Морской волк
Шрифт:
— Участков почти полсотни, но они разные. От одного надела до восьми. И в разных местах, — рассказал Нильс Эриксен. — Всего тысячи на три с половиной золотых.
— Если они недалеко от города, то куплю все, — решил я. — Договорись с продавцами. Я заберу в Гамбурге деньги у банкира и по приходу составим купчие.
— Как раз к тому времени они урожай соберут, ждать не придется, — сказал тесть.
Здесь принято продавать землю после сбора урожая и до начала посевной, чтобы новый собственник заключил договора с арендаторами. Если арендаторов не устроит плата, то уйдут к другому землевладельцу. Я не собирался повышать плату, поэтому подобных проблем не опасался.
Причал освободился, и я ошвартовал к нему барк. Выгрузили часть купленного. В основном дешевые товары. Народ здесь бедноватый и, как следствие, скуповатый. Восковым свечам предпочитают лучины, а вместо дорогих мехов носят овчины. Я оставил для нужд семьи воска и меда и соболиные меха на шубу жене и подбивку плаща мне, куньи — теще и тестю и лисьи — свояченице. Хелле растаяла от счастья, потому что в соболиной шубе ей не будет равных в Ольборге и, думаю, не только в нем. Может быть, в Копенгагене найдётся пара-тройка соперниц из очень знатных родов или, что скорее, жены богатых купцов, потому что датское дворянство начало захиревать. Освободившееся место в трюмах забили бочками с селедкой. Я пополнил экипаж датскими матросами и снялся на Гамбург.
На этот раз Северное море встретило нас приветливо. Дул сырой западный ветер силой балла четыре. Мы неспешно шли на юг, «держась» за берег, милях в пяти от него. Ближе к суше, на мелководье, попадалось много дрифтеров. Это рыболовецкие суда с низким надводным бортом, чтобы удобнее было вытягивать сети, которые высотой пять-семь метров и длиной по достатку владельца судна, иногда по несколько сот метров. Сеть вытравливают за борт и дрейфуют, волоча ее за собой. Если судно большое, дрейфуют по несколько дней, выбирая сеть раз или два в сутки, пока не заполнят все бочки пойманной рыбой, пересыпав ее солью. Если судно маленькое, выбирают сеть и сразу везут улов на берег.
В Гамбурге я рассчитал немецких матросов. Боцмана Свена Фишера отпустил на три дня, чтобы приготовился к переезду. Покупателей на товар нашел быстро. Забрали всё, что привез, благо цену я не заламывал. Застревать надолго в Гамбурге не входило в мои планы. Здесь разрешалось торговать оптом напрямую с иностранными купцами, только пошлину заплати, поэтому большую часть товара, за исключением селедки и части воска и меда, забрали английские купцы-авантюристы. Пока что слово «авантюрист» имело положительный оттенок. Взамен я купил у них шерстяных тканей среднего и высокого качества, олово и свинец. У французских приобрел вино в бочках, а у испанских вино, селитру и серу. Последние два товара для себя, чтобы делать порох. Расходуется он очень быстро. Часть свинца тоже пойдет на восстановление запасов картечи.
За день до отплытия я нашел отделение банка своего венецианского потомка. Офис располагался рядом с центральной площадью, на первом этаже крепкого каменного двухэтажного дома с двумя узкими окнами, через которые человек не пролезет. Рядом с входом на крыльце из трех каменных ступенек стоял, опершись на двухметровую пику, рослый охранник в железном шлеме-саладе и кожаном доспехе длиной до коленей. На поясе висел короткий меч в деревянных ножнах. Деревянная рукоятка меча
Окинув меня внимательным взглядом, охранник сказал:
— Один слуга пусть с вами зайдет, а остальные здесь подождут.
Я взял на всякий случай, кроме Тома, двух членов экипажа, вооруженных кинжалами. Заходить в город с другим оружием можно только по особому разрешению.
— Останьтесь здесь, — приказал я матросам.
Внутри было не так роскошно, как в марсельском отделении. В небольшой комнате за дубовым барьером высотой примерно по грудь сидели за длинным столом два кареглазых и длинноносых брюнета. В углу на табуретке восседал рослый полноватый охранник в таком же шлеме-саладе, но облаченный в бригандину. Рядом с ним была прислонена к стене пика, а меч в ножнах лежал на коленях. Одному из сидевших за столом было лет двадцать, а второму под сорок. Я бы решил, что это отец и сын, если бы старший не был одет намного богаче и, судя по всему, в том числе и в короткую кольчугу, которая угадывалась под просторным гауном. Обычно сыновья расходуют больше денег на тряпки и имеют склонность к ношению доспехов. То ли криминогенная ситуация в Гамбурге, как и во все времена, не самая спокойная, то ли, что вероятнее, с кого-то банкиры содрали на одну шкуру больше, чем следовало бы.
— Я хотел бы получить деньги по вкладу, — обратился я к старшему и протянул ему договор.
Он собрался было поручить меня своему помощнику, но, видимо, догадался, что я — не мелкий клиент. Дважды перечитав договор, банкир посмотрел на меня настороженно.
— Где вы делали вклад? — спросил он.
— Там же написано, в Марселе, — ответил я. — Взял их у меня лично Гвидо Градениго. Еще мой дед вел свои дела в Ла-Рошели с основателем вашего банка. Описать внешность Гвидо? Или вы ищете повод, чтобы отказаться выполнять свои обязательства?
— Нет-нет, что вы! — бурно зажестикулировав, ответил итальянский банкир. — Просто у нас были сведения, что вы погибли.
— У меня есть дурная привычка опаздывать на собственные похороны, — пошутил я.
Знал бы он, сколько раз меня хоронили!
— Мне бы такую привычку! — искренне пожелал банкир.
— Надеялись, что не придется возвращать деньги? — с подковыркой поинтересовался я.
— Нет, что вы! Мы всегда выполняем свои обязательства! — смутившись и зажестикулировав еще энергичнее, заверил итальянец. — Деньги все равно пришлось бы отдавать вашим наследникам, — пояснил он и сразу сменил тему разговора: — Сколько хотите забрать?
— Всё, — ответил я. — Перебираюсь в Ригу. Там у вас отделения нет, а платить посредникам не хочу.
Они узнали, что я погиб. Значит, могут сообщить Людовику Одиннадцатому, что я скорее жив, чем мертв. Если такое случится, пусть люди короля Франции ищут меня в Риге. По слухам, Людовик Одиннадцатый сейчас с Римским императором делит Бургундское герцогство, не до меня ему. Вот когда этот интересный процесс закончится, и королю Людовику станет скучно, наверняка ему напомнят обо мне, чтобы отвлечь внимание от себя.
— Мудрое решение, — без особого энтузиазма похвалил банкир. — Мы собираемся завести филиал в Риге, но всё никак не получается.
— А могу обналичить у вас вексель банкира Франческино Нори? — поинтересовался я.
— Конечно! — быстро ответил банкир. — Только придется запалить комиссию в два процента.
— Уверен, что в другом банке согласятся и на один процент, — предположил я. — Франческино Нори — очень известный и богатый человек.
— О какой сумме идет речь? — сразу деловито спросил итальянец.