Морской сундучок
Шрифт:
Атлас Вогизыч показывал, в каких кварталах живут люди победней, в каких — состоятельные. И вдруг он рассмеялся и махнул рукой куда-то за красивые сосны большого парка:
— А там есть очень интересное справочное бюро. В нём, если ты перебрался в район побогаче, можешь за плату узнать, с кем выгодно завести новые знакомства, кого выгодно взять в новые друзья.
— Ну всё! — засмеялась Наталья. — Бросаю вас и завожу выгодные знакомства. — Она вдруг повернулась к боцману и спросила: —
— Не знаю и знать не хочу. Жил я везде — и вверху и внизу, а друзей не менял по выгоде и менять не собираюсь. Разве нам плохо? Вон как хорошо: все — своя команда, одна палуба!
Так одной палубой и въехали мы по холмам на самый верх Сан-Франциско.
СУВЕНИР ИЗ САН-ФРАНЦИСКО
Уже вечерело, когда мы вернулись на судно. Стали подниматься, а навстречу капитан и мистер Роберт. Прилетел… Дела!
— Находились? — спросил меня Пётр Константинович. — А то поехали с нами? К утру погрузят контейнеры, и уйдём.
— Как к утру? А другу монеты? А сувенир?
— Поезжай! — посоветовал с трапа Виктор Саныч. Он опять «дирижировал ансамблем». — Сейчас заварю на всю ночь кофеёк, а утром — гуд бай, Сан-Франциско!
— Конечно, поехали! — согласился я.
Капитан сел впереди с напевающим что-то Робертом, и мы помчались по причалам, шумным стритам и просторным мостам.
На минуту Роберт остановил машину на скалистом берегу океана у прозрачного стеклянного домика:
— Сувениры.
Я вошёл в дом.
Он был весь, как морское дно, уставлен кораллами и раковинами. Но их у меня в достатке ещё с прошлых плаваний. Сам доставал! А вот что бы найти такое, что напоминало бы Америку?
Я увидел на столе большую синюю кружку. На ней яркими красками были оттиснуты виды Сан-Франциско. Вот Голден-Гэйд бридж, к которому мы шагали с боцманом, вот улочка со старым трамваем, а вот гора, на которую мы взбирались всей палубой.
Оглядел я кружку со всех сторон. Хоть и простая, а приеду в Москву, возьму её в руки — передо мной весь Сан-Франциско. Всё вспомнится.
Подбросил я её на ладони, щёлкнул по донышку. «Беру».
ПЕСНЯ
Мы мчались по улицам города. Солнце уже село. Посреди маленькой площади мексиканский оркестр стучал в розовые тарелки и отплясывал «Кукарачу». Трубы в руках музыкантов светились, как раковины. Стены домов были тоже розовыми.
Потом всё это вдруг погасло, и, перекрашивая город по-своему, в воздухе заплясали цветные огни реклам.
На одной из улиц рекламы горели особенно ярко и заполняли голубоватым светом площадь перед высокой стеной.
У стены стояли прилавки. Они были завалены разноцветными рыбинами. За стёклами стоек грозили клешнями громадные алые крабы.
Торговцы расхваливали товар. Один кричал:
— Крабы, крабы!
Другой поднимал за щупальца осьминога.
За высокой аркой плескались волны залива, и рыбаки, ещё в робах и сапогах, тащили в корзинах свой товар. Рыба плескалась и шлёпалась, как где-нибудь в шаланде.
Это был рыбный базар. Всё пахло морем, сырой солью, глубиной.
Мы отведали крабов по-санфранцисски.
Роберт сказал:
— Теперь посмотрим Сан-Франциско!
Казалось, что мы летим среди звёзд. Я старался что-нибудь запомнить, но видел только огни, огни, огни… В ночной темноте ближние кварталы снова становились электрическими полями, а дальние мерцали, как таинственные галактики, — с какими-то весёлыми пятнами света, силуэтами людей они проносились мимо и навсегда пропадали из глаз…
Наконец послышался гул океана, мы выехали на набережную и подкатили к большому зданию среди пальм.
Через минуту мы словно вошли в горящую печь.
Всё в зале было угольно-красно. За столиками сидели люди и цедили сквозь трубочки и соломинки из бокалов напитки. А в конце зала стоял микрофон и лежала гитара. Капитан сказал:
— Будет музыка.
На стол нам поставили напитки со льдом. А в это время на маленький помост вышел парень в алой рубахе. Около него на тумбе светилась тарелка. И все стали бросать на неё деньги. Парень кланялся и исполнял под гитару разные песни.
— Хорошо, а? Хорошо… — шепнул капитан.
Что парень пел, было непонятно. Но, наверное, про море, про паруса. А может быть, так мне казалось, потому что ветер доносил в зал запахи моря.
— Хорошо, — согласился я и опустил руку в карман.
У меня ещё оставался последний доллар. Хотел я его отвезти товарищу для коллекции, но встал и положил на тарелку.
Парень посмотрел на меня, потом на тарелку и пренебрежительно усмехнулся.
Я растерялся: ему показалось мало. Всего доллар! Но ведь я от всей души — последний, матросский!
Тут подошёл Роберт, бросил на тарелку несколько долларов и сказал:
— Спой русскую песню!
Теперь смутился певец:
— Я русских не пою. Я спою мексиканскую.
— Пусть поёт мексиканскую, — сказали мы.
Парень поставил ногу на стул, ударил по струнам и запел «Челиту».
Мы переглянулись.
Так это же хоть и мексиканская, а наша песня! Я её ещё до войны пел по вечерам с нашим соседом дядей Володей.
Он, бывало, вынесет патефон, заведёт «Челиту», сам поёт и меня подбивает: «Подтягивай!» Хорошо получалось!