Морской волк. 1-я Трилогия
Шрифт:
— Торпеда, пеленг изменился — на корму.
Снова изменился — обратно! Наводится на нас?? Что делать, что?
— Командир, продолжать всплытие?
Глубина двадцать, уменьшается. И тут нас ударило. Лодка вздрогнула — и даже сквозь задраенный люк на «Потсдамскую площадь», кормовой аккумуляторный, можно было слышать оглушительное шипение, это рвался наружу воздух, и вливалась вода. Но люк пока держал — и переборка прочная, должна выдержать. А что в корме?
— Дизельный докладывает, их заливает! Переборка деформировалась, и пропускает воду из четвертого! Просят разрешения, отступить в шестой.
Разрешения — не будет. Пусть подкрепляют переборку, заделывают течь — чем могут и как могут. ЦГБ кормовые тоже наверняка повреждены, мы выдержим затопление не больше чем одного отсека с прилегающими к нему цистернами, два — это уже смерть.
Продуть носовые и средние ЦГБ, воздух в кормовые — перекрыть! И моторы, лишь бы не сдохли! Пока у нас дифферент на корму, тяга моторов компенсирует минусовую плавучесть. Но когда выйдем наверх, носовая оконечность окажется над водой и непременно опустится, дифферент уменьшится — и хватит ли его, чтобы остаться на плаву? Не говоря о том, что аккумуляторы сдохнут через час, или даже меньше, в каком состоянии кормовая группа, как раз в том, четвертом отсеке, куда попадание? А все, кто остался в пятом и шестом — обречены. Если только не попробуют выстрелить торпеду из кормового аппарата, и выбраться через него. На что — явно не хватит ни воздуха, ни времени. Впрочем, неизвестно, насколько мы все — их переживем. Значит — надо исполнить последний воинский долг. Успеть сообщить, с чем мы встретились. Чтобы те, кто придут после нас, были удачливее. И чтобы не тронули семьи.
— Радист, как всплывем, передать открытым: торпедированы подводной лодкой, на глубине, управляемые торпеды, скорость преследования под водой у субмарины противника свыше 20 узлов. Погибаем за фюрера и Германию — наши координаты. Командир и экипаж U-703.
— По глубомеру, рубка из воды! Верхняя вахта, наверх — сигнальщики и артиллеристы. Готовиться к оставлению лодки? Нет — будем драться до конца! Радист — передача! Открываю верхний люк, как положено командиру. И тут Свинорыл бросается на меня, всей тушей, стягивает с трапа, карабкается сам и пытается открыть. Его едва оттаскивают, он вырывается и воет. Успокаивается, лишь получив по голове рукоятью парабеллума. Валяется, как мешок, живой, или нет — черт с ним! Наверху, такое же серое море. И ледяная вода. В единственную резиновую шлюпку влезут максимум шестеро из сорока пяти человек на борту, прыгать же за борт в пробковом жилете — это еще более мучительная смерть, чем захлебнуться в отсеке тонущей лодки. Потому, еще неизвестно, кому больше повезет — тем, кто со мной, или тем, кто остался внизу. Но мы, по крайней мере — сделали все что могли.
— Командир, радиосигнал не проходит! На волне непонятные помехи.
— Командир, перископ, пеленг 355, дистанция семь кабельтовых.
Вот он — враг, показался. Артрасчету — открыть огонь! 88мм — хоть отпугнут. А если повезет — повредят перископ.
— Две торпеды, справа, пеленг 350!
Не увернемся. У нас сейчас даже не восемь узлов — хорошо если шесть. И дистанция мала. Это уже не бой, а добивание.
— Приготовиться покинуть лодку, командир?
Нет. И не успеем уже, и не Карибское море. Даже если эти, русские или британцы, всплывут чтобы нас подобрать — десять, пятнадцать минут в холодной воде не продержаться. Хотя сам пока не тонул в этом море, но нам сообщали об опытах с русскими пленными. При температуре воды в шесть градусов человек выдерживает в среднем десять минут, причем возможна мгновенная остановка сердца. Лучше уж погибнуть на своих постах, как подобает германским воинам. Нет — осталось еще одно, последнее. Из люка появляется харя Свинорыла. Прежде чем он успевает, подскочив ко мне, раскрыть пасть, я отдаю приказ, и матросы верхней вахты хватают его, и с размаха перекидывают через ограждение рубки. Он падает на борт, скользит по нему, барахтается в воде. Зачем я сделал это? Викинги, мои предки, уходили в небытие — на горящем драккаре, не выпуская оружия из мертвых рук. Когда U-703 станет нашим погребальным кораблем, пусть на ней не будет не единого труса. Мы заслужили это — честно сражаясь. Есть Валгалла, или нет? Сейчас узнаем…
Капитан первого ранга
Лазарев Михаил Петрович
И черт принес этих фрицев? На свою собственную беду. Засечь дизелюху в надводном, для нашей акустики, это даже не смешно. Однако же, эта цель сейчас совершенно не стоила того, чтобы нам отвлекаться от выполнения основной задачи. А посему, если они гребут куда-нибудь в Атлантику, пускай! Живите пока, сейчас вы нам неинтересны. Однако же, эта лодка упорно болталась в этом районе. Меняла курс, но не уходила. Будто наш или англичанин — заряжает батареи в зоне ожидания, чтобы с темнотой выдвинуться ближе к берегу, на путь конвоев. Это притом, что я точно знал, наших лодок в этом районе нет, а опознание по сигнатуре, акустическому «портрету» однозначно указывало на «тип VII». Но может, у англичан какой-то тип лодок дает такую же сигнатуру? Как бы то ни было, еще один участник на сцене, это уже непорядок. Надо разобраться… Аккуратно сближаемся на десять кабельтовых, всплываем под перископ. Включаем режим видеозаписи, делаем снимок, и ныряем. Собираем «консилиум», изучая снимки, делаем однозначный вывод — «семерка». Ну, раз сами напросились… Тем более, что хочется попрактиковаться в стрельбе торпедами этой эпохи, по реальной цели. Насколько хорошо будет получаться? И ведь опять жаба подвела! Позиция была, как на беломорском полигоне, веер четырьмя, уже достал бы! Но вот захотелось, чтоб только две, а не четыре — для чего надо было дистанцию сократить, вдвое же, для такой же вероятности попасть. Зачем старые торпеды экономить? А вы посчитайте: шестнадцать на борту, четыре полных залпа, четыре цели. Если сейчас попадем, и еще кого-то так же подловим — то целей уже будет пять! Короче — выдвигаемся вперед! Хорошо выходит. Еще чуть-чуть, аппараты уже товсь, до залпа меньше минуты! Пингуем последний раз, для уточнения — и тут этот чертов фриц резко меняет курс, и увеличивает ход! Заметил? Не хочешь, значит, по-хорошему? Как один персонаж говорил, мы тебя не больно утопим, теперь это уже вопрос принципа. Ныряем на двести пятьдесят, при том что тут глубины чуть за триста, и ложимся на курс преследования, прибавив оборотов. Нырять приходится, потому что на малой глубине винты на большом ходу кавитируют, с шумом — не хватает только, привлечь кого-то еще! Наш ход восемнадцать, мы успеем догнать этого фрица, и снова занять позицию у него на курсе. И сдохни жаба, теперь буду бить всеми четырьмя. Но ты утопнешь, однозначно. Акустик докладывает пеленги на цель. Мы догоняем. Сейчас выйдем на траверз, и начнем сближаться.
— Михаил Петрович — в первый раз подал голос Кириллов — не надоело еще в войнушку играть? Утопите его, и продолжаем все по плану. Используйте самонаводящиеся.
Старший майор вызвался с нами добровольно. Аргументировав — если вы не вернетесь, мало ли что, так мне товарищу Берии лучше не показываться. Так что, с вами мне спокойнее, если не помешаю, конечно. Не помешает. Его старшинство, даже Пиночет молчаливо признал. И Григорьич. Потому, как только Кириллов появляется на «Воронеже», так он фактически, для экипажа, сразу становится и за замполита (хотя не было их еще, до января сорок третьего, военкомы были), и за особиста; в чисто морские дела не вмешивается, что кстати очень ценно, но вот «человеческий фактор» в значительной степени замкнул на себя. Кто чем дышит, о чем думает, ненавязчиво так.… В общем, «жандарм», умный, толковый, истинная опора государства и государя. Если у царя-батюшки такие же служили — как же он революцию прохлопал? Но — снова жаба. «Малюток» у нас осталось всего три. И две — желательно оставить для изучения. Думаю.
— Цель пошла на погружение.
Ну, все. Ты сам выбрал, фриц. Ждать пока ты всплывешь, можно и сутки — которых у нас нет. А вот уйти от нас теперь ты не сможешь никак. Тоже уменьшаем ход, подкрадываемся девятиузловым. Так как у фрица максимум три, сближаемся быстро. Фриц думает, что затаился. Хотя мы его отлично слышим. Есть вообще-то дикая такая идея, подойти так метров на двести, но ниже его, и стрельнуть обычной торпедой предков, чтобы она, выходя на установленную глубину, тупо долбанула фрица в борт. Заманчиво — но авантюрно. Во-первых, нет уверенности, что эта торпеда нормально выйдет на глубине, мы не пробовали больше тридцати метров, а вертушка-предохранитель крутится, если встанет на боевой взвод в аппарате, то от любого сотрясения рванет. Во-вторых, надо точно знать угол тангажа торпеды, примерно рассчитать можно, а с точностью до градуса? В-третьих, с нашей массой и инерцией подойти точно, это проблема, а вот «семерка» цель малая и верткая, тут может быть все что угодно вплоть до тарана! Потому, работаем проверенным способом. Сближаемся на милю, короткий «пинг», для последнего уточнения в БИУС, если фриц и услышал, плевать, и пуск! Фриц задергался, всплывает. Попадание! Продолжает всплывать. Мы тоже — идем на перископную. Смотрим. Так, что имеем. Фриц сел на корму — и, по докладу акустика, работает электромоторами, на поверхности. Что означает, дизеля у него накрылись, а батареи хватит ненадолго. Но отпустить тебя теперь мы никак не можем: кто знает, что ты успел услышать и понять? Да и надо же наконец попрактиковаться, в стрельбе старыми торпедами. Чем я хуже того англичанина, который «Бельграно» утопил без всяких изысков, прямоходной и несамонаводящейся, как в эту войну? Скорость цели визуально оцениваю в шесть, дистанция.… Пожалуй, двух торпед в залпе все же хватит. Фриц пытается огрызаться — стреляет! Снаряды его палубной пушки, восемь-восемь, нас не достанут, но перископ могут повредить. Сцуко! — а ведь опустить не могу, тогда и антенну придется, а это нельзя. Ухов доложил, что-то радировать пытался, так что мы глушим. Ничего, сейчас тебе прилетит — ну вот, одно попадание, но тебе хватило, когда столб опал, на поверхности мелькает что-то, и все. Нет — в воде еще вроде кто-то барахтается, или мне показалось? На радаре — чисто. И вообще, до захода солнца остался едва час — так что авиации можно не бояться, по крайней мере, в ближайшее время. Акустики бдят — надводных и подводных целей тоже не наблюдается, и на дно им не залечь, глубоко. И берег все ж не рядом, чтоб нас могли оттуда увидеть. Так что, риск оправдан — всплываем. Радар, сканирование эфира, акустики — все бдят. И расчеты с Иглами, на палубе. Сейчас посмотрим, стоила ли игра свеч. Выловим информацию, оправдавшую всплытие и потерю времени — или нам снова не повезло? Сначала «Малютку» в расход, теперь это…
— Человек за бортом! Два человека! Три…
Максимально приближаемся, в темпе готовим шлюпку. Радар, эфир, акустика — все чисто. Можно рискнуть. Кого выловят на этот раз? На борт поднимают двоих — как мешки. По докладу старшины Логачева, «там еще трое плавали, но уже холодные точно». Один в кителе, по знакам различия, как заметил Кириллов, капитан-лейтенант. Снова командир лодки попался? У второго форма какая-то непонятная, тут даже наш «жандарм» затруднился ответить, черная, похожая на эсэсовскую.
— К Князю их, и охранять! — командую я («большаковцев» нет, кого озадачить?)
— Петрович, распорядись, кто меньше занят.
Ну а нам — наверху делать больше нечего. Пока еще кого-то черт не принес.
— Все вниз, погружение!
Ныряем под перископ. Наверх выставлена антенна и РКП. Работают компрессоры, пополняя запас воздуха высокого давления — но даже с этим, мы противника надводного и подводного услышим раньше. Все ж не начало двадцать первого — когда такая наглость вблизи базы НАТО привлекла бы серьезные неприятности в мирное время, и была бы однозначно гибельной в военное. Что может быть сейчас, худшим вариантом? Прилетит «Дорнье», с зорким пилотским глазом в качестве единственного средства обнаружения, и парой пятидесятикилограммовых глубинок, вместо самонаводящихся торпед. Вражеские субмарины, главный наш противник там, здесь вообще можно не считать угрозой, по крайней мере пока мы под водой. Ну а надводные корабли, даже в нашем времени, против таких как мы, были скорее «сторожами» и «загонщиками», чем активными «охотниками». Да и нет сейчас в Норвегии, немецких эсминцев. Хотя, по статистике, в эту войну, если брать все субмарины всех флотов, утопленные надводными кораблями — то наиболее отличились не эсминцы, как ни странно, а всякая мелочь: фрегаты, корветы, тральщики, эскортники, даже траулеры мобилизованные, и то эсминцев опережают. Это притом, что эсминцы, как правило, имели приоритет в оснащении разными новинками, вроде гидролокаторов и реактивных бомбометов, да и экипажи на них были кадровые — не вчерашние рыбаки. Слышал объяснение, что если для эсминцев охота за субмаринами была лишь «одной из задач», то эскортная мелочь только этим и занималась: практика и опыт были не в пример больше. Что имеет к нам самое прямое отношение. Если немецкие «зерштроеры» за всю войну вообще не могли похвастаться ни одним успехом в противолодочной войне (да и «большие миноносцы», тоже, но тут я не уверен) — то на счету их мелочи только наших лодок несколько, и в их числе видяевская Щ-422, в той истории погибшая в июне сорок третьего. Ну да мы же им подставляться не будем. Намного раньше обнаружим. И простор, и глубина — поди поймай. И — локаторов все ж на восьмисоттоннках не было. Ищите! Пока же — кого мы там выловили? Где «жандарм» — в медотсеке? Ну да, из всего экипажа немецким владеют лишь он, и Сидорчук.
Запрашиваю по «Лиственнице» — как успехи? Отвечает Князь:
— Оба пришли в себя, годны к допросу, это плюс. Один годен ограниченно, это минус.
— Что значит, ограниченно? Башкой долбанулся, крыша съехала?
— Оказался буйным, сразу полез в драку, пришлось усмирять. Перелом руки и двух ребер — впрочем за ребра не уверен, тут могло быть и раньше, ударился когда за борт вылетал. Ну и фэйс немного отрихтовали, в воспитательных целях. Я ему укол вкатил, спит сейчас.