Морские гезы
Шрифт:
— Мне надо сходить в город, — сказал Ян ван Баерле, когда закончилась выгрузка. — Повидать знакомого.
В Сэндвиче у него завелись приятели из эмигрантов-протестантов. Ян частенько сидел с ними в пабе. Наверняка и в Антверпене уже есть. В его возрасте положено сбиваться в стаю, чтобы чувствовать себя взрослыми. Я не мешал. Пусть поговорят о революции. Когда-то она случится, правда, забыл, когда именно. Помню, что в следующем веке Голландия будет воевать с Англией. Надеюсь, без моего участия.
— Иди, — отпустил я. — Самое позднее через час ты должен быть здесь. Начнется отлив.
— Успею! — заверил юноша.
Он надел свою самую нарядную темно-коричневую шляпу, напоминающую лаваш на плоском круге и украшенную пером фазана, и засунул за пояс свой пистолет, спрятав рукоятку под дублет. В город
— Маартен, я тоже пойду в город. Если услышишь стрельбу, заряди пушку, но из каюты не вытаскивай, — приказал я своему матросу, засовывая за пояс штанов стволы и пряча под дублет рукоятки двух пистолетов и напяливая на голову матросскую соломенную шляпу с узкими полями, наподобие тех, в каких в годы моей советской юности ходили пенсионеры.
Я был уверен, что шурин осядет в какой-нибудь таверне неподалеку от порта. Оказалось, что ему надо дальше. Причем, судя по тому, что постоянно спрашивал дорогу, раньше там не бывал. О конспирации Ян ван Баерле не имел никакого представления. В отличие от меня, он не смотрел фильмы про шпионов, поэтому ни разу не оглянулся и не проверил, нет ли «хвоста». Так что зря я напяливал шляпу матроса. Шурин не заметил бы меня, даже если бы я отставал всего на пару метров. Его целью был двухэтажный каменный дом в тихом районе. Дома здесь с более широкими фасадами, чем в Роттердаме, и чаще встречаются с выступающими вперед верхними этажами. Иногда верхний этаж настолько выдавался вперед, что живущие напротив могли бы, вытянув руку из окна, пожать соседскую. Ян ван Баерле постучал бронзовым молотком на бронзовой цепочке по бронзовому кругу, прибитому к двери. Дверь открылась, и юношу впустили внутрь.
Решив, что шурин пойдёт назад той же дорогой, я прошел мимо дома и остановился на следующем перекрестке, где в углу дома была ниша со статуей девы Марии, у ног которой чадил маленький масляный светильник. Пока что это единственный вид ночного уличного освещения. В таких местах обычно назначают встречу. Вот я и изображал человека, который нетерпеливо, нервно расхаживая туда-сюда, ждет кого-то.
Ян ван Баерле появился минут через двадцать. И не один. Первым из дома вышел инквизитор в белой рясе, поверх которой верхнюю часть туловища закрывала черная накидка типа обрезанного плаща. За ним шел солдат в шлеме-морионе и кирасе, вооруженный коротким мечом, висевшем в ножнах на широком кожаном ремне, который придерживал черные штаны-тыквы. За пояс был заткнут колесцовый пистолет с нарезным стволом, изготовленный по моему заказу. В правой руке солдат держал веревку, другим концом которой были завязаны руки моего шурина, бывшего владельца этого пистолета, потерявшего, к тому же, и свою шикарную шляпу. Как понимаю, арестовали его не за ношения оружия. Дворянина за такое обычно журили, в худшем случае штрафовали на десяток патардов. Последними вышли два солдата в шлемах и кирасах, вооруженные аркебузами, которые несли на правом плече, придерживая у приклада правой рукой. Процессия направилась в мою сторону. На лице Яна ван Баерле, вокруг левого глаза, успел налиться ярким синим цветом большой фингал. Разбитые нос и губы были в уже подсохшей крови. Вид у юноши был испуганно-растерянный. Уверен, что он немного иначе представлял себе сражения. Он скачет на белом коне, машет мечом направо-налево, а убитые враги падают штабелями. Ему никто не удосужился объяснить, что романтика — это только то, что до и после сражения.
Меня Ян ван Баерле если и заметил, то не узнал. Ни монах, ни солдаты тоже не обратили на меня внимания. На перекрестке они повернули налево, в сторону центра города.
Я пропустил процессию. Достав из штанов пистолеты, догнал солдат с аркебузами. Стрелял с двух рук в упор. Целился в шею в просвете между кирасой и шлемом. Солдаты, если и услышали срежет колесиков, среагировать не успели. Левый пистолет выстрелил на доли секунды быстрее. Пламя, вырвавшееся из стволов, опалило
Ян ван Баерле стоял на месте, тупо глядя на упавшего навзничь солдата. Даже не попытался развязать руки.
Я разрезал веревку кинжалом, приказал:
— Подбери мои пистолеты и спрячь их под дублет.
После чего вынул из-за пояса убитого солдата третий пистолет. Он был заряжен. Я засунул его в свои штаны. Вполне возможно, что он пригодится в ближайшее время. Из домов выходили люди, смотрели настороженно на нас, то ли пытаясь понять, что произошло, то ли раздумывая, напасть или нет?
— Иди за мной, — приказал я шурину, напялив низко ему на голову шляпу Маартена Гигенгака, чтобы хоть немного прикрыть синяк.
Мы повернули за угол и побежали. На следующем перекрестке опять повернули и пошли шагом. Здесь было много мастерских шорников. Они слышали выстрелы и крики, догадались, что это наших рук дело, но все отводили глаза, стараясь не замечать нас.
Когда я остановился на перекрестке, решая, куда идти дальше, шорник из крайней мастерской, изготовлявший седло, сидя на табуретке у открытого окна, показал рукой налево и сказал:
— А потом направо и выйдете к городским воротам.
— Спасибо! — поблагодарил я.
Стража у ворот наверняка слышала выстрелы, но, поскольку крики прекратились, решила, наверное, что и без них разобрались. Двое, сняв шлемы, сидели в тени караульного помещения, играли в триктрак, еще двое солдат, опершись на гвизармы, и младший командир с коротким мечом, как у убитого мной, стояли возле открытых ворот и смотрели на заезжающую в город телегу, запряженную серым мерином, которой управляла полная пожилая женщина с красным лицом. Поклажа на телеге была накрыта старым холстом с прорехами. Наверное, пытаются угадать, что везет женщина, сколько надо взять с нее пошлины и сколько скрысить, пока отсутствует налоговый чиновник. До выходящих из города мужчины и юноши им не было дела.
Пройдя по деревянному мосту над сухим и мелким рвом, поросшим зеленой травой, я повернул в сторону реки.
— Зачем ты ходил в этот дом? — спросил я шурина.
— Меня попросили письмо передать, — ответил Ян ван Баерле.
— Всего лишь письмо? — не отставал я.
— Да, — ответил Ян, понял, что я догадался, что он врет, и наклонил голову.
— Выкладывай всё, — потребовал я.
— Меня попросили узнать, почему не отвечают на их письма. Дали еще одно. Я должен был отдать его и потребовать плату. Если пойму, что там все в порядке, передать еще кое-что на словах, — выложил он.
— А они тебе не подсказали, что сперва надо последить за домом, расспросить соседей, послать туда какого-нибудь мальчишку, чтобы проверил, нет ли там засады? — язвительно поинтересовался я.
— Нет, — печально ответил Ян ван Баерле.
— Те, кто послал тебя, или подлецы, или такие же дураки, как ты. Не знаю, что хуже, — сказал я. — В следующий раз, когда кто-нибудь попросит тебя выполнить какое-нибудь поручение, даже самое невинное, направишь его ко мне. Понял?
— Да, — промямлил юноша.