Мортен, Охвен, Аунуксесса
Шрифт:
Я проснулся, когда вокруг стояла непроглядная ночь. Надо мной слегка шумела далекими ветками сосна, над ней раскинулись тысячи тысяч звезд. Где-то поблизости раздавался говор и смех викингов. Под одеялом я пригрелся, так что одежда даже умудрилась высохнуть. Но зубы стали отбивать барабанную дробь, стоило только встать на ноги. Я заторопился к костру, к тому же от него кроме дыма пахло еще доброй едой.
— Ого, кто пробудился! — сразу закричали мне.
— Иди, иди сюда скорей, похлебай супа. Если у тебя, конечно, желудок через рот наружу не вывалился! — добавил
В ответ я не мог сказать ни слова. Но в этом, видимо, и не было необходимости. Я получил плошку с дымящимся варевом и запустил в него свою ложку.
— Гляньте, а ложку-то свою не потерял! — опять засмеялись у костра.
Еда была превосходна. Я проглотил все в один миг и тут же получил добавки:
— Ешь, ешь! — сказали мне. — Мужество надо подпитывать!
Я поднял глаза на того, кто это сказал: издевается? Нет, вроде ни тени насмешки.
— А Охвен где? — спросил я.
— Спит твой Охвен. Он тоже, оказывается, нуждается во сне, — ответил мне викинг с бородой, заплетенной в косу. И добавил, обращаясь к своим приятелям. — Я-то поначалу думал, что он вообще не человек: не ест, не пьет, держится за правило, смотрит куда-то вперед и даже не моргнет.
— То-то ты все время на весле повисал! — засмеялись у костра. — За Охвеном следил!
Большая часть викингов спала под бортами дракара. По разговорам я понял, что нас штормом снесло на север, в Ботнический залив. Хотя это был еще не самый сильный шторм. Так, предупреждение. Вот по дороге на Зеленую землю бури случаются в несколько раз страшнее этой. Я попытался представить себе высоту и свирепость волн там, но не смог, потому что меня опять начало мутить. Надо быть настоящим идиотом, чтоб бросать вызов такой стихии. Как же здесь, на твердой земле, хорошо: не мокро, тепло, птички вдалеке поют!
Действительно, издалека, заглушая всякие посторонние шумы, доносились дикие крики безумных чаек. Их здесь бессчетное множество.
— Это Аландские острова, мой юный друг! — пояснил мне все тот же, с косой в бороде. — В этих местах и люди-то не живут. Только чайки, да утки иногда встречаются. Днем посмотришь — все скалы белые. Это следы птичьей неумеренности: где поели — там и погадили. Сволочные они твари, я тебе скажу, эти чайки! Если их много, как здесь, то и подступиться нельзя — нападут стаей, норовя клювами по затылку вмазать. А уж если человека в море заметят, спасшегося, положим, после кораблекрушения, то будут бить до самой его смерти. А потом обглодают до костей, похуже волков и лис. И ведь не отступятся, если чувствуют страх и слабость.
— А как же от них спастись? — ужаснувшись, спросил я.
— Да никак! — успокоил меня викинг. — Или спрятаться где, или исхитриться и словить одну из птиц. Убить любым способом. Хоть как: хоть зубами загрызть, хоть под водой утопить. Потом себе на голову приспособить — тогда они не тронут, побоятся. Это, конечно, если ты не сам в воде плаваешь, а на деревяшку какую побольше забрался.
— Почему?
— В морской воде, даже в самый жаркий день лета долго не продержаться — сведет судорогой ноги и руки — и капут. Или сердце просто остановится. Море — оно холодное, все тепло из тела высосет.
— И что же делать?
— Остается одно — сидеть дома на печи и маманины калачи трескать.
Безрадостная, прямо сказать, картина нашего морского путешествия вырисовывается. Я понял, что живыми мы до берегов Гардарики не доберемся: если во время шторма не потонем вместе с дракаром, то море своим холодом задушит, или чайки сожрут. Я так расстроился, что незаметно заснул. А во сне я бился с одной громадной чайкой. Она громко смеялась мне в лицо, а я все пытался от нее убежать и спрятаться, но она меня, падла, догоняла и, видя мой страх и растерянность, хохотала во весь свой клюв.
К утру ветер совсем стих, и шторм, забросивший нас на эту птичью землю, должен был стихнуть. Мы спустили дракар на воду, вычерпали из него всю воду и внимательно осмотрели щели между досками: нигде сквозь смолу не открылась течь? Все было в порядке, Веселый Торн только довольно хмыкнул. Его лодка выдержала первый удар стихии, стало быть, на нее можно положиться и в дальнейшем. Вокруг него викинги тоже хмыкнули, как по команде. Словно хрюкнули.
Когда вышли в открытое море, то волны уже не казались столь грозными. Просто высота их снижалась, временами только какой-нибудь загулявший вал подымал дракар к небесам, но уже все реже и реже.
Вскорости поставили парус, и я пробрался к Охвену поговорить. Меня еще мутило, но не очень. Я старательно жевал вяленую рыбу и радовался тому, что не испытываю пока рвотных позывов.
— Ну, вот, — сказал Охвен. — Совсем другой вид. И не зеленый уже. Молодец! Скоро станешь настоящим морским волком.
Я только махнул рукой, запихивая в рот очередной ломтик подлещика.
— Охвен, ты можешь мне рассказать, где мы сейчас плывем и куда вообще едем-то? — спросил я. — А то я совсем потерялся.
— Смотри по солнцу, — кивнул он на небо, уже не столь хмурое, как раньше. — Идем мы на восток. Море под нами — Балтика. Потом через реку Неву выйдем в другое море, но уже пресное. Оно называется Ладога. Там мы с тобой высадимся и пойдем к месту слияния двух рек, что зовутся Мегрега и Олонка. Там был когда-то мой дом.
— А дракар куда денется?
— Все зависит от того, что там договорится Торн в стольном граде Ладоге. Пойдет он сначала на благодатный остров, что на севере моря Ладоги, или по реке Свирь выйдет в другое море, поменьше. Онега оно называется.
— Зачем? — наивно поинтересовался я.
— Этого тебе знать не обязательно. Впрочем, таков заказ от купца одного, что снарядил дракар. Хотят они выбраться на берега великой реки Волга. Торн везде будет с купцами местными встречаться, договариваться на будущее. Глядишь, на следующий год и наш ярл с товаром пожалует.
— А как же мы обратно поплывем?
— Не переживай, Мортен, — похлопал меня по плечу Охвен. — Придет дракар, не оставит. А мы пока с тобой там форпост устроим, чтоб викингам легче было нас найти. Скучать не придется.