Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка
Шрифт:
От удивления у шофера чуть не вылезли из орбит глаза. Сперва он заплакал, потом что-то начал бормотать насчет Мадонны, которая почему-то должна меня отблагодарить, и даже пытался поцеловать мою руку, державшую у его затылка пистолет. Я ответил, что вряд ли Мадонна станет меня благодарить за спасение жизни такого негодяя и предателя, а за попытку добраться до руки с пистолетом так ударил его по лбу рукояткой, что у него вздулся синяк не хуже, чем у меня на пляже в Ялте, когда я проиграл в очко Савве Ирошникову сто щелчков в лоб.
Предупредив шофера, чтобы он не смел больше оборачиваться в мою сторону и прекратил поток благодарностей, я велел ему гнать машину в Картахену. В сон меня, понятно, уже больше не клонило. В 7 часов 40 минут, за пять минут до назначенного мною срока, мы подъехали к подъезду главного морского штаба в Картахене. Мертвенно-бледный шофер выскочил из машины,
Я до сих пор не жалею о своем поступке, пусть и не совместимом с требованиями бдительности, которые всегда ставили у нас во главу угла, и воспоминание о его слезах и «грасиас амиго» до сих пор вызывает у меня хорошие чувства. Думаю, что этот испанский парень, если он жив, не забыл, что его ровесник из Советского Союза, в ответ на его предательство, оставил его в живых, и не думаю, чтобы он из этого не извлек для себя урок.
Разумеется, никому из наших руководителей я об этом случае не рассказывал. Ровно в восемь ноль-ноль я вручил Николасу, лично в руки, запечатанный пакет; он при мне его вскрыл, прочитал и разрешил возвращаться обратно. Отдохнув после такого нервного рейса пару часов на койке Леши Перфильева, я пошел в штаб и заявил, что у меня дезертировал шофер. Мне дали другого шофера, и мы с ним сразу же отправились в Малагу.
11
Не доезжая до Малаги километров шестьдесят, я увидел, что у самого берега моря, как-то необычно боком, на прибрежных камнях, лежал небольшой пароход, водоизмещением порядка тысячи тонн. С левого борта у него, чуть ниже ватерлинии, зияла огромная пробоина. По-видимому, пароход был в пути торпедирован, но у него хватило плавучести дойти до берега и выброситься на камни. По всей вероятности, второй торпеды у фашистов не было, что и позволило несчастному совершить свой рискованный маневр. Правым бортом пароход лежал почти на берегу, с берега на палубу были положены сходни, и по ним грузчики таскали какие-то мешки прямо на стоявшие неподалеку грузовики. Только по приезде в Малагу я узнал, какую роковую роль сыграл этот пароход в жизни наших товарищей.
Подъехав к нашей вилле, я с удивлением увидел на ее флагштоке, а также на находящемся напротив отеле «Калета», где помещался командующий сектором коронель Виальба со своим штабом, приспущенные флаги Испанской республики. Первым встретил меня Василий Иванович. Доложив ему о результатах поездки, я спросил, что здесь произошло? Оказалось, что в воздушном бою погиб советский доброволец – летчик Казимир (Антон Ковалевский). Ему пришлось одному сражаться с двумя «Капрони». Когда Казимир долетел до места, один «Капрони» уже отбомбился и улетел. Пароход стоял на месте, правда, все работы по разгрузке были приостановлены, и все грузчики и шоферы спрятались кто где мог, а второй «Капрони», не ожидая никаких сюрпризов, спокойно делал заход, чтобы положить очередную серию бомб, небольших, килограммов по пятьдесят, на беззащитный, полузатонувший пароход. Видимо, итальянец не был предупрежден о наличии в Малаге истребительной авиации и поэтому действовал весьма нахально и самоуверенно. Для увеличения точности бомбометания «Капрони» снизился метров до трехсот, и легкомысленные итальянцы настолько увлеклись своей работой, что перестали следить за небом.
Опытный Казимир сразу оценил обстановку, зашел на большой высоте с солнечной стороны и спикировал на не ожидавший такой атаки «Капрони», и после первой же очереди Казимира из «Капрони» пошел густой черный дым, и он попытался уйти от истребителя. Тут Казимир совершил роковую ошибку: вместо того чтобы, выйдя из зоны обстрела «Капрони» (кстати, с этим типом самолетов наши летчики, воевавшие до этого в Центральной Испании, где морской авиации не было, совершенно не были знакомы и не знали расположения огневых точек «Капрони» и его возможных углов обстрела), еще раз атаковать его и добить до окончательного падения на землю, Казимир решил, что все уже кончено, и зайдя своей жертве с брюха, захотел сфотографировать свой очередной, восьмой или девятой, трофей. А у «Капрони», оказывается, имелась не то постоянная, не то выдвижная пулеметная точка в нижней части фюзеляжа, с точки зрения истребителя – самой незащищенной части самолета. Не знавший этой особенности «Капрони», Казимир попал под пулеметную очередь не более чем с 30–50 метров, и фашистский пулеметчик буквально прошил Казимира пополам. Впоследствии, при осмотре, в его теле обнаружили пять или шесть пулевых ранений. Казимир был убит мгновенно, а его самолет, сделав несколько невероятных фигур в воздухе, врезался в прибрежные скалы.
Так трагически погиб бесстрашный советский доброволец летчик Казимир – Антон Ковалевский, храбрый боец, пламенный патриот своей Родины, убежденный интернационалист, верный товарищ и хороший человек. Погиб частично из-за стечения целого ряда неблагоприятных обстоятельств: надо же было, чтобы у его ведомого, испанского летчика Хосе, на взлете открылся капот мотора, и Казимир оказался один на один с незнакомым по конструкции, до зубов вооруженным «Капрони», которых могло быть и две штуки. Погиб частично из-за господствовавшего в то время недоверия к людям, которых заставляли документально подтверждать совершенные ими подвиги. Сбил вражеский самолет, если нет свидетелей – представь фотографии. Даже бомбардировщикам устанавливали запломбированный перед вылетом киноаппарат, включающийся от бомбосбрасывателя, чтобы можно было потом проконтролировать показания летчиков о результатах бомбежки. Погиб Казимир частично из-за недостаточной информации о тактических свойствах самолетов, с которыми приходилось вести бой, частично из-за своей неосмотрительности и самоуверенности. Ведь в те времена повсеместно бытовало такое мнение: раз самолет, с которым ведешь бой, задымил, значит ему конец, а оказалось совсем не так: дымящий «Капрони», сбив Казимира, благополучно ушел, причем еще неизвестно, то ли у «Капрони» уже в то время было приспособление для сбрасывания горящего бензобака, то ли хитрый итальянский пилот, чтобы отвязаться от насевшего истребителя, нарочно зажег дымовую шашку, имитирующую горящий бензобак, а мы потеряли одного из лучших наших летчиков, нашего дорогого Казимира, не говоря уже о самолете И-15, которых у нас теперь осталось всего четыре штуки.
Вся эта трагическая история была мне поведана, когда я по возвращении из Картахены увидел на нашей резиденции-вилле «Консуэла» приспущенные национальные флаги Испанской Республики. Ввиду того, что участие советских добровольцев в Испании считалось в то время делом совершенно секретным (несмотря на то что, кроме Советского Союза и самой Республики, во всей зарубежной прессе печатались подробные отчеты и фотографии о деятельности советских людей в республиканской Испании), было решено устроить Казимиру скромные похороны с участием только членов нашей миссии и наиболее тесно связанных с нами испанских товарищей. С тяжелым чувством ложились мы спать в ту ночь. Несмотря на сильную усталость после трудной дороги и всех передряг моего опасного путешествия, я почти не сомкнул глаз, ведь, несмотря на не очень длительное знакомство, все наши летчики, в том числе и Казимир, были нам очень близки, а для меня лично это была первая потеря, которую я пережил в Испании.
Рано утром, после завтрака, к которому, конечно, никто не притронулся, мы все, во главе с Василием Ивановичем, с вполне понятным, подавленным настроением отправились в военный госпиталь, в морге которого лежал наш погибший товарищ, чтобы отдать ему последний долг. При подъезде к госпиталю мы вынуждены были остановить машины, ибо все подходящие к нему улицы были буквально запружены народом. Солдаты и матросы, старики и женщины с детьми на руках в скорбном молчании стояли или медленно двигались по направлению к госпиталю. Виднелись знамена всех партий Народного Фронта, на скорую руку написанные лозунги и плакаты и окаймленные траурной каймой портреты. Когда высунувшаяся из окна машины переводчица Маша Левина спросила у ближайших людей, в чем тут дело, ей ответили: «Неужели вы не знаете, что вчера, защищая наших женщин и детей, погиб советский летчик Казимир, и теперь вся трудовая красная Малага вышла на улицу отдать ему последние почести?»
Мы были очень удивлены, откуда весь город так быстро узнал о гибели Казимира, но стало ясно, что вместо скромных похорон в узком кругу состоится всенародная демонстрация солидарности с Советским Союзом. Кто организовал такую массу людей, так и осталось для нас тайной, но, по-видимому, здесь дружно сработали руководители всех партий Народного Фронта. Было все: знамена, венки, море цветов и даже неизвестно откуда взявшиеся (даже у нас их не было) большие портреты Казимира. Почти у всех в руках были типографским способом отпечатанные листовки с его портретом и кратким описанием боевой работы летчика в Испании.