош Кошут. Прочти-ка сынок, — и он протянул Карпинцу листок с машинописным текстом.
— Читать сначала?
— Сначала.
Карпинец откашлялся.
«Двадцатого марта тысяча девятьсот сорок четвертого года. Секретно. Уважаемый господин учитель, завтра на первом уроке помяните воинов, сражающихся на Восточном фронте, и побеседуйте о той исторической общности судьбы, которая на протяжении столетий связывает нас воедино с дружественным германским народом. Расскажите учащейся молодежи о борьбе не на жизнь, а на смерть, которую мы ведем, как бастион Запада, на стороне нашего великого союзника, храбро защищая христианскую цивилизацию, и будем вести до нашей полной победы. Одновременно с этим довожу до вашего сведения, что запланированные торжества по случаю годовщины Кошута проводиться не будут. Директор Казмер Сили».