Московские Сторожевые
Шрифт:
Официантка дверь прикрыла нежно — будто спящего в плед укутывала. И вправду, вкусным чем-то все это время пахло.
В гардеробной тем временем звенел дверной колокольчик. Наши шли. Задержались нынче гости.
— Встречайте, что ли, — поднялся со своего стула Старый. Рукой нам махнул: я этим жестом учеников на перемену отпускала. — И повеселее. Евдокия…
— Сейчас выпровожу, — кивнула Жека, утягивая Артема куда-то за барную стойку. Там, кажется, вход в подсобку был.
Народ гремел стульями, переглядывался.
— Беда — бедой, а праздник — праздником.
— Сейчас опять за Пашечку выпьем, жаль только, что виновник спит.
— Ничего, он сегодня новорожденный, ему можно.
— А кто там приехал, девочки? Фаддей?
— Нет, Кузьма с Октябриной!
— Ой, Олечка!!!
Фельдшер со своего стула встал, мою щеку от своего плеча отодвинул слегка:
— Лен, пойдем-ка мы с тобой… Пока горячее не принесли, я тебе сейчас одну историйку расскажу, а то не успел. Вот приезжаем мы, значит, на вызов в прошлую пятницу…
— Лена, телефонный аппаратик не одолжишь? Через пару минут верну, — окликнул нас Старый.
Я, естественно, не отказала.
Савва Севастьянович остался один. Посмотрел нам вслед. Вынул из буклированного пиджака новехонький молескин, вчитался в Гунькин косой почерк и начал неловко тыкать в кнопки:
— Семен! Ты там еще? Ай, молодца! Сидишь-смотришь? И что? Понял. А сам Спицын где? Да ну! Ну вот что, Семен, ты пока наблюдение сворачивай, иди праздновать. Да вот так. Я с ним лучше лично. Завтра же. Иди, говорю, праздновать, Семен. Хочешь к нам, а хочешь… Ну как скажешь, твоя воля. Все, Сеня, с зимним солнышком тебя, со светлым праздником. Спасибо. А мы тоже тут отметим. Ночь долгая, нам до рассвета еще гулять и гулять.
Часть пятая
Земля в ржавчине
Письма на Северный полюс
Все имена вымышлены, все совпадения случайны, все детали взяты из жизни
1 Папа! Мне мама сказала, что письма доходят. Выдала лист из альбома и синий фломастер. Я нарисую тебя на большом пароходе. Мне подарили такой же, но он из пластмассы. Как ты на Севере? Там Дед Мороз и пингвины. Умка еще. Ты привет передай ему, ладно? Мама вернется. Она на углу, в магазине. Много народа: там очередь за виноградом. 2 Папа, привет! Я запуталась. Вас теперь двое. Ты и мой новый. Его можно звать дядя Витя. Он настоящий. Мы город из кубиков строим. Он мне вчера дал померить свой списанный китель. Он из детсада забрал меня после обеда. Дал подержать пистолет. Он — майор, но не строгий. Весело было. Когда ты обратно приедешь, С ним раздружусь и пойду строить город с тобою. 3 Здравствуй. Сегодня мне в школе поставили тройку. Мама сказала, что ты никакой не полярник. Ты не на Севере жил, а вблизи, в Подмосковье. Димка Петров мне засунул за шиворот пряник. Витя и мама хотели родить мне сестренку. Мама лежала в больнице. Вернулась худая. Витя с дежурства пришел весь в бинтах и зеленке. С Димкой Петровым вчера я каталась в трамвае. 4 Папа, привет! Извини, что давно не писала. Много уроков. До выпуска год, понимаешь? Мама и Витя сейчас подъезжают к вокзалу. Будут звонить каждый вечер. Курю: окна настежь. Димка придет в полседьмого. Шампанского хватит. Он мне поет на гитаре. Красивый и гордый. Холодно в кухне, как в Арктике. Даже без платья. Я поздравляю тебя, как и всех, с Новым годом. 5 Дедушка, здравствуй. Сегодня, в пять тридцать. Огромный. Три девятьсот. Брови рыжие. Будет Данилой. Швы наложили. Мне больно. Пишу с телефона. Ты забери нас на выписку, дедушка, милый… Да, он похож на меня. Молока хоть залейся, Так что не надо ходить по утрам за кефиром. С мамой таскаем коляску по лестнице вместе. Мама и Данька смеются. А я — закурила. 6 Папа, привет. Я сегодня сменила мобильник. Вновь увели из кармана. Второй за три года. Данька в саду до обеда. Он рыжий и сильный. Просит собаку. Доводит меня до икоты. Да, все на той же работе. Мы с Дмитрием вместе. Снова сошлись. Расставаться на время не больно. С Данькой с балкона вчера я горланила песню. Ту, про медведей и Умку. Про Северный полюс. P. S.: Ложкой снег мешая, ночь идет большая…Второй раз за окном бухнуло куда гуще, совсем рядом с домом. Стекла из рам не посыпались — ну и на том спасибо. Но обстановка звенела капитально, от хрустальных подвесок на люстре до обтерханных игрушек на фикусе.
Цирля прижала уши, спикировала со спинки кресла и, волоча по паркету наспех сложенные крылья, шмыгнула под буфет — как в бомбоубежище забилась.
Тут опять вой раздался. Сейчас снова бабахнет. Судя по звуку — не совсем под боком, скорее уж на пустыре или даже на больничной территории. Но слышно было хорошо: в этом грохоте захлебнулось даже завывание неотложки. Кому праздник, а кому и…
— Четырнадцать минут, — очень спокойно отметил Старый, поднялся со скрипучего дивана, прихватил свой мобильный аппарат и ушагал в коридор. К вывертам новомодного телефона Савва Севастьянович привыкнуть не мог, а потому номер Таньки-Грозы набирал, косясь в залистанную записную книжку. А толку? Гроза молчала.
И без того сегодня день… Его даже сложным назвать не хочется, чтобы не сглазить раньше времени, так еще и тут накладка.
Это у нас теперь нововведение такое из-за беспокойной жизни: во время обхода (даже дневного!!!) каждые десять минут нашим отзванивать. Либо Старому, либо кому из соседей. Строго по цепочке: чтобы можно было в нехорошей ситуации на помощь прийти. Мне вот, при ночной работе, надо Петруху в известность ставить: он в Мытищах живет, машину водит. Ночью и по пустой трассе за четверть часа до меня доедет, если вдруг…
А Танька-Гроза сюда отзванивала. То есть должна была отзвонить четыре минуты назад. «Вижу тело в сугробе, то ли пьяный, то ли спящий, сейчас ближайших мирских на помощь позову». И с концами. Хорошо, если там взаправду помощь этому телу нужна, а не Грозе! Месторасположение свое Танька обозначила четко, мы сразу по адресу сориентировались: у нас тут карта Москвы есть, хорошая такая. Не на всю стену, а в Гунечкином складном компьютере, который даже меньше ноутбука, прям шпионская игрушка. Вот Старый сейчас еще раз отзвонит и, если Танька не ответит, ей на помощь поедет. А мы вот с Гунечкой здесь… Как дежурные в штабе, честное слово.
Давно у Саввы Севастьяновича жилплощадь в таких целях не использовалась. С сорок седьмого года, кажется, когда у него на Большой Бронной комната в коммуналке была. В ней тогда ускоренные курсы для Спутников проводили, перекидывали Отладчиков и Сторожевых на самый срочный фронт работ. Наши ведьмовские мужчины как раз демобилизовывались…
Но сегодня все куда сложнее, чем шестьдесят с гаком лет назад. Тогда война у мирских только закончилась, а сейчас у нас начинается… не пойми что. В общем, Старый со Спицыным связался, на сегодняшний вечер переговоры назначил. Не только с ним одним, как я понимаю.
Потому что на встречу с одним выросшим Веней Савва Севастьянович бы без сопровождения пошел. Ну, может, меня бы прихватил… примерно как штабного переводчика. Из меня специалист по венечкам спицыным не ахти, но другого не имеется. Это все шуточки, а ситуация-то серьезная. Сколько там с Веней его, pardonnez-moi, коллег — можно лишь предполагать.
С нашей стороны четверо официально будут: Старый, само собой, я, Зинаида — потому как она при исполнении, прикроет в случае чего, и Афанасий. Он из наших самый натасканный: нынешнюю работу клубным вышибалой и столько лет в охранке просто так в карман не положишь. Наша четверка — это те, кого Старый засветить решил. А на подстраховке, вроде как в засаде, Жека и тоже кто-то из мужчин. Может, Матвей, может, Петруха, а может, и Семен. Не знаю, там с этим очень непонятно. И — вот странно, сама удивляюсь — мне как-то неинтересно…
Это нелады: если мне почти без разницы, кто меня страховать будет, любимый мужчина или просто один из давних знакомых, то плохо дело. Значит, я ситуации боюсь. И страх перекрывает остальные переживания, я в нем — как оглохший в тишине. Надо с этим что-то делать, себя от предстоящего отвлечь, Гуньке, что ли, помочь с его игрушками?
Не уверена, что сработает: у меня со вчерашнего вечера, как Старый отзвонил и про свои прожекты рассказал, все из рук валится. Клаксону сегодня глинтвейн варила — так два раза кастрюлю роняла, а на третий раз весь напиток перекипел и свернулся. Пришлось заново начинать… Как на меня в магазине смотрели — лучше не скажу. Ну а что? Кастрюля большая, пять литров. Клаксошке этого дня на три точно хватит, а потом к нему Гуня приедет, он пообещал присмотреть. Ну если что…