Морской волк. 1-я Трилогия
Шрифт:
— Ну и жестоки же вы, Михаил Петрович — покачал головой Кириллов — даже НКВД куда гуманнее. Если к примеру, не массовое выселение — а вот если кто-то служил немцам, хоть полицаем, хоть старостой, не говоря же о всяких там формированиях — то должен доказать, что крови нашей на нем нет, и ничего такого он не делал. Не сумел доказать — считается по умолчанию виновным, и он, и семья. И конечно, если за нас воевал, или партизанил — то никаких претензий. И что-то мне подсказывает, что будет так и с чеченцами, и с калмыками, и с крымскими татарами, и с прибалтами. Ну а если там и вовсе населения не останется — значит, не было невиноватых.
— Поживаем, увидим… Саныч, чайку дай! Это значит, фюрер только нас, русских приказал «истребить как туземцев Мадагаскара» — а всякие там эстонцы у него в друзьях? Они ведь и в нашей истории кровью нашей отметились —
— Ну, Петрович, ты загнул! Это кто там в этой истории вопить будет?
— Ага. Проклянут ведь нас в шпротии, когда узнают. Если Рейх нашими стараниями, превратится в итоге в большую и могучую ГДР (ну зачем Австрии суверенитет? А Чехии? А Эльзас с Лотарингией зачем возвращать? И пол-Польши, заодно?) — то шпротцы будут, как в анекдоте, помните? «Счас вся Колыма заговорит по-эстонски».
— Господа офицеры… тьфу, товарищи командиры! Пить тоже надо в меру! Понимаю, что устали — но, вторая рюмка точно, была лишней! Предлагаю большую политику не трогать, пока не прояснится. И сменить тему разговора, от греха. А то ляпните что-то, не подумав. А я, как комиссар третьего ранга, обязан буду меры принять — хотя к чему вас приговаривать, дальше фронта все равно не пошлют!
— Принято. Эй, какая сво… в чай спирта налила?
— Командир, извини! Я думал, в графине вода холодная — ну не люблю кипятка, обжигает!
— Григорьич, ей-богу, заставлю завтра читать экипажу политинформацию! На тему — чем перед Адольфом провинились бедные туземцы Мадагаскара. И попробуй, не подготовь!
— А в самом деле, чем? Или просто первый попавший народ, вырезанный белыми колонизаторами?
— Нет, мужики, если хотите, я рассказать могу. История ж известная.
— Ну, Саныч, давай. Время есть — отчего бы про Мадагаскар не послушать?
Уселись поудобнее. Налили чаю. Без спирта — лично проследил.
— Мадагаскар, чтоб вы знали, перед той войной, был для Франции тем же, чем для нас афган и Чечня. По крайней мере, очень многие французские генералы и офицеры, герои Вердена и прочих, начинали там. Опыт приобретали, популярность и авторитет в армии.
И был тот Мадагаскар примером социалистической страны, погибшей во время их перестройки, от нападения империализма!
Не смейтесь, я серьезно. Вот как назвать — когда вся собственность, «казенная»? Земля — принадлежит государству, но, в большей частью дается «в аренду» местным общинам, помещиков нет, зато есть и «государственные хозяйства» — ну прямо, совхозы? Есть также «общенародные» казенные отработки — дороги, мосты, и прочие стройки, в том числе и промышленных объектов. Были и заводы — литейные, оружейные, пороховые; на наиболее крупных из них работало до нескольких сотен человек, всего же промышленных рабочих было по переписи, до десяти тысяч. Была письменность на основе латиницы, созданная с помощью миссионеров, были типографии, где на национальном языке печатались книги — религиозные, учебники, сборники сказаний. Были школы; наиболее талантливых юношей посылали учиться в соседние английские колонии и даже в Англию — в основном, для овладения техническими специальностями. Был развитый аппарат чиновников, руководствовавшихся письменным кодексом законов.
— Врешь, Саныч! Африка, девятнадцатый век! Что-то не похоже на дикие негрские государства…
— Не дикие и не негрские. Тип жителей не похож на типично африканский — фотографии сохранились, на них люди со смуглой, но, явно светлой кожей, похожие на армян или грузин; министры — в шитых золотом мундирах с эполетами, тронный зал во дворце правителя — как в Лувре или Эрмитаже, парад войск в столице — четкие квадраты полков с ружьями на плече. Ну а государство там возникло, в чем юмор, в самом начале девятнадцатого века, причем при активном участи европейцев! Тогда король одного из тамошних племен, Имерины, принял на службу нескольких авантюристов и миссионеров, закупил через них ружья, создал и вымуштровал армию — и объединил весь остров под своей властью, создавая государство по образу и подобию европейских.
— То есть, как Ирак и Америка — с поправкой на прошлый век?
— Ну, в отличие от Саддама, самую первую войну с французами в 1883-85, Мадагаскар сумел выиграть! Французы отступили, удержавшись лишь в немногих, но, важных бухтах — причем даже французские военные признавали в общем удовлетворительную боеспособность островитян, вооруженных современными винтовками и пушками. Однако, когда в 1895 французы пришли снова, то встретили гораздо более слабое сопротивление. В первую войну почти два года они так и не смогли отойти от берега, где их поддерживал флот. Во вторую — через несколько месяцев они приняли капитуляцию мадагаскарской армии возле столицы Антананариву.
Сами французы объясняли свой успех лучшей подготовкой. Действительно, если в первый раз они лезли нахрапом, не подумав о многом необходимом, да еще поставив во главе генерала мягко говоря, не блещущего — то теперь они подготовились очень серьезно, со всем вниманием учтя опыт первой попытки. Однако, бесспорно также, что и сопротивление им было оказано в этот раз — намного слабее. И причина тому, как ни парадоксально — желание правителя подготовиться к новой войне.
До того промышленность, ремесла, торговля, культура естественным образом сочетались с первобытно-общинной жизнью основной массы населения. Не было даже своей национальной монеты — расчеты велись в «у.е.»=деньгах соседних английских или французских колоний: для торговцев вовне это было удобнее, а внутри был натуральный обмен. Однако, правитель, ожидая что для будущей войны потребуется много денег — решил срочно ввести капитализм и объявил приватизацию. Отныне каждый подданный был повинен платить налог в денежном виде — причем взымался он гораздо жестче и неукоснительнее, чем в прежние времена. Если прежде, при всех недостатках родо-племенного строя, простой крестьянин был уверен, что ему все же не дадут пропасть, то он узнал теперь, что отныне его голод и бедствия — лишь его проблемы. Как и то, где он добудет несколько монет налога, когда придут сборщики с солдатами; никакие отговорки не принимались. В деревнях появились батраки — чего не было раньше. Люди бежали от налогов в леса — их ловили солдаты и расправлялись самым жестоким образом. Все для войны — все для победы. К тому же, первым приватизатором правитель объявил себя, не забыв и о своем ближнем окружении — если сам правитель все же искренне радел о благе государства, то не все из его родни были такими; частыми были злоупотребления, и открытое воровство. Легко понять, как отнеслись к нововведению в народе — но, даже торговцы и ремесленники жаловались, что чрезвычайные налоги, введенные в ожидании войны, для них непосильны, и не могли быть уверены, что их собственность завтра не отнимут — именем правителя и государства. И в глазах народа эти непопулярные нововведения связывались с чужой культурой и верой, люди не видели разницы между французами и собственной властью и армией. Тем более, что денежной единицей в указе правителя был объявлен французский франк (монета будущего врага!).
Французы пришли как раз в разгар этих событий. Конец истории печален и показателен. Правитель умер во французской тюрьме — но, весь остров поднялся в восстании раньше, чем французы успели полностью разоружить армию. Возможно, бунт зрел уже давно, и последней каплей стали даже не французы, а отсутствие облегчения с их приходом. Любопытно, что сразу исчезли все внутренние противоречия: знать и чиновники в большинстве примкнули к повстанцам, а попытки французов стравить между собой различные племена, сформировав из них местную полицию, полностью провалились — всю войну Франции пришлось вести силами собственных солдат.
Особую жестокость событиям придало то, что Франция всерьез пыталась превратить Мадагаскар в свое подобие Австралии — поощряя колонизацию, раздавая земли на острове переселенцам. А там, где за солдатами идут гражданские колонисты — аборигены становятся просто лишним элементом. Для мадагаскарцев же любой пришелец был врагом: отныне непримиримое различие шло даже не по нации — по культуре и вере: убивали за белую кожу, европейскую одежду, крест на груди. А островитян расстреливали за обряды по старой вере, за обучение чтению и письму на национальном языке: за спинами французских солдат были гражданские, которых должно было защищать от диких туземцев. Первое время партизаны были достаточно хорошо вооружены: отмечены случаи применения ими пулеметов — которые не состояли на вооружении прежней армии Мадагаскара, но, не были и захвачены у французов! По обвинению в контрабанде оружия французские власти арестовывали американских и немецких торговцев — значит, не все обвинения были сфальсифицированными. Шла война на истребление — народ на народ. Французы воевали за цивилизацию, мадагаскарцы — за возврат к вере и ценностям предков.