Москва – город проклятых
Шрифт:
… Страшное открытие внезапно ошеломило Звонарёву. Вдруг она поняла, что не видит фонарика, который должен служить ей ориентиром! От волнения журналистка вероятно просто забыла про него и кажется побежала не в ту сторону. Ксения резко остановилась и до рези в глазах стала искать заветный маячок. Любую цену не жалко заплатить, лишь бы снова увидеть его озорное подмигивание, и уж тогда ноги сами понесут к нему. Но вокруг лишь мрак и густые заросли. Ксения тревожно оглянулась: теперь от того отыщет ли она ориентир, зависит её жизнь! Ведь сзади — толпа зомби.
От переживаний вдруг резкая сильная боль пронзила низ живота, от спазма даже трудно стало дышать. Одновременно
Рукой нащупав ствол ближайшего дерева, женщина через силу поднялась на ноги. И вскрикнула от резкой боли, у неё будто начались схватки. Ксения с ужасом подумала, что своим криком она привлекла зомби, и те уже не отстанут. Вон они идут — горят во мраке злобные глаза, рычат, толкаются, пускают слюни. Сейчас начнут рвать её на части и пожирать живьём. Нет, только не это! Лучше убить себя, прежде чем до неё доберутся! Ксения вспомнила, что в руке у неё всё ещё зажат тонкий металлический стилет.
Глава 47
Фасад главного военного музея из стекла и бетона с гранитным основанием выглядел необитаемым и неприступным, — этакий бастион в центре Москвы. Впечатление крепости усиливали танк и гаубица на каменных постаментах по бокам от широкой лестницы.
Только напрасно странный посетитель колотился в двери из прочного оргстекла, к нему никто не спешил выйти. Конечно же, музей не работал, тем более что день клонился к вечеру. Неизвестно, осталась ли внутри хоть одна живая душа…
Прилегающая широкая улица, — в прежние благополучные времена обычно всегда оживлённая (по ней даже ходили троллейбусы), — была пуста. Всего три автомобиля с большими интервалами проскочили мимо.
Вдруг послышались громкие голоса, крики и топот ног. По противоположному тротуару за деревьями, словно огромная подраненная птица, неслась белая фигура. За ней гналось пятеро мужиков. Им было очень весело. Распалённые ощущением вседозволенности и безнаказанности они гнали несчастную свистом и улюлюканьем. Жертва свернула во двор кирпичного дома, преследователи за ней.
…Когда Стас подбежал, подонки уже полностью сорвали с девушки лет шестнадцати одежду и забавлялись, гоняя голую по двору, перед тем как надругаться. Мечущаяся, бледнокожая, хрупкая, она напоминала загнанную охотниками лань. Вообще-то Стас был из тех людей, которые могут управлять собой и своими эмоциями. Но когда сталкивался с безнаказанным издевательством, мог превратиться и в неуправляемого. Что-то горячее к сердцу приливало, знакомая детдомовская злость окутывала мозг жарким облаком, пальцы сами собой в кулаки сжимались. Конечно, для начала желательно было сказать плохому человеку, чтобы он лучше заткнулся и по-хорошему убирался вон. Если поймёт — хорошо, не поймёт…Это его проблема…
Стас сжал кулаки и отыскал глазами предполагаемого главаря подонков:
— Я тебя сейчас удавлю вот этими руками, если не отпустишь её.
Появление постороннего немного охладило насильников, хотя их было пятеро, а чудак один и без оружия. Тем не менее, они на время оставили добычу.
Один из парней — с отвислой нижней губой, глубокими, резкими
— Ты, я погляжу, не из этих синюшных гоблинов…Что, нравиться краля? — неприятный тип осклабился, своим видом он напоминал дикого вепря. — Ладно, мы не жадные: шестым будешь, если после нас тебе что-то достанется.
Вслед за «кабаном» его дружки довольно загоготали над шуточкой.
— А, по-моему, вы сами ничем не лучше тех синюшных гоблинов, о которых говорите, — процедил Стас.
Парни неожиданно обиделись:
— Мы музыканты! — гордо заявил один из них. — Играем по ресторанам и небольшим ночным клубам, но у нас не стало работы, не перед гоблинами же нам выступать по ночам?! Сегодня утром нам отказали в выезде из города. Понимаешь, мы все умрём, старичок! И она тоже, — парень кивнул на сжавшуюся от ужаса девушку. — Так почему эта жадная дура не хочет скрасить себе и нам последние часы на этой грешной земле шикарным актом свободной любви?!
За исключением главаря, остальные четверо парней действительно скорее напоминали битников шестидесятых годов — длинноволосых, бородатых неформалов, одетых весьма причудливо. На одном толстовка с атрибутикой тяжелого рока, волосы забраны в такую же самурайскую косичку на темечке как и у Стаса, только в носу у него серьга и кеды в цветочек. Другой вообще обликом напоминает Христа, разве что нимб над головой не светится! На третьем надет какой-то неряшливый балахон поверх мешковатых штанов, зато пальцы унизаны золотыми перстнями с камушками, а поверх розовой маечки с мультяшным рисунком красуется массивный крест из белого золота на толстой цепи — видать ребятишки грабанули ювелирный магазин. И всё же нет, от них не разило агрессией и спиртным, хотя судя по одурманенным глазам, ребятки всё-таки под кайфом. А так обычные молодые балбесы: шалые глаза, потрёпанные кудри, показная разнузданность с претензией на свою исключительность.
— Вначале мы решили стать волонтёрами и спасать слабых и убогих, но потом поняли, что это гнилая тема, — с трудом ворочая языком, словно рот у него был полон каши, горделиво сообщил парень с козлиной бородкой и в чёрном берете; длинные, спутанные волосы на его голове были схвачены кожаным ремешком в толстую косу.
— Насиловать девчонок конечно увлекательней, — презрительно съязвил Стас.
Один из патлатых философов проникновенно подтвердил:
— В том то и дело, старичок! То, что со всеми нами произошло — расплата за грехи! Всё равно мы все уже грешны, и расплачиваемся за свою грязную, порочную жизнь! Уже поздно спасать собственную падшую душу, остаётся впасть в нирвану. Мы даже песню про это написали: «Нас выжжет ядовитой голубой пылью, зато из праха грешного человечества взойдут волшебные цветы…».
— Дерьмовая вышла песенка, — сплюнул Стас. — И знаете что я вам скажу, парни, лучше вам оставить девчонку в покое и всё-таки попробовать податься в волонтёры, иначе вам однажды просто прострелят головы.
Лицо самого агрессивного из пятёрки — «кабана» и без того кажущееся свирепым побагровело, он выхватил нож и угрожающе попёр на Легата. Стас схватился за лезвие и смотрел в глаза бандиту. Кровь хлестала по ладони, а он всё смотрел. И негодяй вместе с дружками спасовали…
Через двадцать минут, проводив девушку до дома, Стас снова подбежал к музею. Между створками тяжёлых входных дверей за время его отсутствия возник крохотный зазор, Стас даже не сразу заметил появившуюся щель, а когда вошёл, услышал ворчливый голос: