Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка
Шрифт:
После столь категорического запрета я через шефа аппаратной передал синьоре Тересе деликатный отказ от ее приглашения, сославшись на большую загруженность в работе. А любезным предложением Киселева найти Мерседес после нашей победы мне по ряду причин воспользоваться не пришлось. Во-первых, победы не было, а остальные девяносто девять причин меня, как говаривал Наполеон, уже не интересуют.
8
Между тем, события продолжали развиваться в неблагоприятную для нас сторону. Каждый день из разных источников получали мы сведения о концентрации фашистских сил в нашем секторе. Все более активной становилась помощь Франко со стороны немецких и, особенно, итальянских фашистов. В этом мы получили возможность убедиться лично в начале января 1937 года: однажды утром в акватории нашего порта совершил посадку, причем очень неважную с точки зрения техники пилотирования, итальянский военный гидросамолет. В самолете оказалось два живых члена экипажа – механик и стрелок-радист – и один убитый офицер-летчик, в полной итальянской военной форме. На допросе механик и стрелок, оба унтер-офицеры, заявили, что они солдаты срочной службы, члены итальянской компартии и давно искали возможности перейти на сторону Испанской республики для активной борьбы с фашизмом. Их авиационное соединение, летающие лодки «Капрони», базировалось на военных аэродромах Сицилии. Оттуда, заправившись горючим и подвесив бомбы, они производили налеты на объекты республиканской Испании и, не совершая в Испании посадки, возвращались на свои базы в Сицилии.
Таким образом строго «соблюдалось» невмешательство в войну в Испании и вместе с тем осуществлялась помощь генералу Франко. Да и стоило это дешевле, чем отправлять целые контингенты регулярных войск в Испанию. Люди проходят себе срочную военную службу на родине, а цель частых боевых вылетов была известна только старшему офицерскому составу, целиком из фашистов. Для низших же чинов это были обычные учебно-тренировочные полеты. А если кого республиканская ПВО и собьет, то родных в Италии известят о смерти при несении воинской службы.
Так вот, перелетевшие к нам в Малагу нижние чины предпочли вместо гибели во время несения воинской службы пристрелить в воздухе своего командира-фашиста для того, чтобы вместе со своими товарищами из батальона имени Гарибальди воевать против фашистов, благо в Италии в те времена еще не было закона об измене родине, и их переход на сторону республики родственникам этих авиаторов ничем не грозил. Итальянцы вместе с гидросамолетом были переданы в распоряжение республиканских ВВС, и, как говорили, воевали они неплохо.
С каждым днем наше положение становилось все тревожнее. Убедившись, что попытки молниеносного овладения столицей Испании обречены на неудачу, фашисты поняли, что борьба здесь предстоит долгая и упорная, до полного истощения людских и материальных резервов. Полетели слезные мольбы в Берлин и Рим: «Помогите нам, дяди добрые!». «Добрые дяди», конечно же, отказать «племянничкам» не могли, но потребовали более оперативной обработки транспортов с «помощью». Единственный порт фашистов на юге Испании – Кадис – уже не устраивал союзников Франко. Им срочно потребовался еще один порт на Средиземном море, а самый удобный из них – Малага. Правда, по акватории и степени механизации она уступала даже Кадису, лучше бы, конечно, Барселона, но она пока была фашистам не по зубам. В Малаге же более удобные, чем в Кадисе, коммуникации с занятыми фашистами Севильей, Гранадой и Кордовой, удобное железнодорожное сообщение, развитые автодороги, и все-таки два порта – не один порт. Да и климат: зимы нет, вместо мадридской непогоды – сияющая весна, цветут розы.
Брошенные в срочном порядке на штурм Мадрида марокканцы вначале вели себя геройски, но, дойдя до мадридских окраин и натолкнувшись там на упорное сопротивление милиции и интербригадовцев, вынуждены были залезать в наскоро вырытые окопы. А тут зима, мадридская зима! Привыкшие к теплу марокканцы в таких условиях уже не вояки. Начались среди них массовые болезни, а в связи с этим и недовольство. И фашисты приняли разумное решение: не лезть в лоб на Мадрид, а взяв в быстром темпе еще один порт в Средиземноморье – Малагу, получать более интенсивное снабжение от итало-германских друзей и вести войну, ни в чем не нуждаясь, да и марокканцы, бесполезные в условиях суровой кастильской зимы, в благословенной Андалусии воспрянут духом и полностью проявят свои боевые качества. Все говорило за то, что направление наиболее вероятного удара фашистов – наша Малага. Все чаще становились мои ночные бдения на телеграфе, все длиннее – передаваемые по радио и по проводам шифровки, поскольку не все данные можно было отправлять даже по быстродействующим телеграфным аппаратам открытым текстом.
По разным каналам получали мы сведения о концентрации войск противника на рубежах нашего сектора: то появится новая часть марокканцев, то регулярные итальянские войска. Все чаще и все интенсивнее становились налеты фашистской авиации. Видимо, в Валенсии тоже почувствовали, что неспроста фашисты стали проявлять повышенный интерес к Малаге. Нам обещали организовать морскую оборону и с этой целью собрались выделить одну пятнадцатидюймовую пушку и крейсер, но о том, что это был за «крейсер», я еще расскажу (за ним я ездил в Картахену к Н. Г. Кузнецову [133] ).
133
Кузнецов Николай Герасимович (1904–1974), адмирал, участник войны в Испании, Герой Советского Союза. Дважды понижался в звании по сфабрикованным обвинениям.
Самое главное: нам, наконец, выделили для противовоздушной обороны эскадрилью истребителей И-15 (полутораплан [134] , 275 км крейсерская скорость, 4 пулемета, но самолет весьма маневренный) в составе пяти самолетов, раненых-израненых, чиненых-перечиненых. Четыре пилота советских, один испанец. Командир эскадрильи граф дон Педро, а в миру – Евгений Ефимович Ерлыкин [135] . Красавец, выше среднего роста, вьющиеся каштановые волосы. Одет, как и все наши товарищи в Испании, в кожаную куртку на замке «молния» и берет. Оружие – маузер в деревянной кобуре и нож. На всех пальцах – кольца. На правой руке – с камнями, на левой – с картинками (индейцы с перьями и т. д.). В левом ухе – большая золотая серьга. Свободно владел французским и почти свободно испанским языком. Неразлучен с собакой. Собака – обыкновенная дворняжка, подобранная где-то на улицах Мадрида, неотступно следует за своим хозяином, участвуя даже в боевых вылетах, для нее в самолете Педро сделаны специальные лямки. По заверениям графа, пес, в отличие от иных передовиков политической и боевой подготовки, в воздушных боях держал себя достойно, признаков трусости не проявлял и по первому сигналу боевой тревоги мчался к самолету Педро, чтобы занять свое место, согласно боевому расписанию.
134
Биплан, площадь нижнего крыла которого значительно меньше площади верхнего.
135
Ерлыкин Евгений Ефимович (1909–1969), генерал-майор, Герой Советского Союза, участник советско-финляндской войны 1939–1940 годов, позднее командовал авиационным корпусом.
Сам граф вел себя в боях до дерзости храбро. В Испанию он попал буквально к началу «спектакля», через несколько дней после начала мятежа, прямо из Франции, где он в то время находился. О характере выполняемых им там заданий граф распространяться не любил, но версия о том, что он проходил курс наук в Сорбонне, как-то не вызывала у меня доверия. Но французским он владел вполне прилично и потому быстро стал бойко говорить и по-испански.
Вначале, сразу же после прибытия в Испанию, ему пришлось летать на всяких музейных редкостях вроде «Потез» и «Блерио» и пр., которые даже по тем временам были каменным веком авиации и сохранились в строю только в Испании. После получения первых советских самолетов «граф» пересел на И-15, и несмотря на их невысокие (по сравнению с немецкими и итальянскими самолетами того времени) технические и боевые качества, только благодаря своему искусству пилотирования и личной храбрости одержал к январю 1937 году в Испании семь индивидуальных побед над фашистами в воздухе. Семь «Мессершмиттов», «Хункеров», «Фиатов», «Капрони» и прочие, дымя хвостами, глубоко зарылись в испанскую землю, прошитые меткими очередями с его «Моска» («комар», так испанцы называли советский самолет И-15 [136] ), причем это были только индивидуальные, один на один, победы, а сколько «стервятников» падали в групповых боях при участии «графа», считали только соответствующие инстанции.
136
Называли еще и так: мушка.
Как и все другие советские летчики, «граф» никогда не оставлял товарищей в беде: если фашист пристроится в хвост, всегда храбро бросался наперерез курсу противника и часто принимал на себя очередь, предназначенную товарищу: по пятнадцать-двадцать пробоин зачастую привозил он на корпусе своего самолета после воздушного боя. Но солдатское счастье не оставляло его, и, пройдя через все беды испанской войны, живой-здоровый вернулся он в родной Ленинград, где, как поется в популярной песенке, «любимый город другу улыбнулся», что, между прочим, произошло далеко не со всеми вернувшимися из Испании. Три ордена Боевого Красного Знамени были вполне достойной наградой этому «гордому соколу» за его боевые действия за границей. Впоследствии к началу финской войны он был назначен начальником активной ПВО Ленинграда, причем, по его словам, перед этим его вызвал А. А. Жданов и предупредил, что если финны хоть раз будут бомбить Ленинград, то его, Ерлыкина, расстреляют, а если Ленинград будет во время войны в безопасности, то он, Жданов, будет ходатайствовать перед Верховным Советом о присвоении ему звания Героя Советского Союза. Ерлыкин, учтя опыт испанской войны, не стал ждать, пока противник появится над Ленинградом, а всей своей авиацией, в том числе и истребителями, которые были превращены в штурмовики, уничтожил основные силы финских бомбардировщиков на их же аэродромах. Большинство авианалетов финнов локализировалось в приграничных районах. Лишь несколько раз вражеским самолетам удалось прорваться через кордоны ерлыкинской авиации, да и то к городу их не подпустили дальше Парголова. Там они бесприцельно сбросили свои бомбы и почти все были уничтожены на обратном пути.
После заключения мира с Финляндией, на торжественном заседании Ленинградского совета, Жданов отметил, что если за все время войны с финнами на Ленинград не упала ни одна бомба, то это заслуга Евгения Ефимовича Ерлыкина, и тут же прикрепил ему на грудь золотую звезду Героя Советского Союза. Но портрет «графа» будет неполон, если его изображать только в радужно-розовых тонах непогрешимого героя. Это был человек со всеми своими достоинствами и слабостями. Обаятельный мужчина, самоотверженный товарищ, храбрый офицер, в свободное время это был очень жизнерадостный, интересный собеседник, не дурак выпить и не всегда и не полностью равнодушен к женским чарам.