Морской закон, рыбья правда
Шрифт:
«Смотрел, дышу ли, — подумала Зура. — Ясно».
И ее охватил новый сон.
В день летнего солнцестояния, когда Ронельга гуляет от зари до зари, все харчевни, рестораны, уличные кондитерские и кабаки откровенно низкого пошиба забиты толпой самого причудливого вида. Тут никто не удивится ни степной наемнице в кожаных штанах, ни чернокожему купцу с далекого Миора; и уж точно двое мужчин в дешевых потрепанных накидках поверх дорогих полотняных одежд внимания не привлекали.
Эта пара
Одним из них был Лин, другим — тот стражник, Тревон. В новом сне лейтенант выглядел лишь немного старше, но значительно более заматеревшим. Он даже двигался с тяжеловесной угрозой, какая появляется с годами у некоторых бойцов.
Зура больше не смотрела «из головы» Лина: она как бы выглядывала из-за плеча волшебника. Сам Лин все время выпадал из фокуса, зато она отлично видела его одежду, простецкий белый бисон, перехваченный шнуром из конского волоса, видела скрепленный фибулой выцветший голубой плащ вместо щегольского дарколета, но черты лица как-то ускользали. Пожалуй, он был моложе, чем она привыкла, волос больше… а может, и нет.
Ясно, что она видела прошлое, но какие именно годы — сказать трудно.
Наконец пара добралась до каменной веранды, нависшей над садами центра города. Ронельга кудрями садовой зелени убегала вниз; на далеком горизонте смутно виднелись гребни гор. Небо плыло серым, розовым и бледно-зеленым: цвета были яркие и чистые, таких Зуре никогда не приходилось видеть даже над пустыней.
Либо над Ронельгой действительно удивительно красивые закаты, либо Лин по какой-то причине запомнил этот закат особенно прекрасным.
Здесь, прямо на террасе, в беспорядке стояли круглые столики, и сбивающиеся с ног официантки разносили всем желающим пиво в огромных кружках и кактусовую настойку в крохотных чашечках.
Лин и Тревон присели за столик у самого парапета — тот чудом освободился перед самым их приходом — и спросили вина.
— За очередное спасение моей драгоценной жизни, мой друг, — улыбнулся Лин, поднимая бокал.
— За то, чтобы ты улучшил свои манеры, тогда, глядишь, не придется спасать тебя так часто, — в тон ему ответил Тревон.
— Ты видишь, я работаю над этим, — Лин пожал плечами. — Трудно всего добиться в одночасье. Я не самый дипломатичный человек в Ронельге.
— Мягко говоря! Мне удивительно, как ты до сих пор удержался на своем посту, мастер.
— А ты еще поговори, уволю, — пригрозил Лин беззлобно, и Тревон только засмеялся.
К ним кокетливо приблизилась девушка с розой в волосах. Чересчур широкий вырез открытой кимары, надетой прямо на голое тело, чересчур тугой пояс, подчеркивающий бюст, и обилие побрякушек выдавали род занятий без малейшей двусмысленности.
— Желаете приятно провести вечер, господа?
Лин выпрямился и скривил губы, видимо, чтобы произнести нечто довольно резкое, но Тревон его опередил.
— Извини, красавица, здесь тебе ловить нечего, — сказал он, возвращая ей отработанно очаровательную улыбку. — Этот человек — стихийный маг, а я сейчас на службе.
Девица смерила Лина взглядом, фыркнула и удалилась бормоча: «Маг, тоже мне! Сказали бы сразу, что мужеложцы…»
Лин и Тревон переглянулись, одновременно усмехнувшись.
— Кстати, мастер, — продолжил Тревон, — мне давно очень любопытно… — он запнулся, явно подыскивая слова. — Прости, если любопытство неуместное или если я и в самом деле вторгаюсь в какой-то цеховой секрет. Я все хотел спросить…
— Не мужеложец ли я? — Лин приподнял бровь.
— Да нет, я бы узнал, если бы к тебе водили мальчиков, — дернул плечом Тревон. — Просто о магах ходит столько слухов… Стихийные маги не берут любовниц и очень редко женятся, а стихийные волшебницы, — он смущенно усмехнулся, — мягко говоря, наоборот. Ты, насколько я знаю, и вовсе блюдешь целомудрие. Либо я даром ем свой хлеб…
— Не даром, — качнул головой Лин. Вздохнул. — Не думаю, что это тайна. Трудно назвать секретом факт, который знает столько людей… Но мы не любим его афишировать.
Он посмотрел на закат, отпил еще глоток. Почему-то Зура ощутила вкус на языке так, как будто пила сама: пряное, прохладное, обманчиво легкое — молодое вино из тех, которые ударяют в голову незаметно и подло.
— Ты слышал, должно быть, что у стихийных магов и волшебниц очень редко бывают дети?
Тревон кивнул.
— Но иногда все-таки бывают. Обычно когда те очень молоды…
— Да. Можно стать родителем до церемонии посвящения. После этого море — или огонь, или земля, насколько я знаю, у других рас все точно так же — отбирает наше семя. Оно перестает передавать новую жизнь, но начинает передавать сведения о нас самих.
— То есть… — начал Тревон.
Лин кивнул.
— Если я возьму женщину в свою постель, наутро она будет знать мои секреты. Может быть, не все, может быть, не самые опасные, но даже если один-два… Мало кто из нас может похвастаться настолько чистой душой и незапятнанным прошлым, чтобы рисковать этим с кем угодно, — Лин улыбнулся краем рта.
— Хм… — Тревон как будто задумался. — А если не… ну, не доводить дело до конца? Много есть разных способов…
— Магия — это не грубая механика, — покачал Лин головой. — Достаточно достаточно долгого телесного контакта. Я слышал, до некоторой степени помогают защитные средства… но все равно риск остается. У волшебниц же все, как понимаешь, наоборот. Мужчина дают, женщины принимают. Опытная волшебница, разделив с мужчиной ложе, может узнать о нем все. Впрочем, об этом говорить тем более не принято.