Морские повести и рассказы
Шрифт:
— Ох, мне так обидно за вас! А вам никогда не хотелось вернуться домой?
— Чтобы стать клерком и гнить здесь или в какой-нибудь дыре вроде этой? — презрительно воскликнул он, — Да если бы старик засадил меня теперь в дом, я бы разметал все стены — или умер там на третий день.
— А где же вы надеетесь умереть?
— Где-нибудь в кустах, а не то на море или на вершине горы — для разнообразия. Дома? Да весь мир мне дом! Но думаю, что в один прекрасный день помру в больнице. Ну так что ж! Не все ли равно, где умирать, если я пожил на свете? А я был всем, чем вам угодно, только не портным и не солдатом. Я был пограничником, я стриг овец, таскал на спине свой узел, я гарпуном убил кита… Я оснащал суда, искал золото, сдирал кожу с быков. Я отказался от таких денег, каких старик за всю жизнь не наскребет. Ха-ха!
Он ошеломлял ее. Она взяла себя в руки и с трудом выговорила:
— Пора отдохнуть теперь.
Он выпрямился, отделился от стены и сурово сказал:
— Пора идти.
Но он не двинулся с места. Он снова прислонился к стене и задумчиво стал напевать чужеземную песенку.
Она почувствовала, что ей хочется плакать.
— Это тоже одна из ваших ужасных песен, — сказала она.
— Слыхал ее в Мексике, в Соноре. — Он говорил развязно. — Это песня гамбучино. Вы не знаете? Песня беспокойных людей. Ничто, не может удержать их на одном месте, даже женщина не может. Прежде вы могли встретить их у границы золотой страны, там, на севере, за Рио Джила. Я был там. Один инженер в Мазатлане взял меня с собой, чтобы я присматривал за повозками. Моряк всегда сподручный парень в таких делах. Эта страна — настоящая пустыня. В земле такие трещины, что дна не, видно, а горы — крутые скалы торчат вверх, как стены и церковные шпицы, только в сто раз больше. Долины завалены глыбами и черными камнями, не видно ни одной былинки. А солнце встает над этой страной такое красное, какого я никогда не видел, — кроваво — красное и злое. Там красиво.
— Вы не хотите туда вернуться? — запинаясь, спросила она.
Он усмехнулся.
— Нет. Это проклятая золотая страна. Иногда мне жутко было глядеть на нее. Но нас была большая партия людей, а ведь эти гамбучино путешествовали поодиночке. Они знали эту страну раньше, чем кто-нибудь о ней услыхал. У них был какой-то дар разыскивать золото, и на них тоже напала золотая лихорадка, но золото им как будто не очень было нужно. Бывало, найдут богатое местечко, а потом поворачиваются к нему спиной. Или покопают немножко, выкопают ровно столько, сколько требуется на попойку, и уходят, чтобы искать в другом месте. Они никогда надолго не оставались там, где были дома. Ни жены, ни детей, ни приятелей у них не было. Нельзя подружиться с гамбучино, слишком они беспокойные люди: сегодня здесь, а завтра уходят бог знает куда. О своих находках они никому не рассказывают, и не было еще ни одного богатого гамбучино. Не золото им было нужно, — им хотелось только бродить и разыскивать его в этой каменистой стране: она околдовала их и не давала покоя. И не родилась еще такая женщина, которая удержала бы гамбучино дольше, чем на неделю. Вот что говорится в песне: одна красивая девушка старалась удержать своего возлюбленного гамбучино, чтобы он приносил ей много золота. Не тут-то было! Он ушел, и больше она никогда его не видала.
— Что же с ней сталось? — прошептала Бэсси.
— В песне об этом не сказано. Всплакнула, должно быть. Вот что это были за парни: поцеловал — и ушел. Но им нужно было всегда что-то искать. Иногда мне кажется, что и я таков, как эти гамбучино.
— Значит, ни одна женщина не может вас удержать, — начала она твердо, но под конец голос ее дрогнул.
— Не дольше, чем на неделю, — пошутил он и весело засмеялся, играя на струнах ее сердца. — А ведь я их всех люблю. Все готов отдать за хорошую женщину. В какие переделки я из-за них попадал, и из каких переделок они меня выручали! Я их люблю с первого же взгляда. Я и в вас уже влюбился, мисс… вас зовут Бэс си, да?
Она слегка попятилась и нервно засмеялась.
— Вы даже лица моего еще не видели.
Он галантно наклонился к ней.
— Бледная немножко, некоторым это идет. Но у вас красивая фигура, мисс Бэсси.
Она вся трепетала. Никто еще не говорил ей таких слов.
Он переменил тон.
— А я порядком проголодался. Не завтракал сегодня. Не можете ли вы мне принести хлеба или…
Она уже ушла. Он только что хотел попросить ее впустить его в дом. Неважно. Можно и здесь. Чертовское положение! Что подумает его приятель?
— Я не милостыни у вас прошу, — шутливо сказал он; она протянула ему тарелку, и он взял кусок хлеба с маслом. — Я прошу по дружбе. Папаша богатый, вы сами знаете.
— Он морит себя голодом ради вас.
— А я голодал из-за его причуды, — сказал он, принимаясь за второй ломоть.
— Все, что у него есть, он бережет для вас, — возразила она.
— Да, чтобы я приехал сюда и засел на его деньгах, как жаба в норе. Благодарю вас! А что вы скажете о заступе, а? Он всегда по — чудному проявлял свою любовь.
— Я бы могла его уговорить, дайте мне неделю, — робко предложила она.
Он был слишком голоден, чтобы отвечать; покорно держа перед ним тарелку, она начала что-то шептать ему, быстро и задыхаясь. Он слушал удивленный, ел все медленнее и медленнее и наконец совсем перестал жевать.
— Так вот что он задумал! — презрительно сказал он, повышая голос; непроизвольным движением руки он выбил у нее тарелку и энергично выругался.
Она отшатнулась от него и оперлась рукой о стену.
— Нет! — бесновался он, — Он думает… Он надеется, что я ради его проклятых денег!.. Кому нужен его дом? Сумасшедший? Э, нет! Не думайте. Он знает, чего он хочет. Он хотел меня превратить в жалкого клерка, а теперь хочет сделать из меня ручного кролика в клетке. Из меня! Из меня!
Его сдержанный, злобный смех пугал ее теперь.
— Говорю вам… как вас?.. Бэсси… и мир-то для меня тесен, если мне захочется расставить локти, не говоря уж о проклятой кроличьей клетке. Жениться! Он хочет, чтобы я женился и остепенился! И уж наверняка приглядел невесту, черт бы меня побрал! А смею вас спросить, вам известна эта девица?
Рыдания без слез душили ее, она вся тряслась, но он был слишком взбешен, чтобы заметить ее отчаяние. Задребезжала оконная рама.
— Зубоскал, явившийся с какими-то сведениями! — раздался размеренный голос старого Хэгберда; он говорил поучительным тоном. А Бэсси показалось, что этот голос отравляет безумием ночь, шлет гибель на землю, — Теперь я знаю, что тут неладно, у здешних жителей, моя милая. Ну конечно! Раз здесь разгуливает этот сумасшедший парень. Не имейте с ним никакого дела, Бэсси. Вы слышите, Бэсси?..
Они стояли, как окаменевшие. Старик суетился и бормотал что-то у окна. Вдруг он пронзительно крикнул:
— Бэсси, я вас вижу! Я скажу Гарри!
Она сделала движение, словно хотела убежать, потом остановилась и прижала руки к вискам. Молодой Хэгберд — огромная темная тень — застыл, как человек, вылитый из бронзы. Над их головами безумная ночь хныкала и бранилась голосом старика:
— Прогоните его, моя милая. Это какой-то бродяга. А вам нужно жить своим домом. У этого парня нет никакого дома, он не похож на Гарри. Он не может быть Гарри. Гарри вернется завтра. Вы слышите? Еще один день, — лепетал он, все сильнее волнуясь. — Не бойтесь, Гарри на вас женится.