Москва парадная. Тайны и предания Запретного города

Сергиевская Ирина Геннадьевна

Но тут к режиссеру В. И. Немировичу-Данченко явились два человека — Никита Балиев и Николай Тарасов, горячие поклонники Художественного театра. Они спросили режиссера, сколько денег нужно для того, чтобы театр продолжил гастроли. Ответ был краток: тридцать тысяч. Тарасов тут же безвозмездно предложил эту сумму. Если бы не этот дар, знаменитый театр просто прекратил бы свое существование. Театр продолжил гастроли, а Тарасова записали в состав пайщиков и сделали членом дирекции МХТа. С этого момента Николай Тарасов стал главным меценатом и покровителем прославленного театра.

Труппа театра «Летучая мышь»

По

возвращении в Москву Тарасов с Балиевым решил подыскать дом, чтобы организовать там артистическое кабаре. Выбор был сделан в пользу дома Перцова. По преданию, когда «отцы-основатели» впервые спустились в подвал, навстречу им метнулась летучая мышь. Так появилось ставшее легендарным название. Подвал был обставлен скромно, но очень уютно и необычно. Что-то отдаленно напоминающее мастерскую художника, такую, как те, что располагались на чердаке дома. Стены тесного, слабо освященного зальчика от пола до потолка были разрисованы сказочными птицами, переплетавшимися в изящном орнаменте. Здесь же находилась скромная буфетная стойка с простыми вкусными домашними закусками. В правом углу крохотная сцена с раздвижным занавесом. Она служила как бы продолжением зрительного зала, находившегося с ним в живом общении. С серого сводчатого потолка свисал символ кабаре — матерчатая летучая мышь.

«Летучая мышь» впервые распахнула свою узенькую дверь 29 февраля 1908 года, когда была показана пародия на спектакль МХТ «Синяя птица», премьера которого состоялась всего неделю назад. Тогда же в первый раз был исполнен гимн кабаре:

Кружась летучей мышью Среди ночных огней, Узор мы пестрый вышьем На фоне тусклых дней.

Кабаре было закрытым, только для своих. Оно замышлялось как царство шутки, далекое от посторонней публики. На стенах висели шуточные плакаты и карикатуры на актеров (автором некоторых их них был сам Тарасов). Главным правилом этого элитного клуба было остроумно шутить и, естественно, не обижаться на шутки. Здесь проводились веселые вечера для артистов МХАТа, разыгрывали капустники, где великие актеры выступали в неожиданных амплуа: В.И. Качалов представал цирковым борцом, О.Л. Книппер-Чехова — парижской шансонеткой, Иван Москвин — представлял балаганное чудо — «женщину с бородой», а трагическая актриса Алиса Коонен играла на балалайке и под руководством самого С.В.Рахманинова танцевала танец парижских апашей. Великий К.С.Станиславский, «магистр черной и белой магии», показывал удивительные фокусы, (он мог с любого снять сорочку, не расстегивая при этом ни пиджака, ни жилета), а В.И. Немирович-Данченко управлял любительским оркестром — когда дирижерской палочкой, а когда и вилкой.

«В лунном свете». Французская песенка

На один из таких вечеров Иван Бунин приводит героиню «Чистого понедельника»: «Она… пристально смотрела на актеров… на большого Станиславского с белыми волосами и черными бровями и плотного Москвина в пенсне на корытообразном лице — оба с нарочитой серьезностью и старательностью, падая назад, выделывали под хохот публики отчаянный канкан…» В то время оказаться на месте бунинской героини мечтали многие, ведь где еще увидишь Шаляпина и Собинова, демонстрирующих французскую борьбу, или Качалова, танцующего польку!

Одна из племянниц Саввы Ивановича Мамонтова, начавшая выезжать в свет, вспоминала, как иногда весенними вечерами за ней заезжал на своей лакированной двухместной машине дядя Михаил Иванович Мамонтов и вез ее в кабаре «Летучая мышь», находившееся в подвале дома Перцова. Зрителям подавали закуски, воспоминания, о необыкновенном вкусе которых эта дама сохраняла всю жизнь, особенно о поджаренных в костном мозге гренках из черного хлеба, на

которых лежали анчоусы.

По Москве мгновенно поползли слухи о новорожденном кабаре. Среди околотеатральной публики начался ажиотаж: каждому хотелось попасть в интимную компанию, веселящуюся в перцовском подвальчике. Но туда получали доступ только актеры, художники, писатели и лишь иногда допускались просто друзья театра. Один из них вспоминал: «Буро-зеленая карточка с распластанным изображением летучей мыши и со словами «Летучая мышь разрешает вам тогда-то ее посетить» стала предметом зависти, пламенного желания и усерднейших хлопот».

Каждый приглашенный подвергался обряду посвящения в «кабаретьеры». Дежурный член-учредитель водружал на его голову бумажный шутовской колпак. Тем самым новопосвященный принимал обет — отказаться от привычных норм, стандартных правил поведения. Здесь действовали особые законы. Один из посетителей кабаре писал о том, как раскованно чувствовали себя люди, пропитанные воздухом «Летучей мыши»: «Лица, которые мы привыкли видеть важными и деловитыми, стонали от спазм неудержимого хохота. Всех охватило какое-то беззаботное безумие смеха: профессор живописи кричал петухом, художественный критик хрюкал свиньей. Такое можно встретить только на кипучем карнавале в Италии или веселой Франции».

Душой всех представлений был конферансье Никита Балиев — подлинный гений в своей работе. Он обладал удивительным даром включать публику в процесс представления, втягивать ее в живой диалог. Уютный, кругленький, живая смесь добродушия и юмора, он был идеальным посредником между актерами и зрителями. Шутки то и дело летели со сцены в зал и обратно. Балиев подхватывал чужие реплики, искусно обыгрывал и с блеском на них отвечал. Многие, кто не знал кулис «Летучей мыши», думали, что Николай Тарасов только ее «золотой мешок». Но он был первым среди ее творцов, автором почти всех программ — текста, музыки, костюмов и декораций. Все это делалось с редким остроумием, изяществом и артистизмом.

Очень скоро кабаре приобрело большую известность в театральной среде, но просуществовало совсем недолго. Осенью 1910 года из-за несчастной любви 28-летний Тарасов покончил жизнь самоубийством.

Смерть в стиле модерн

Смерть его была несколько театральна, как и сама жизнь. Всю свою недолгую жизнь Тарасов любил театр, но актрис — гораздо больше. Был увлечен Алисой Коонен, протежировал ее, вызывая досаду в Немировиче, но причиной его смерти стала бывшая любовница, некая Ольга Грибова, красавица, дочь одного из богатейших московских купцов, жена члена крупного торгового дома «Н. Ф. Грибов и К?».

Оленька имела головокружительный успех — быть допущенным к ее маленькой ручке мечтали многие мужчины. Впрочем, в салон светской красавицы были вхожи лишь избранные, обладавшие либо деньгами, либо связями, либо талантами. Она кружила головы и разбивала судьбы. Не порывая с Тарасовым, Ольга Грибова страстно увлеклась другом своего мужа Н. М. Журавлевым. Он был совсем молод, лишь два года до знакомства с ней окончил гимназию и сразу стал директором крупнейшей Барановской мануфактуры. Сердечный друг Оленьки был щеголь, бонвиван и страстный игрок. Рассказывали, что, проигравшись по-крупному в карты, он стал требовать от влюбленной в него женщины денег и грозить самоубийством. Грибова бросилась в ноги к Тарасову и молила о деньгах для любимого.

Арлекин и смерть. К. Сомов, 1907

Выручать соперника не позволяла честь, и Тарасов вежливо отказал. Тем же вечером опозоренный Журавлев застрелился. На панихиду Тарасов и Грибова отправились вместе. После службы они распрощались: Оленька отправилась домой, мило поговорила с домашними и, оставшись одна, выстрелила себе в сердце. Она не умела обращаться с оружием, и смерть наступила не сразу, окровавленную, ее отвезли в больницу, но спасти не смогли.