Морской герой
Шрифт:
Халфвард коротко объясняет: он курьер, но, кроме того, ему велено присматриваться и прислушиваться в пути.
— И когда я последний раз возвращался из королевской штаб-квартиры в Христиании, то решил идти через Фредриксхалд. Тогда это было еще возможно. Ваше величество, наверно, слышит, что я говорю по-норвежски так же хорошо, как по-шведски. Во время штурма сегодня ночью я шел вместе с норвежскими солдатами до самой крепости, и мне удалось проникнуть внутрь.
— Что ты там увидел?
— Увидел мало, зато услышал. Офицеры говорили, будто Турденшолд подошел со своими кораблями к побережью и сегодня
В эту минуту в дом попадает снаряд, выпущенный из крепости. Крыша разлетается в щепки и рушится вниз; на голову короля сыплется сухая глина. Король падает навзничь; из царапины на щеке сочится кровь. Халфвард бросается на пол, обломки бьют его по затылку, он поднимается, видит, что король тоже встает и сердитым движением стирает с лица кровь, не дожидаясь метнувшегося к нему адъютанта.
Только теперь Халфвард обнаруживает, что на столе посреди комнаты, под съехавшим в сторону мундиром лежит мертвый офицер. Не иначе это генерал-майор Дельвиг, которого, по слухам, застрелили рядом с королем.
Шведский король Карл заканчивает разговор со своим курьером:
— Вздор.
И жестом отсылает Халфварда прочь.
Комендант крепости Ханс Якоб Брюн и капитан ополчения Педер Колбьёрнсен сухо беседуют, меж тем как последние воины ополчения укрываются за стенами крепости и караульные захлопывают ворота. Сверху им хорошо виден весь город, они различают шведских солдат на улицах. Комендант сообщает, что, по данным, которые он получил от одного из своих лазутчиков, король намерен расположиться в доме англичанина Уильяма Уокера. А потому огонь будет сосредоточен на этой части города.
Капитан ополчения, все еще в крови раненого норвежского офицера, которому он помогал идти, и смертельно усталый от непосильного для человека в его возрасте напряжения, спрашивает, готов ли комендант выслушать его соображения по делу, чрезвычайно важному не только для ныне живущих, но и для будущего поколения.
— Напомню сперва, что город, который мы видим внизу, с его небогатыми, но все же счастливыми семьями, принадлежит гражданам, которые сражаются за него и за честь его величества. Это их дома, они привязаны к ним, многие строили их собственными руками. Вероятно, большая часть имущества горожан содержится в этих домах, пусть даже в подвалах, да что теперь толку от этого?.. Итак, не говоря уже о наших жизнях — а далеко не все смогли укрыться в крепости, — в этом городе, который мы видим сейчас, собрано все, что накоплено нами и нашими отцами. Считаете ли вы, господин комендант, что крепость — а с ней и наш король и вся наша страна — выиграет, если мы сожжем город?
— Да, господин капитан, считаю.
— Тогда он будет предан огню, господин комендант.
На этом они расстаются. Однако комендант оборачивается и добавляет:
— Господин капитан, я поразмыслил и не вижу препятствий к тому, чтобы лошади, о которых мы говорили, все же были возвращены владельцам, когда враг будет изгнан.
— Благодарю, господин комендант. Тягло очень и очень пригодится при восстановлении города.
Под юбкой Улауг на повязанной вокруг пояса бечевке висит смоленая пакля. В руке она держит ведерко с золой, под которой тлеют на дне головешки. Сверху лежат яйца, накрытые тряпицей. Служанка как служанка: хотя город занят противником, а она — война не война — спешит по своим делам.
Улауг успела пробраться в крепость до того, как ее окружили со всех сторон, а обратно перелезла через стену и прошла по последней еще не перерезанной тропе.
Но перед тем капитан ополчения Колбьёрнсен, ее хозяин и кормилец, обнял свою служанку. Прильнул лицом к ее волосам, не стесняясь своих слез.
— Думаю, шведы тебя не задержат, — сказал он. — Тебе известно, откуда начинать. Не хочу, чтобы в такой час меня назвали себялюбцем. Нас ждет суровый приговор, если мы просчитаемся и совершим дело, не совместное с законом божеским и королевским. Пусть ведает всевышний, что не с легким сердцем отдаю я этот приказ.
С тем она и отправляется в путь.
Сержант Гауте догоняет ее.
Посмотреть — идут по дороге отец и дочь, он слепой, она помогает слепцу. На одной руке у нее висит ведерко, и надобно спешить, чтобы головешки не потухли. Внезапно из отверстия в ведерке просачивается струйка дыма. Улауг вскрикивает. Он шикает на нее — держись! Мимо бредет, шатаясь, тройка пьяных горожан. Два распаленных злобой, облепленных грязью шведских солдата — пришлось ползти на животе через поле, где рвались снаряды, — провожают бранью норвежских пьянчужек.
Улауг и Гауте входят в город. Они знают, куда идти, выполняют четкий приказ Педера Колбьёрнсена: «Сперва поджигайте мой дом!» Да, он велик душой, этот приземистый, невзрачный с виду, немногословный человек, звезд с неба он не хватает, не слишком добродушен, но неизменно вежлив и деловит, готов помочь тишком другому, пусть без особой радости и после основательных раздумий. Он отлично понимает, что шведы вполне могут потушить пожар, не дав ему распространиться. И получится так, что первый дом — его собственный дом со всем имуществом — сгорит, а город уцелеет, и шведам не придется уходить.
Улауг и Гауте подошли к цели. Сворачивают во двор. Под деревом сидя спят два шведских солдата. Из дома доносится шведская речь. Они идут к пристройкам, ей знаком здесь каждый камень, и Гауте вдруг прозрел и оживился. Вздернув подол, Улауг отвязывает смоленую паклю. Гауте разгребает золу в ведерке. Там светятся красные головешки. Он поджигает паклю.
Бросает горящую паклю на сеновал, Улауг хватает клок вспыхнувшего сена и бежит с ним к дому, Гауте делает то же. В приливе ожесточения Улауг высаживает окошко своей каморки. Это сюда приходил к ней он — Гроза Каттегата. Здесь она делила кровать со своей сестрой Бенте, пока та не сбежала в Копенгаген. Улауг бросает в каморку пылающий клок.
Коли капитан ополчения может предать огню свой собственный дом, то она не пожалеет своей каморки. Оттуда доносятся чьи-то крики. Сержант Гауте бросил горящее сено в дверь главного здания. За спиной у них сарай охвачен пламенем.
Они выбегают через ворота, он заслоняет ее, ожидая выстрелов вдогонку. Но шведы явно застигнуты врасплох. Слышны вопли и проклятия, но никто не стреляет. Тем временем и в других концах города появляется пламя. Не они одни решились на поджог.
День выдался теплый и тихий. После долгого бездождья дома в городе сухие, как солома.