Московский апокалипсис
Шрифт:
В этих первобытных условиях наши беглецы устроились лучше многих. Двое сильных и дружных мужчин никого не боялись. Они быстро выстроили шалаш, натаскали топлива и разожгли костёр. У какого-то цехового на пистолет выменяли чайник, и пили только отварную воду. Ольга быстро научилась добывать картошку и свёклу. Вся шелуха, все условности происхождения слетели с неё. Сейчас это была женщина, которую любили и оберегали и которая очень это ценила. Княгиня старалась не унывать и приняла звериную жизнь, как есть. Стирала рубахи Ахлестышеву и его другу, бранилась с соседками из-за охапки валежника, радовалась принесённому куску хлеба. Внутреннее напряжение, страх неизвестности –
Следом за этой переменой пришла и вторая, ещё более важная. Как-то Батырь ушёл в Москву, а Пётр остался. Случилось то, чего он давно хотел. Это оказалось и прекрасно, и удивительно, и странно… Лёжа после горячих ласк на грязных лохмотьях, в окружении сотен чужих людей, в сырости и зловонии, Ахлестышев был счастлив! Кругом беда, жизнь может закончиться в любую секунду, а ему хорошо. Они с Ольгой живы, они вместе – чего ещё надо?
Так продолжалось три дня. Уже пятого сентября пошёл сильный дождь и лил без перерыва. Мокрые, замёрзшие люди, скрючившись, сидели у потухших костров. Земля сделалась грязной жижей, в которой всё тонуло. Москва, несмотря на потоки дождя, пылала с неослабевающей силой. Две ночи подряд было светло, как днём. Можно было бы читать газеты, если бы те имелись у погорельцев. Утром седьмого числа непрекращающийся дождь превратился в ливень, и пожар стал затухать на глазах. Батырь сбегал в город на разведку и объявил:
– Бонапарт, бают, снова в Кремль вернулся. Горит ещё кое-где, но жить уже можно. Айда в Москву!
Беглецов донимали вши, вечно мокрая одежда сулила скорую простуду. Грязь сделала жизнь на Девичьем поле совершено невыносимой. Решено было идти в Волчью долину или искать другое прибежище, лишь бы под крышей.
Замотавшись в горелые рогожи, они двинулись в город. По бывшей Пречистенке дошли до бульваров и направились в сторону Неглинной. Москва представляла собой жуткое зрелище. Улиц и переулков больше не существовало. Всюду дымились развалины, среди них лежали трупы людей. По грудам битого камня лазили грязные, все в саже, оборванцы – мародёры Великой армии. От погорельцев их отличало только наличие оружия. Грабители рылись в горячих углях, ища уцелевшие погреба. Все поголовно они были пьяны.
Беглецы пытались избежать встречи с мародёрами, но те оказывались везде. В конце концов, русские попались офицерскому патрулю карабинеров. Угрюмые солдаты обыскали мужчин и Ольгин баул и протянули лейтенанту два пистолета.
– Больше ничего? – спросил тот.
– Только это, – кивнул чумазый капрал.
– Зачем вам оружие? – сердито поинтересовался офицер.
– Защищаться от насилия, – коротко пояснил Ахлестышев.
– Покажите руки!
Пётр с Батырем беспрекословно вытянули руки ладонями верх. Французы разве что не обнюхали их, но не нашли ничего подозрительного. Лейтенант разбил пистолеты о камни, хотел что-то сказать беглецам, но тут к нему подвели ещё одного русского. Бородач лет пятидесяти, остриженный по-крестьянски, он был одет в армяк с большими подпалинами. Мужчина пытался вырываться, но карабинеры крепко держали его за плечи. Капрал показал лейтенанту содержимое карманов арестованного. В них обнаружились серные нитки, пороховой проводник и кресало. Офицер посмотрел мельком и кивнул головой. Тут же один из карабинеров приставил к голове поджигателя ружьё и спустил курок…
Ольга вскрикнула. То ли на её голос, то ли на выстрел из развалин прибежала шайка баварцев.
– О! – закричал самый рослый из них. – Русские! Один крепкий. Нам как
– Обойдётесь! – отрезал лейтенант. – Они ни в чём не замечены, и я их отпускаю. Поль, дай им по шее и прогони!
– До этой шеи ещё надо допрыгнуть… – пробормотал капрал, опасливо косясь на Батыря.
Вдруг на колокольне Филипповской церкви раздался громкий хлопок. Все повернулись на звук. Конгривова ракета, шипя и оставляя за собой белый след, пролетела над бульваром. Она попала в мезонин уцелевшего особняка, и тот мгновенно запылал.
– За мной! – скомандовал лейтенант и бросился через развалины к храму. Патруль побежал следом, и русские остались в распоряжении мародёров.
– Вот и славно! – хохотнул высокий баварец. – Спор с лейтенантом разрешён. Ослы теперь наши. Ханс, нагружай их!
Сопротивляться было бесполезно. Одни мужчины могли бы убежать, но Ольга… Поэтому Ахлестышев беспрекословно дал навьючить себя трофеями. Саша тоже пыхтел, но тащил. Солдаты погнали их к Тверской, а сами шли сзади налегке.
Вдруг Ханс сказал своему предводителю по-немецки:
– Мы забыли обыскать красотку!
– Не стоит, – ответил рослый. – Посмотри внимательно: это голытьба, что прячется на огородах. У них нечего брать.
– Но я хочу! – упрямо ответил Ханс. – Она хоть и грязная, но весьма привлекательна. Задрать такой юбку всегда приятно!
Пётр похолодел. Пистолеты у них отобрал патруль, а семеро баварцев были вооружены до зубов. Что делать?
Впереди показалась богатая коляска, окружённая эскортом из шести всадников. По палевым жилетам и лосинам Ахлестышев узнал элитных жандармов. Не иначе, как едет генерал или даже маршал! Это был случай, который не следовало упускать. Когда коляска поравнялась с ними, Пётр бросил на землю вещи и замахал руками.
– Помогите!
Кучер натянул вожжи, жандармы обступили русских и их конвоиров. Дверь коляски распахнулась, и оттуда раздался знакомый голос:
– Ольга?
Пётр опешил: на мостовую сошёл… князь Шехонский собственной персоной.
– Как ты здесь оказалась? Боже, какая ты чумазая! А кто это с тобой? Ого!
Шехонский повернул ухоженную голову и крикнул пассажиру, сидящему в карете:
– Граф, выходите! Это должно вас заинтересовать!
Из коляски соскочил какой-то военный. Пётр с изумлением узнал в нём графа Полестеля, французского эмигранта, популярного в довоенном московском свете. Сейчас “изгнанник” был одет в мундир полковника Главного штаба!
– Да это же Ахлестышев! – тут же воскликнул граф. – А разве он не в Сибири?
– Вот и я удивляюсь! – подхватил Шехонский. – Объяснение тут только одно: его в числе прочих каторжных оставил Ростопчин, чтобы сжечь Москву. Негодяя надо немедленно расстрелять, прямо здесь! Вместе с его спутником. Вы поглядите, что это за рожа – типический колодник.
К Ольге лишь теперь вернулся дар речи, и она решительно заявила:
– Эти два человека ничего не поджигали! Я обязана им жизнью в том кошмаре, в который вы, князь, меня бросили!
– Ну, про кошмар мы ещё поговорим, – перебил жену Шехонский. – Вы дадите мне полный отчёт, с кем, где и как провели это время… А ваших спутников сию же минуту казнят. Так ведь, граф?
Неожиданно в спор вмешался рослый баварец.
– Осмелюсь доложить, патруль обыскал их при нас и не нашёл никаких зажигательных снарядов!
Полестель кивнул старшему жандарму и тот бесцеремонно оттеснил немца в сторону.
– Доставьте мне сюда несколько пехотинцев!
Жандарм козырнул и уже через минуту привёл отряд карабинеров.