Морской эмир
Шрифт:
— Саша, я не хотел тебя убивать. Никогда, — проговорил он тут же, когда я попыталась сбросить его руки с себя. Пока безуспешно, водоросли не позволяли. — Саша, послушай…
— По-моему, ты лжешь, — ответила я, не глядя больше в его лицо, которое казалось таким родным.
— Я не лгу, проклятье, Саша! — прорычал он, одним движением сдирая с меня жесткие водоросли. — Я много что планировал, но убить тебя не смог бы ни тогда, ни сейчас!
— Но планировал, — поправила я и замерла.
Пусть это было глупо: вместо
Кажется, больше жизни нужно.
От переживаний я сунула руку в маленький карман платья и нащупала там жемчужинку палтуса Бро, покрутила ее между пальцами и вдруг посмотрела на шеррия.
«Жемчужинка», — твердил он пару минут назад. Может, он имел в виду эту? Но зачем она мне?
Тейноран, видя мой вопросительный взгляд, кивнул.
Я же так ничего и не понимала.
— Да, план по твоему убийству существовал с момента твоего появления в Айреморе, — проговорил эмир так, словно бесконечно устал. — Но это был не мой план. И я никогда на него не соглашался.
— Но, видимо, до конца и не отвергал, да?
Тиррес скривился.
— Ты не понимаешь. Как правитель всего эмирата, я обязан его сохранить. А он умирает. Черная жемчужина, которая сотни лет была покровительницей моего геноса и всей западной части Малахитового моря, погибает. Я не мог просто сказать, что отвергаю попытки к ее спасению.
Я кивнула.
— Значит, я угадала. Не отвергал.
— Саша! — встряхнул меня за плечи Тиррес, а затем, несмотря на то, что я пыталась его оттолкнуть, с силой прижал к себе.
Я коснулась щекой его обнаженной груди, на которой вдруг проступил колдовской рисунок черно-изумрудных водорослей. Они шевелились, покачивались, словно в морских волнах, и слегка светились. А я слушала, как громко бьется сердце эмира, и не знала, что делать.
Если жемчужина умирала, тому была причина. Но найти ее сейчас вряд ли возможно. Мотивы Тирреса были мне вполне ясны, возможно, я на его месте и сама поступила бы так же.
Но стало ли мне от этого легче?..
Закрыв глаза, я попыталась забыть обо всем, что мгновение назад услышала. А в голове снова зашуршала какая-то подтачивающая меня, словно червь, мысль.
Они хотели отдать мою магию жемчужине… И это бы меня убило…
— Ну что мне сделать, чтобы ты поверила?! — раздался тихий шепот над самым ухом, и я невольно распахнула глаза, глядя, как за границей нашего защитного пузыря бушует море, как гнутся водоросли к земле и как пылает что-то черное в стороне.
— Эвирон, с жемчужиной что-то не так. Кажется, словно она вот-вот лопнет! — раздался неподалеку голос Латимерии.
Я повернула голову в другую сторону, найдя взглядом предателя, мужа Кары. Жрец, оказывается, уже освободился от колдовства своего повелителя и сейчас стремительно подползал к тому, что прежде было Черной жемчужиной Айремора, а сейчас напоминало большую, покрытую опухолями человеческую печень.
— Она умирает, — проговорил в ужасе Эвирон, и его голос разнесся вокруг, словно эхо, даже несмотря на подводный ураган.
Что-то внутри меня начало рваться на части. Словно сила чароводницы откликалась на боль жемчужины. Словно обещала исчезнуть вместе с морской святыней.
Я с ужасом взглянула в глаза Тирреса, который все еще не выпускал меня из объятий. Оказалось, что он тоже смотрел на меня, и на дне его опалесцирующих радужек пульсировала та же боль. Однако говорил он вовсе не катастрофе, которая должна была вот-вот произойти.
— Не веришь, — прошептал он тихо. Только мне одной.
Словно весь мир мог подождать нас двоих.
А потом он вдруг просто развернулся и двинулся к жемчужине. Он шел вперед так, словно вокруг не было воды и не надо было плыть. Шагал спокойно и легко, будто под ногами была земля, а вокруг воздух. И с каждым движением вокруг него сперва стала утихать бушующая стихия, вода очищалась, становясь прозрачной, а затем в полуметре от его мощной фигуры начинали мелькать полупрозрачные сущности, в которых я с изумлением узнала рудисов. Топазово-голубые капли светились, излучая красивую неоновую магию, окружая повелителя моря будто бы каким-то божественным щитом. Словно они знали нечто важное, что решил Тиррес, и собирались ему в этом помочь.
То и дело рудисы поворачивались вокруг своей оси и глядели на меня. Испуганно, нервно. Словно я должна была что-то сделать, но не делала.
Тирр как раз протянул в сторону руку, и в ней тотчас же материализовался кинжал. Тот же, что мне давала Бу в долине черных дольменов.
Под ребрами больно сдавило. Мне совсем не нравилось происходящее.
Тиррес был все ближе к жемчужине, а время будто замедлялось, застывало, как жженая карамель. В какой-то момент эмир замер возле пульсирующей больной святыни, и последним, что я услышала, был голос Эвирона:
— Что ты делаешь, мой эмир?..
Удар сердца.
Тишина.
Тирррес занес руку с кинжалом и тихо проговорил, взглянув на меня через плечо:
— Я лучше бы убил себя, чем тебя.
И опустил лезвие на свою грудь.
Кажется, я кричала. А еще я слышала крики Кары, чей-то плач. Эвирон пытался оттолкнуть своего эмира от жемчужины, но не успел. А ураган, поднявшийся вокруг Тирреса, теперь и вовсе не давал остальным к нему приблизиться. Это была какая-то новая магия, стены урагана казались тонкими, как стекло, а внизу они очерчивали на песке четкую, мерцающую алым светом окружность. Этим же светом на пульсирующей жемчужине вдруг засветился знакомый символ.