Морок параноика
Шрифт:
– Ой, чуть не забыл тебе сказать! – спохватился он. – Игорь видеть начал. Отошли глаза.
– Да ну! – обрадовалась Вера, которая, увидев состояние Сереги, уже собиралась, во что бы то ни стало, уговорить его остаться, но под действием такой замечательной новости ее мысли перескочили на другое. – Давно?
– Вчера. Слушай, Вер, я тут все о себе да о себе… Ты-то как? Твои… что?..
Последние слова Серега выговорил едва слышно. Вера молча покачала головой точно так же, как сам Серега пять минут назад. Потом вздохнула и заговорила.
– Мама и бабушка в ЭТО время были в больнице, на обследование
Она опустила глаза и не видела выражение лица Сереги.
– Что ж, Верунчик, – произнес он после некоторой паузы, – будь!
– И ты, Серега, – как эхо, повторила Вера, – будь!
Они обнялись, и Вера уткнулась лбом в Серегино плечо. Так они простояли молча какое-то время. Оба понимали, что больше не увидятся.
Потом Вера проводила Серегу до ворот и долго смотрела, как он уходит по направлению к московской трассе. Возвратилась в больницу уже тогда, когда перестала различать Серегин силуэт. Шла и бормотала: “Сажать он собрался… Сеять…”. И горестно качала головой. На душе было мерзко.
Через два дня, на восьмой день После Взрывов, пришел Вадик. Практически лысый. И почти слепой.
Некое наитие вытащило Веру из-за ее стола в приемном покое и погнало к воротам. И там, у ворот, когда она увидела еле бредущую вдали такую родную и знакомую, даже отсюда узнаваемую фигуру, ей чуть не стало плохо с сердцем. Задыхаясь и захлебываясь слезами, чуть не падая и не замечая этого, она бросилась навстречу мужу.
Она пыталась кричать его имя, но горло сдавило, и она могла только хрипеть. Как в дурном сне, она бежала к нему и все никак не могла добежать. Или время растянулось для нее настолько, что она делала один шаг, а мысленно пробегала пять.
Она была уже буквально в двух шагах, когда Вадик покачнулся и стал падать. Вера еле успела подхватить его и вместе с ним упала на колени. Так они и стояли на коленях прямо на земле, прижавшись друг к другу и судорожно друг в друга вцепившись. Вадик гладил Веру по голове, всхлипывал и повторял: “Кот… Кот…”, называя ее домашним именем. Вера вообще не могла говорить, только плакала. На нее накатил совершенно необъяснимый и бессмысленный страх, что если она сейчас Вадика отпустит, то он исчезнет, и она его уже не найдет.
Когда первый всплеск эмоций поутих, Вадик взял лицо Веры в ладони, приблизил к себе почти вплотную и спросил, как выдохнул: “Что?”. В одном этом коротком слове выплеснулось все, что обрушилось на его душу в момент взрыва и неделю сводило с ума, бросая от безумного отчаяния к столь же безумной надежде и обратно. Вера глядела в его глаза, чувствовала, как по ее щекам снова текут слезы, и не могла произнести ни слова. С трудом разлепив губы, она выдавила из себя единственное, на что ей хватило сил: “Никого!..”, и, уткнувшись мужу в грудь, завыла в голос. Вадик больше ни о чем ее не спрашивал. Им обоим было достаточно сказанного, чтобы понять друг друга.
Вера помогла Вадику встать, обхватила его покрепче и повела в больницу. Он шел тяжело, еле передвигая ноги. Вере пришлось перекинуть его правую руку через свое плечо и фактически тащить его на себе. Вадик обвисал на ней все больше, слабея с каждой секундой. Он
У порога приемного покоя Вадик окончательно обессилел и впал в полубессознательное состояние. Вера уже почти не могла его тащить и, наверно, упала бы вместе с ним, не сумев преодолеть ступеньки, но тут подбежали мужики из похоронной команды, оказавшиеся поблизости, подхватили Вадика и помогли занести внутрь.
Курбанов лично осмотрел Вадика, что-то бодренько хмыкнул, написал целую прокламацию назначений и сам сделал первый укол. Потом столь же бодренько повернулся к Вере:
– Сопроводи своего героя в палату, а потом зайди ко мне. Надо приспособить под палаты еще пару помещений, вот мы с тобой и прикинем, какие именно проще всего довести до ума.
И его тон, преувеличенно деловой и жизнерадостный, и предложенная тема разговора категорически Вере не понравились. Потому что она точно знала, что помещений хватает, и даже с избытком, а, значит, Курбанов зазывал ее к себе с единственной целью – поговорить без свидетелей. И это могло означать только одно.
Вера до боли стиснула зубы и зажмурилась. Когда она повернулась к Вадику, она улыбалась. Она знала, что сейчас Вадик различает только ее силуэт, но все равно улыбалась. Погладила его по руке, потом по лицу:
– Сейчас, милый, сейчас отвезем тебя в палату, я тебя там, как следует, устрою…
Вадик поймал ее руку и, лихорадочно пытаясь разглядеть ее лицо своими почти незрячими глазами, прошептал:
– Не уходи…
– Я не уйду, – Вера ласково сжала в ответ его руку и снова улыбнулась, мысленно прилагая все силы, чтобы голос звучал ровно и уверенно. Она держала и не могла отпустить его руку, чувствовала, насколько та слабая, исхудавшая, почти прозрачная, и это ощущение приносило ей острейшую душевную боль. – Я не уйду, – повторила она, с трудом удерживая рвущуюся наружу истерику, – только к Курбанову минут на десять схожу, а потом опять к тебе вернусь.
Она наклонилась и поцеловала руку мужа. Санитары ухватились за ручки каталки, на которой лежал Вадик, и повезли ее по коридору. Вера шла рядом, все так же держа Вадика за руку и не отпуская ни на секунду.
В палате она помогла санитарам переложить Вадика на кровать, заботливо укрыла его, поправила подушку. Тут пришла медсестра с капельницей, и Вера, еще раз клятвенно заверив Вадика, что очень скоро вернется, пошла к Курбанову. Из палаты она выходила спокойно и с улыбкой. В коридоре улыбка слетела с ее лица, а ноги сами собой перешли на бег. Как будто это могло что-то решить… чему-то помочь…
Курбанов курил. Это было настолько немыслимое зрелище, что Вера в первый момент застыла на пороге, не зная, как реагировать. Он курил нервно, судорожно затягиваясь каждые несколько секунд и угловатыми, неровными движениями стряхивая пепел в какую-то непонятную емкость.
– Яри, ты же не куришь!.. – только и смогла вымолвить Вера, переступив, наконец, порог кабинета.
– Как видишь, курю, – буркнул Курбанов и кивком головы указал на кресло, – сядь.
Вера пошла в сторону кресла, но на полдороге остановилась и повернулась к нему: