Морозных степей дочь
Шрифт:
Поздняя весна: заканчивается травник месяц
Охотничий отряд шел обратно ранним утром, в Бересту должны были вернуться еще до обеда. Рэй зевал до боли в челюсти из-за беспокойного ночного сна — опасался снова переместиться в пространстве; а ну как старуха, недовольная недочитанными стихами, решит призвать к ответу.
— Не зевай, коровья лепеха как залетит в варежку, — с усмешкой ткнул в спину Ярослав.
— Если только ты закинешь.
— Не выспался?
Рэй покачал головой, разминая затекшую шею.
— О Насте думал?
— Лучше бы о ней. Не так уж она мне интересна, — немного съюлил Рэй. — Да и куда мне, невольнику.
— Ну да, ну да, — якобы безразлично ответил копейщик, обгоняя Рэя на широкой тропинке, а поравнявшись, вдруг заговорщически толкнул в бок, шепнув: — Но задница у нее огонь, а?
Рэй сначала хмыкнул, ибо скабрезностей не любил, но через секунду с серьезностью кивнул: огонь.
Группа без триумфа возвратилась в Бересту.
Ярослав отчитался о сомнительных успехах охоты, сдал «средство» в виде каторжанина и, отвергнув предложение судьи провести еще одну вылазку, вышел из стольного здания.
— Я сегодня ухожу. Прямо сейчас, точнее. Пойду вдоль реки и прочь отсюда. Осяду на какое-то время в Умире. К тому же присмотрю, чтобы Настя глупостей не натворила. Ты-то как?
Рэй дернул плечами, осматривая опостылевший взгляду двор.
— В общем, — после короткой паузы продолжил мастер копья, — судья не разрешил тебя отпустить для другого задания, а выплатить разом твой огромный штраф у меня просто недостанет денег.
— Само собой, пять лет еще срок, — пожал плечами Рэй, как вдруг спохватился: — Ты что, просил судью? За меня?
Ярослав самодовольно хмыкнул:
— Ты меня хоть и считаешь надутым подонком, это твое право, но мне вовсе не чужды геройские добродетели. Надеюсь, понимаешь, что я не имею права пособничать заключенному в побеге, тут уж извиняй. Но если чем-то другим помочь…
Рэй покачал головой:
— Одно общение с героями уже принесло мне немало бед.
Ярослав понимающе кивнул.
— Тишка, мы готовы?
Безмолвный следопыт похлопал по плечу, за которым высился рюкзак.
— Рэй, — обратился копейщик, оказавшись у того за спиной. — Это твоя жизнь, тебе и решать, как ее прожить. Ты можешь стать героем, я вижу это в тебе. Не мирись с судьбой. Она жестока и несправедлива, потому бейся, даже кровью выбивая свое.
Рэй обернулся вслед, не понимая, к чему клонит Ярослав.
— Беги, — односложно сказал он. — При первой же возможности! Не для того мы отдали наши настоящие жизни, чтобы провести их в заключении. Я не имею права оказать тебе помощь в противозаконном действии, — с силой сжимая древко, повторил он, — но если только доберешься до Умиры, обещаю, что не отвернусь от тебя. Я останусь там еще минимум на месяц, а может, и дольше.
Рэй глядел герою вслед до тех пор, пока главные ворота не захлопнулись.
Последние месяцы он и не планировал побег, однако слова Ярослава вновь затаили в его душе веру в геройское призвание.
Тут подле него оказался сторож, один из Носовых приятелей, и ощеренная ухмылка на его лице не предвещала добра.
— Нагулялся?
Каторжник не ответил.
— Правила ты знаешь, — протянул он дурно пахнущую кадку. — Опоздал на построение — отрабатывай.
— Меня ночью даже в лагере не было. Я с мастером копья…
— Не помню такого! Как это, чтоб кандальник, и после отбоя за стенами остался? Или по-другому объяснить? — устраивая большой палец за ремень, на котором подвешена дубина, пригрозил сторож.
Рэй огляделся, пытаясь найти взглядом сторожа-северянина, с которым немного дружил, однако того поблизости не оказалось. Он принял тару и отправился вычищать отхожие ямы, выкопанные под деревянными нужниками.
Пропустив ужин, с трудом отмывшись холодной водой после гадкой работы, он вернулся в барак почти к отбою, лишь для того, чтобы обнаружить, что место его уже занято кем-то другим, а немногие прореженные вещи свалены у входа в мужскую половину.
Он с безразличием прилег на сломанные нары возле входа. Эфемерные «удобства» порубной жизни казались сейчас столь никчемными, что переживать из-за спального места было мелочно и глупо. Он укрылся чужим дырявым одеялом.
«Каковы будут последствия того, что я не завершил третий стих?»
Он ослабил духа, а потом что-то сделал с землей, так что дух более не мог на ней обитать. Третья часть предполагала изгнание. Куда же подастся зверь? А вдруг вовсе одичает?
Рэй прокручивал в голове образ хищника, звериные глаза. И вдруг отчего-то стало ему нестерпимо грустно. Сердце затеснило, и даже глаза защипало от жалости к себе. Он внезапно понял, что это конец. Не имеет никого значения, что будет со зверем. Герои ушли из поместья, сказ о них ушел вместе с ними, и Рэю никогда не стать его частью снова. Едва ли в ближайшие годы судьба снова занесет в сие пропащее место этих сильных, красивых людей, к которым Рэю не суждено было приобщиться.
И тут, в порыве жгучей тоски, ему стало ясно: «Ничего этого не было!»
Не было поисков на перевале Вруновой лесосеки, не было почивших Аслана и Андрея, и не было яростной битвы с лихими сторожами. Не было видений в избе без окон, и не было охоты на лютого зверя. Всё — химера и наваждение, всё это не из его жизни, ибо он — порубник!
В жизни порубника есть нары. В данном случае, сломанные и неудобные, но это решаемо. Есть завтрак, лесоповал, есть восход и закат. С этим ему должно примириться.
Сквозь тягучие, постные мысли сон не шел, Рэй ворочался даже после полуночи. И тут он услышал рядом со своими нарами подлый, крадущийся шаг.
Всю навалившуюся хандру сдуло в один миг! В оставшуюся долю секунды Рэй даже успел усмехнулся: «Ан нет. Примиряться никак нельзя!»
Шаг раздался еще ближе. Наученный порядками Бересты, герой заранее сжался и закрыл живот, на который в ту же секунду рухнул кулак! Первый удар был отражен, но следующие посыпались один за другим. Конечно, отыграться за геройство на нём решили не только сторожа.