Морской волк. 1-я Трилогия
Шрифт:
— Так! — старший майор выскочил откуда-то, как чертик из бутылки — рассказали все же, Михаил Петрович?
Помню, что разрешено — но раз уж так случилось, товарищи, прошу задержаться на собеседование по секретности и режиму. Все помнят, что такое «ОГВ»? Уходим, наконец, в море. С конвоем пока не ясно — но вот по аэродрому прошла отсечка, «день Х» минус Эн. Потому — выдвигаемся на исходные. С нами «Куйбышев», под флагом Зозули, усиленный двумя нашими расчетами ПЗРК. И те же два тральца — проводят нас до глубин за горлом Белого моря. Я дал накачку Сереге — не хватало еще, гробануться из-за какого-то лопнувшего клапана. Может я и обнаглел, но возможный отказ техники кажется сейчас мне более опасным, чем фрицы. Серега, однако, проникся, и гоняет теперь своих. Так вот и идем. Люфтов в воздухе не видно, лодок не слышно, ну а появление в Белом море немецких надводных кораблей — это паранойя даже для меня. Да и осталось тех кораблей — эх, если б еще и «Шарнхорст» утопить! А ведь придет он на Север, в январе — подкараулить на переходе, где-нибудь возле Нарвика? И ведь хрен проскочит — гидроакустикой засечем, и пусть хоть все эсминцы, что у них есть, в эскорт ставят, это даже не смешно. И — 65-ю ему, специально бережем пару, для него и для «Принца»; что там еще осталось — «Нюрнберг», «Лейпциг», да еще с десяток «Нарвиков» в строй вступят. И все! Адаптировались, в общем — разницу, считай и не ощущаю, что две тыщи двенадцатый, что сорок второй. Не вижу я «рабства сталинской системы», не чувствую — угнетения. Делаем свое дело, как подобает — и довольны. Ну, от чего свобода может быть, на подлодке в походе — от приказа? От необходимости — выполнить задачу? Бред.… Помню, в телеящике видел, какой-то вонидзе очередной распространялся: по капле выдавим из себя совка! Поскольку совок — это внутренний раб, сам себя отягощающий обязательствами, полет свой связывающий, гирями на шее. Так сбросим эти гири — и ощутим себя свободными, никому ничего не должными, личностями! И будем наконец жить, получая удовольствие, беря от жизни все — для чего человек и предназначен! А вот если — «к бою и походу готовьсь!» — вы бы с такой личностью, пошли? Подчинение, обязательство равно рабству? Да нет, знаете.… Перед провалом фильм видел, немецкий, две тысячи какого-то года, название забыл… Германия современная, студенты психологию-социологию изучают, ах-ох, как же это фюрер когда-то, всех поработил? Тогда профессор предлагает им — что-то вроде игры, учебной. Вы — общество, давайте придумаем, общая форма — белые рубашки — общее приветствие, и знак: поднимающаяся волна. Попробуйте просто побыть, членами «Волны», несколько дней — а после, напишете рефераты, зачту. Сначала — просто игра, веселье. Давайте тогда и акцию общую придумаем — нарисуем наш знак, волну, в самых разных местах — и в универе своем, и по городу. Вместе держимся, помогаем по мелочи. Пока — игра. И вдруг одного из них обижают какие-то турко-арабы, причем насквозь несправедливо. А он — один из нас. И наше дело — правое. Потому, разбираться с этими турками приходят все. И вдруг чувствуют, что вместе мы — сила. Чисто, по Маяковскому — «единица, ноль, а если в партию сгрудились малые…». Дальше там, по фильму, пошел уже перегиб — когда начали обижать тех, кто «не мы», даже убить кого-то захотели, и напрасно профессор, который все заварил, кричал — эксперимент закончен! — его уже никто не хотел слушать. Вот он, звериный оскал фашизма! Что на мой личный взгляд, было притянуто. А почему, собственно — нельзя было остановиться: ну вышло бы «Тимур и команда», по-немецки? Но интереснее другое: рабством это не назвать! Не пройдет здесь, категорически, «я господин, а вы быдло». И плетью в ряды — никого не загоняют. Делать что-то, общее — не принуждают. И за пустыми словами, одними лишь обещаниями — не пойдут: только реально, на деле почувствовав, что так лучше! Добровольно решив — что стать «пальцами руки миллионопалой», и успешнее и безопаснее, чем поодиночке. И как это все же назвать? А я отвечу — совок! Человек, привыкший что он «один из», а не уникальная отдельная личность. Вбивший в подкорку — что одному в этом мире не выжить, а вот «колхозом», это да! В итоге — смотрите, в эту войну, на нас с немцами — и нагличан. И скажите — англы и юсы, немцев на равных бы победили, без численного и технического превосходства? Чем там у них кончалось, даже в сорок пятом — Арденнами? И стоит ли после этого, «из себя совка выдавливать»?
— Кстати, спросил я у Кириллова, — что с англичанином тем будет — любопытно просто?
— А все по закону — ответил товарищ старший майор — признай бритты факт шпионажа, ну выслали бы мы этого Дженкинса, из их миссии — хотя толку-то, другого бы прислали! Но все ж, союзники пока — и передали бы им этого матроса Райли до кучи; да может вспомнили бы случай этот, когда британцы стали бы на нас наезжать, если кто из наших так завалится. Но англичане — и Дженкинс, и капитан парохода — все отрицали: ничего не знаем, а может, этот Райли немцами завербован был? А коль так — то и пошел он крайним, по всей строгости военного времени, за шпионаж.
Своего, выходит, сдали — за копеечную политическую выгоду, самки собаки! А будь у нас? Лично я бы, своего матроса, которого сам туда послал, вытаскивал бы до конца! Иначе — просто, в зеркало смотреть будет тошно. Ну, нельзя это — делать то, о чем тебе самому, после противно вспомнить! Потому что дальше пойдет, одно из двух: или тебе это станет постоянно душу грызть как червяк-древоточец — или ты просто станешь чуть больше сво…ю (прадеды сказали бы, душу погубишь — но вот не верю я в бога и рай!). Не моралист я, а циник: хочу жить спокойнее и не мучась. И не европеец я — а все же совок. И меняться — не намерен. За свой участок отвечаю головой — а выше, командующий есть. Сам командующим стану — ну значит, фронт мой расширится, а принцип останется: все равно, главком надо мной. Белое море прошли. Тральцов отпустили. Глубина — уже приятнее. Ныряем на двести пятьдесят и держим ход в двадцать. Чем меньше будем болтаться в радиусе действия немецкой авиации — тем лучше. Нам-то без разницы — а вот «Куйбышеву»? Он кстати, нас не теряет — держится чуть позади нашего левого траверза. В молодости, когда этот эсминец был «Капитан Керн» Балтфлота, тип «Новик Путиловский», он по паспорту мог и тридцать пять выдать — но корабли быстрее людей стареют, машины изношены уже, но тридцать наверное, ему еще по силам. Значит, и мы прибавим.… Все работает нормально — три месяца пока еще, с июля, срок обычной автономки. Вахта за вахтой, так без происшествий пролетаем до меридиана Иоканьги. «Куйбышев» упорно идет рядом (после Зозуля мне скажет, что именно сейчас, по-настоящему поверил в возможности «Воронежа» — чтоб подлодка не всплывая, удирала от эсминца, через половину Баренцева моря). Но это будет после — пока же, как условлено, в этой точке подвсплываем под перископ, поднимаем антенну, обмениваемся информацией. Пока все выходит удачно. Меньше чем через сутки, нам надо быть у Порсангер-фьорда. Затем отойти к северу — где через двое суток, у нас рандеву с эсминцами, «Гремящим» и «Сокрушительным». И — назад, на позицию, ловить конвой, который должен подойти еще через день (плюс-минус сколько-то). А на аэродроме Банак — девяносто «Юнкерсов» (надеюсь, сейчас чуть меньше, все ж в битве у «Тирпица» и британцы кого-то посбивали). Но все равно, нашим эсминцам будет крайне хреново — как на Черном море в сорок третьем, эти «Юнкерсы» утопили сразу троих наших, «Харьков» и две такие же «семерки», как «Гремящий». Две 76мм и пять 37мм автоматов — совсем не смотрится такое ПВО в сравнении с пятью-шестью 127мм универсалами, плюс четырнадцать 40мм бофорсов и столько же 20мм эрликонов у штатовских «Флетчеров» и «Самнеров» — а ведь и те погибали, от японских авианалетов. А потому, придется нам сыграть роль самого эффективного ПВО — если не «наши танки на вражеском аэродроме», то «Гранит» по казарме летного состава. И никак иначе — поскольку место будущей охоты на конвой выбрано здесь — и немецкие бомберы в самый разгар действа, ну совершенно нам тут не нужны. Курс — вест. Идем на позицию.
Подводная лодка U-703
Командир Хайнц Байфилд
Ослиная задница! Все — по-дурацки! При «папе» Денице такого не было! У него было свято — вернулись живыми, неделя на техобслуживание и регламентные работы, и две недели отпуска, хоть домой в Рейх, хоть отдыхай как хочешь, любой разгул и удовольствия, какие можешь найти. И награды заслуженные — прямо на пирсе, сразу, без всякой бюрократии. А что такое «жирные годы», объяснить — или вам уже рассказали? И — нет «папы», попал под гнев фюрера. Только вернулись с «битвы при Тирпице». Что это такое? Это когда вместо охоты на «восемнадцатый» конвой тебя посылают, за орденами и победами, драться с британской эскадрой. А тут, лишь торпеды с дальней дистанции, и скорее убегать, пока асдиками не засекли. Нам повезло, а вот U-377 и U-405 не успели. Так и не ясно, кто «Тирпиц» утопил, тут и люфтваффе претендуют, и U-403, якобы не промахнулась. А если «Тирпиц» на тот момент сочтут уже вражеским линкором — то это сразу, Рыцарский Крест! Вернулись — и узнали, что мы оказывается, уже СС. И порядки — совсем другие! Никакого отдыха — только дозаправились, все положенное приняли, и марш в море. Поскольку солдаты фюрера не должны пребывать в праздности — когда их камрады гибнут где-то под Сталинградом (кто знает, где это?). И чтоб приглядывать за нами в море, включили в экипаж кригс-комиссара. Который должен, теоретически, подтверждать КАЖДЫЙ мой приказ на предмет согласия с линией партии. Именно так — каждый. Поскольку нам «повезло» получить кадра, отродясь в море не бывавшего, тем более на субмарине — зато надо полагать, абсолютно надежного идейно — получившего от команды прозвище Свинорыл, точно характеризующее его как внешне, так и внутренне. И когда он рядом, я, или любой другой офицер, отдав приказ, должен сначала объяснить ему, зачем — нет ли тут саботажа или трусости. Вы можете представить, как тут командовать — мне, получившему второй Железный Крест за разгром «семнадцатого» большевистского конвоя? Я в кригсмарине с тридцать четвертого, воюю с самого начала, через все прошел, что только мог командир субмарины — и должен спрашивать дозволения, на каждое свое действие у сухопутной крысы, посаженной мне на шею? И эта миссия. Кто там, наверху, догадался отправить субмарины в противолодочный дозор, причем у нашего побережья? Точно, не наши — а умники из СС. Во-первых, «тип VII» все ж океанские лодки, а для подобных задач в кригсмарине «челны» были, малые лодки «тип II»; во-вторых, тральщики «тип М» справятся с этим гораздо лучше, а уж тем более авиация. Но попробуй, откажись — капо в концлагере объяснять будешь, что приказ дурацкий! Или — ротному фельдфебелю, на Восточном фронте.
Говорят, в штабе кого-то уже разжаловали — и рядовым в пехоту, под этот Сталинград. Так что действительно спокойнее этот шторм в море пересидеть. Все безопаснее, чем прорываться к конвою. Причем не только для нас — как нам огласили, «пропавшие без вести» будут считаться перебежавшими к врагу, в отсутствие доказательств обратного — с заключением семей в концлагерь. Как это на боевой дух экипажа повлияло, объяснять надо? Вот и болтаемся — у входа в Порсангер-фьорд. Считается, что мы должны заметить вражескую субмарину еще на подходе, быстро погрузиться и атаковать ее торпедами. Стою на мостике, дышу свежим воздухом. Свинорыл тоже наверх выполз, смердит. В самом прямом смысле, поскольку вчера, в сортире, продул баллон на себя (подозреваю, помогли ему, что-то подкрутили). Отчего стало лишь хуже: во первых, в отсеке воняет так, что даже для лодки невыносимо, а там между прочим, спальные места, а во-вторых, душа на лодке нет, и будет наш партайгеноссе еще долго распространять вокруг амбре, хоть противогаз надевай. Тем более, въедливости и злобы у него это происшествие совершенно не убавило.
— Контакт, пеленг 66, очень неустойчивый, слабый… потерян — доклад акустика. Смотрю в том направлении — ничего. Море на редкость спокойное, для этого района и сезона, даже перископ был бы замечен. Может, загоризонтная, сильно шумящая цель попалась? Или акустик ошибся, фоновый за контакт принял? Эх, «Моцарт» — предлагал же я Марксу с U-376, много чего если он своего акустика, «бриллиантовые уши», уступит — и где он теперь? Сгинул в Карском море, причем со всеми направленными туда — что наводит на размышления. Та радиограмма — неужели у русских появились торпеды, по лодке, на глубине? Бред — как прицеливаться, определить направление и глубину? Но все же, лучше подстрахуемся. Лево на борт! Курс 270. Полный!
— На каком основании? — Свинорыл щурится, в море смотрит — я так понял, что это вот там, а что-то шумящее, там? От боя уклоняетесь? Отставить приказ, потрудитесь объяснить!
— А что объяснять? Что будешь тут осторожным, когда родных в лагерь, если что? С другой стороны, может и впрямь, загоризонтный, и сейчас кто-то «жирный» появится? С того направления, от русских баз? Может, и прав партайгеноссе?
— Контакт, пеленг 63, слабый… потерян. А вот это уже серьезнее! Видимость с мостика лодки, изменение пеленга, время между — какая в итоге скорость загоризонтной цели? Что-то многовато — а вот для субмарины, занимающей классическую позицию для атаки по нам, впереди по курсу, чтоб мы прошли перпендикулярно, прямо им под прицел.… Но нет ведь перископа, не видно!
— Контакт, пеленг 63, короткий высокочастотный импульс, меньше секунды. Лево на борт! Курс 270 — исполнять! Ход — полный!
— Слушай, партайгеноссе вонючий, ты понимаешь, что сейчас тонуть будем, все? Еще вякнешь — по возвращении доложим, что ты выпал за борт, все подтвердят.
— Да что вы се… аа…
— Понял? Вон с мостика, живо! Так, что бы это ни было — осталось за кормой. Уже не догонит. А уклониться от торпед, с кормовых курсовых — тьфу!
— Контакт, пеленг 55, очень слабый, на пределе… пеленг 50…
— Что?? Это — не только не отстает, но и догоняет под водой — нас, идущих пятнадцатиузловым? Дальше уклоняться, или… Лучше мишень не изображать, живыми будем!
— Все вниз — погружение! Черт, надо было радировать.… А что именно — что нас преследует что-то, подводное и быстроходное, не поднимая перископа? Время — пока зашифруем, отправим. А тут — решают минуты. Нет — лучше уж лишний шанс на жизнь! Хотя — если короткое, то успеем. Пока антенна на перископе — над водой.
— Радист, кодовый — «атакован подводной лодкой». В перископ — все чисто. Ныряем на пятьдесят. Ход малый, всем соблюдать тишину — как при бомбежке. Акустик — слушает. Пока тихо. На дно лечь, затаиться — так глубина тут, за триста, не выдержим. Даже для рекорда U-331 много, когда она после утопления «Бархэма», спасаясь от его эскорта, нырнула на двести шестьдесят пять, при предельной сто восемьдесят. Все тихо — но оттого и странно, непонятно, с чем столкнулись — даже Свинорыл притих. Тишина — кажется, оторвались. Что бы это ни было — ушло. Пинг! Если бы не слушали все, в полной тишине — не заметили бы. По корпусу — будто камешек. На глубине? Еще раз.… Не ушло. Это — локатор. Только у англичан, он работает непрерывно — корпус звенит, как от струи песка. Здесь же — короткими: импульс — уточнили, взяли на прицел. Одна надежда — ничего не смогут они нам сделать, пока мы под водой! Если только — та радиограмма, не оказалась правдой. А ведь не перестраховались бы, могли бы и сразу нарваться! Шли бы так, прежним курсом — до торпед в борт. И уже — рыб кормили бы.
— Торпеда в воде, пеленг не меняется, идет на нас!
Вот он, момент истины. Рули — на всплытие! Изменим глубину. И лучше — в меньшую сторону: внизу шанса не будет совсем. Пять атмосфер избыточного за бортом, или десять — разница большая. Я ничего не слышу. Странно — обычно торпеды можно различить, невооруженным ухом. Хотя, если на глубине — электрическая, шумит меньше.
— Торпеда, пеленг не меняется!
Моторы — полный! Бросок вперед — должен вывести из-под удара. Даже если они как-то сумели увидеть, точно прицелиться. Аккумуляторы будут разряжены — плевать! Механики — выжмите положенные восемь узлов, вместо трех, ведь когда в нас стреляли, «торпедный треугольник» решали, исходя из нашей скорости в момент пуска!