Морские гезы
Шрифт:
Маартен Гигенгак ждал нас со стороны Речных ворот, поэтому заметил не сразу. Мы подошли по берегу, порядком испачкавшись во время пересечения ручьев с помоями и отбросами, которые вытекали в реку из города.
— Пушка заряжена, — первым делом доложил матрос.
— Хорошо, — произнес я. — Отдавай швартовы.
Иол медленно развернулся лагом к течению. Какое-то время перемещался так, не слушаясь руля. Только когда поднятый парус наполнился ветром, иол развернулся полностью и быстро пошел вниз по течению. Я смотрел на пристань, которая, как казалось, удалялась от нас. В ближайшие месяцы нам сюда хода нет. Наверняка инквизитор запомнил меня. Встретит случайно на улице, когда пойду в ратушу к главному интенданту, или выйдет на пристань, когда будем разгружать иол, — и гореть мне на костре. Как говаривал один мой однокурсник по институту, не ведавший радости
21
Иол пострадал не сильно. Подконопатили его немного, просмолили — и перестал течь. В положенное время я отправился на нем в Сэндвич с грузом сыра. Обратно повез пушки для роттердамского купца, которому надо вооружить достраиваемый гукер. Заплатит он за каждую всего на пятьдесят флоринов больше, чем обойдется мне, так что на этом рейсе я заработаю в два раза меньше, чем на предыдущем. Голландские купцы, в отличие от испанских военных, в пушках нуждались не очень сильно, переплачивать не желали. Что ж, полторы сотни золотых за три-четыре дня — тоже не плохо. Если бы не продолжительные перерывы между рейсами, и вовсе было бы хорошо.
Ян ван Баерле знает о моих потерях, поэтому старается всячески угодить. Даже внимательно слушает мои наставления по судовождению и навигации. В Сэндвиче он встретился со своими единомышленниками и, как рассказал потом, передал им всё, что я о них думаю. Больше ему никаких заданий не давали. Может быть, еще и потому, что в Антверпен мы перестали ходить.
Поняв, что на иоле я теперь слишком долго буду зарабатывать на большой корабль, начал строительство среднего. Заказал Третье Шуурману. Он уже знает мои требования и не спорит, когда не понимает, зачем надо эдак, а не так, как он привык делать. Строю трехмачтовую марсельную шхуну, которую в будущем будут называть джекасс (осел). Подразумевали мула из-за смешанных парусов: все косые — я остановился на бермудских, — кроме марселя на фок-мачте, но с английским языком и тогда у многих моряков были проблемы, посему перепутали. Косые паруса легче обслуживать, надо меньше команды, и они позволяют идти круто к ветру. Главный недостаток их — на высокой волне при попутном ветре шхуна сильно рыскает. Лекарством от этого будет прямой марсель на фок-мачте. Длина джекасса будет двадцать два метра, ширина пять, осадка около полутора, грузоподъемность тонн сто пятьдесят. Такое сможет ходить довольно быстро, в том числе и по мелководью, — главные условия, которые необходимы небольшому и потому слабо вооруженному судну в этих водах. Поскольку я после женитьбы на Моник ван Баерле стал своим для роттердамских купцов, надеюсь, будет что перевозить, если у самого денег не хватит на груз. А их не хватит, даже с учетом тех, что заработаю на перепродаже пушек, пока будет строиться джекасс. Я решил вооружить его бронзовыми тремя двадцатичетырехфунтовыми карронадами и двумя полупушками с удлиненными стволами, одну из которых буду использовать, как погонную, а другая будет служить для поражения догоняющих кораблей. Плюс порох, пыжи, уксус, ядра, картечь, книппеля. На вооружение уйдет немного меньше денег, чем на само судно. Надо ведь иметь хоть какую-то защиту. Топить вражеские корабли на большой дистанции я не собирался, но перебить картечью пиратов, устремившихся на абордаж, карронады смогут.
До осени, пока строили марсельную шхуну, работал на линии Роттердам-Сэндвич. Туда возил сыр, обратно — ткани и пушки, заказанные голландскими купцами. Чаще заказывали шести-восьмифунтовки. Они меньше, легче и в то же время достаточно мощны, чтобы на малой дистанции нанести урон противнику. На купеческих судах пушки устанавливают только на главной палубе. Трюм весь используется для груза. На них я зарабатывал меньше, чем на полупушках, но выбора не было. В середине августа джекасс был спущен на воду и в начале сентября подготовлен к выходу в море. Я получил на него государственное свидетельство, как гражданин графства Голландия, которое обошлось мне в двадцать флоринов. Судовладельцем значился Александр ван Баерле. Решил на всякий случай взять фамилию жены. Главный интендант Диего де Сарате знал меня, как мальтийца Александра Чернини. Вдруг инквизиция докопается, что капитан иола — и есть тот самый гёз, который убил трех солдат и освободил пленника?!
Иол я собирался поставить на прикол. Не надеялся, что кого-то заинтересует такое необычное судно. Покупателем оказался купец Рольф Шнайдер. Он немного огорчился, когда узнал, что я больше не буду покупать сыр.
— Жаль! Ты был хорошим деловым партнером, — сказал купец. — Что теперь будешь возить?
— Пока не заработаю деньги, все, что предложат, — ответил я.
— Сколько ты за раз сможешь взять? — поинтересовался он.
— Где-то ластов семьдесят, — ответил я.
Ласт — это немецкая мера корабельного груза, около двух тонн.
— Моему земляку надо доставить товар в Гамбург, ластов пятьдесят-шестьдесят, а обратно повезет полный трюм зерна. Если хочешь, порекомендую тебя, — предложил Рольф Шнайдер.
— Сведи нас, — согласился я. — Может, договоримся.
— Приходи завтра утром, — сказал он. — А со старым судном что собираешься делать?
— Продам, — ответил я, догадавшись, что не зря он спросил. — Торговля сыром, — ухмыльнулся я, — оказалась выгодным делом.
Рольф Шнайдер знал, что основные деньги я делал не на сыре, а на пушках.
— Вот и я подумал, не заняться ли и мне сыром?! — ухмыльнувшись в ответ, признался купец. — Есть у меня надежные ребята, которые хотят заработать. Я куплю твое судно и заплачу хорошие деньги, если покажешь, как управлять им, и сведешь с нужными людьми в Сэндвиче.
В последний рейс на иоле я отправился без Яна ван Баерле. Вместо него Маартену Гигенгаку помогали два немца, отец и сын. Первый был лет тридцати семи, напоминал внешностью и дотошностью моего датского боцмана, а второй был настолько не похож на отца и лицом, и телом, и характером, что я предположил наличие ветвистых рогов у кого-то в их семье. Я свел отца с сэндвичским купцом, которому еще в прошлом рейсе рассказал о грядущих переменах в моей жизни. Теперь уже немцы заказали ему три полупушки. Подозреваю, что пойдут они через Роттердам в Антверпен. Рольф Шнайдер вместо меня получит пожизненную ренту в двести флоринов. Купец отвалил мне за иол столько, сколько я затратил на его постройку. Я забрал только карронаду. Немцам она ни к чему, потому что стрелять не умеют.
Купец Андреас Циммерманн оказался худым и длинным мужчиной сорока одного года. На узком лице сильно выпирал узкий тонкий нос, крюком нависающий над тонкогубым ртом. Темно-русая борода имела форму острого клина. Ходил он в высокой черной шляпе с узкими полями, обрезанными сзади, что встречается сейчас редко, длинном темно-коричневом гауне из недорогой шерстяной ткани и растоптанных, черных, кожаных сапогах размера сорок седьмого, если не больше. Андреас Циммерманн, казалось, не знает состояния покоя. Он даже сидеть на стуле не мог спокойно, все время дергался и подпрыгивал, будто едет на телеге по кочкам. Кисти рук, которые были такие же большие, «растоптанные», как стопы ног, постоянно что-то вертели, крутили, на худой конец, мяли полы гауна. Наверное, если его обездвижить, сдохнет, как акула.
Мою шхуну Андреас Циммерманн набил самыми разными товарами местного производства и привезенными из колоний. Погрузка заняла неделю. Я не торопил, потому что договор у нас был посуточный. Во время погрузки я обучал Яна ван Баерле премудростям грузового помощника капитана, готовя из него старпома с прицелом в капитаны. В свободное от погрузки время, чтобы матросы не дурили от безделья, занимался с ними. За исключением двенадцатилетнего юнги Йохана, младшего брата Маартена Гигенгака, все остальные новые семь матросов были опытными моряками. Еще я нанял кока — тщедушного типа, который сам ел мало, но готовил отлично, плотника — степенного двадцатипятилетнего мужчину, такого опрятно одетого и с такими аккуратно постриженными и причесанными волосами и бородой, что я сразу зачислил его, и боцмана Лукаса Баккера — сорокалетнего крепыша с обвисшими бульдожьими щеками и пудовыми кулаками, густо поросшими рыжими волосами. Крепкие кулаки считаются сейчас главным достоинством боцмана.
Таких классных специалистов удалось мне нанять только потому, что торговля в последнее время сбавила обороты из-за испанского налогового бремени. Матросы изредка требовались на большие суда, которые ходили в колонии. Во время рейса многие умирали от болезней. Все равно желающих попасть на такие суда было валом. Не пугало и то, что рейсы длились по несколько месяцев, а то и лет. Платили, кстати, там меньше, чем в каботаже, но разрешали провозить свой товар, несколько килограмм. Обычно покупали в колониях специи или благовония, которые весят мало, а прибыль приносят большую. Допустим, перец по пути от Индии до Роттердама дорожал раз в двадцать-тридцать. За один рейс матрос мог заработать на дом или несколько лет хорошей жизни.