Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка
Шрифт:
Крикнул: «Пепе, машину!» Я так торопился, что не стал даже дожидаться очереди на заправку на бензоколонке, они в Малаге всегда были внушительными, а нарушения очереди в зависимости от ранга исключалось. Решили заправиться по пути в небольшом городке Мотриле, где очереди были меньше. За что впоследствии и были наказаны весьма оригинальным образом.
Подъехали мы в Мотриле к бензоколонке. Очереди действительно нет, но нужно поставить в военной комендатуре печати на наших талонах. Комендатура в нескольких сотнях метров от заправки. Пепе пошел ставить печати, а я сел в кафетерии при колонке выпить чашечку кофе с коньяком. Выпил чашку, другую, Пепе нет. Иду в комендатуру сам, там отвечают, что печати шоферу сразу же поставили и он уже давно ушел. Иду обратно к колонке, Пепе нет. Куда девался? Заблудиться невозможно, дезертирство исключается, в чем же дело? Ведь дорога каждая минута, Киселев поставил очень жесткие сроки для получения пушки и крейсера.
В задумчивости выхожу на главную улицу и слышу: из переулка раздаются звуки шарманки, играют революционные песни, других в те времена уличные шарманщики и не играли. Как-то машинально завернул туда, подхожу ближе и вижу – в первом ряду стоит мой Пепе и горланит вместе с другими «Интернационал». Заметил меня, смутился: «Ольвидадо (забыл), синьор капитан!» и бегом за мной к машине.
Такая меня злость взяла, ведь знает же, зачем едем, как спешим, а тут услыхал музыку и сразу забыл обо всем, а ведь ему-то не десять лет, а за сорок. Тут уж я не удержался и использовал часть лексикона Василия Ивановича, правда небольшую. Пепе русские ругательства понимал хорошо (школу у нас прошел), а иногда и сам любил щегольнуть, но настолько он в данном случае осознал свою вину, что даже не обиделся, а, быстро заправив машину, уселся на свое место и нажал на стартер, даже не выпив обязательной чашки кофе, хотя я, отойдя, сам ему это предложил. Всю дорогу Пепе молчал и меньше чем 90—100 километров в час не гнал.
В Картахену мы прибыли благополучно, уже под вечер. Сразу же к Николасу, он в курсе дела: «Насчет пушки я ничего сделать не могу, с береговых батарей крепости снимать не буду, а выделенная вам пушка находится на ремонте и будет готова через пару месяцев. Что касается крейсера, – тут он почему-то переглянулся с сидевшим рядом своим начальником штаба Симоном Гарсия (в миру Семен Спиридонович Рамишвили, умер году в 74-м в звании вице-адмирала), и на губах Николаса мелькнула какая-то в то время мне еще непонятная усмешка, – можете его получить хоть сейчас. Крейсер на ходу, командой укомплектован, боезапас имеется». Когда я спросил у Николаса, могу ли я обратно в Малагу поехать на этом крейсере, то получил ответ: «Если не очень торопитесь и не очень дорожите своей шкурой, то можете ехать». Эта фраза меня сразу насторожила, но ее истинный смысл стал ясен несколько позже.
Пошли мы с Симоном Гарсия получать крейсер. Ну, думаю, получаю грозный боевой корабль с мощной артиллерией, с торпедными аппаратами, – с каким же шиком завтра к вечеру подойдем мы к нашей многострадальной Малаге! Боны раскрыты, на пирсе полно встречающего народа, играют духовые оркестры. Из-за отсутствия артиллерии начальник нашей морской базы Сан-Мартин производит салют из своего счетверенного пулемета – того самого, из-за которого едва не погибли чуть ли не все работники нашей миссии. Я стою на мостике рядом с капитаном крейсера и победоносно, свысока оглядываю встречающих. Будут среди них, конечно, и коронель Виальба с Марухой, но в ее сторону я даже и не посмотрю. Примерно такие мысли проносились в моей голове, когда, в сопровождении Рамишвили, я шел получать крейсер. Шел и думал: «Хорошо бы «Либертад», ведь после торпедирования «Мигеля Сервантеса» он стал флагманом флота республики!» Но нет. Симон Гарсия спокойно проходит мимо «Либертада». Промелькнули и «Мендес Нуньес», и другие крейсера, но пока все бортиком. Остался позади и длинный ряд эсминцев. Неужели успели построить еще один неизвестный мне крейсер? Навряд ли: ведь крейсер даже в мирное время строится несколько лет.
Но Симон шагает все дальше, а за ним – и уже с гораздо меньшим энтузиазмом – шагаю я. Потянулся длинный ряд небольших рыбацких суденышек, неизвестно как оказавшихся в акватории военной базы. Наконец Симон останавливается около одного из таких суденышек, по качающимся сходням поднимается на его палубу и приглашает меня следовать за ним.
«Вот ваш крейсер», – торжественно объявляет Симон. Растерянно озираюсь вокруг: моторно-парусный ботик, водоизмещением тонн на тридцать-сорок, на носу и буквально на соплях установлена 35-миллиметровая полуавтоматическая противокатерная пушечка, к которой приделано самодельное устройство, позволяющее использовать эту пушку в качестве зенитной. Тут до меня дошел зловещий смысл слова «вспомогательный» и стала понятна сардоническая улыбка Николаса, как и отсутствие гарантии с его стороны относительно благополучного прибытия в Малагу.
От этого крейсера я с негодованием отказался, заявив, что таких «крейсеров» и в Малаге достаточно, а при желании можно и посолиднее и побыстроходнее найти. Высказал я Симону, а потом и Николасу свое мнение относительно хитроумных моряков, которые, пользуясь малозаконной морской терминологией, называют всякую дребедень военными кораблями и втирают этим очки малокомпетентным штатским и военным руководителям. Николас с Симоном меня выслушали, но менять этот крейсер на «Либертад» или хотя бы на «Мендес Нуньес» отказались. Со злости я даже отказался от приглашения поужинать с моряками, а только поделился своей обидой с другом – Лешей Перфильевым, который долго смеялся, когда я ему рассказал, как Николас облапошил нашего Креминга как фраера, подсунув ему в Валенсии на совещании на высшем уровне этот «вспомогательный» крейсер и отсутствующую 15-дюймовую пушку. Так и пришлось мне уехать несолоно хлебавши, и вместо возвращения в Малагу на грозном боевом корабле, с крепостной пушкой на палубе, ехать обратно на своем «бьюике».
В пути мой Пепе изрядно наслушался адресованных морякам весьма нелестных и, конечно, малоцензурных эпитетов и выражений. Когда по приезде в Малагу я все доложил Василию Ивановичу, то в первую минуту подумал, что его хватит удар, но все же железное здоровье Киселева, закаленное в огнях империалистической, гражданской и испанской войн, не подвело его, и он быстро отошел, ограничившись значительно большей, чем обычно, порцией крепких словечек в адрес моряков. Впоследствии Василий Иванович еще неоднократно ездил в Валенсию и, надо полагать, ставил там и вопрос о жульничестве Николаса, но тот, видно, оказался Киселеву не по зубам. Мы и потом не получили ни пушек береговой обороны, ни боевых кораблей, что сыграло впоследствии немаловажную роль в том жестоком поражении на нашем секторе, закончившемся сдачей Малаги.
Наше командование, несмотря на значительное преимущество противника в живой силе и технике, все же не всегда ограничивалось обороной, а иногда предпринимало и тактические операции, дававшие некоторый успех. Среди них следует особо отметить взятие деревни Вертахама, проведенное 24 декабря 1936 года, под самое Рождество, а также взятие городка Велез-Беноудалья, клинивавшегося в линию нашей обороны, и ряд других менее значительных операций, беспокоивших противника и пугавших его планы по ликвидации нашего сектора Южного фронта.
Одной из основных бед планирования наших операций являлась чрезвычайная трудность соблюдения строжайшей секретности, ведь ввиду значительного преимущества сил противника над нашими успех той или иной операции мог быть обеспечен только фактором внезапности. Требовалось, согласно учению наполеоновской тактики, суметь обеспечить в нужное время, на нужном участке фронта значительное преимущество. Для разработки тактических операций необходимо было участие значительного количества штабных и строевых офицеров, что, при наличии хорошо законспирированной агентуры франкистов, приводило к утечке секретной информации. Фашисты, как правило, знали время и направление наших ударов раньше, чем об этом узнавали сами строевые офицеры-исполнители.
Зная это, Киселев прилагал все усилия к ограничению круга разработчиков наступательных операций до минимума. Под его руководством была спланирована операция по уничтожению значительной группировки фашистов, сжимающих кольцо нашего окружения юго-западнее городков Мотриль и Марбелья. В этом месте перешеек, соединявший Малагу с остальной республикой, был очень узким. Было решено навязать здесь противнику небольшие бои местного значения, заманить фиктивным отступлением на самое побережье Средиземного моря, а в это время скрытно подошедший морской флот Республики должен был обрушить на фашистов всю мощь своей артиллерии и полностью их уничтожить. Здесь самым секретным было время операции, дислокация сосредоточения флота и время начала артогня кораблей. Ведь если бы фашисты узнали о дислокации флота в этой операции, им достаточно было бы заминировать место его предполагаемого сосредоточения, провести массированный авиационный налет, и это привело бы к полному уничтожению кораблей, а прорвавшиеся к морю фашистские части, вместо того чтобы найти свою гибель, завершили бы полное окружение Малаги.