Москва парадная. Тайны и предания Запретного города
Шрифт:
В гостиных и спальне хозяйки царствовал празднично-воздушный стиль рококо с его виньетками, амурчиками и медальонами с цветами. Стены были обиты розовым и цветным атласом под великолепной люстрой. И лишь величественный парадный зал был выполнен в стиле ампир, с его торжественностью и военной атрибутикой, богатым орнаментом с изображением щитов, мечей, флагов, орлов, крылатых львов и т. п.
По словам очевидцев, все потолки московского дворца знаменитой танцовщицы были покрыты уникальными росписями и изящной лепниной, интерьер богато декорирован, двери украшены барельефными портретами Наполеона и его жены Жозефины, залы — батальными картинами с изображениями французского императора.
Поднявшись по широкой беломраморной
Революция застала Ушковых в Москве, где им первые четыре года пришлось провести в тяжелых условиях. Спасла их причастность примы-балерины к артистическому миру, а также близкая дружба с управляющим МУЗО Борисом Красиным, будущим наркомом, который жил в доме Ушковых.
Знаменитая балерина Александра Михайловна Балашова, блиставшая на сцене Большого театра
В 1922 г. Ушковым пришлось покинуть Россию. Знаменитая русская балерина стала солисткой Парижской «Гранд Опера», в 1931 г. она открыла в зале Плейель хореографическую школу, консультировала при постановке балетов дягилевского репертуара. В 1924 г. художник Филипп Малявин в Ницце писал знаменитый портрет Александры Балашовой. Портрет хранился в частной коллекции и совсем недавно был куплен на аукционе для музея русской живописи в Ханты-Мансийске.
Она скончалась в возрасте 91 год и была похоронена 10 января 1979 г. вместе с мужем на кладбище Сент-Женевьев де Буа.
Обитель великой «босоножки»
После отъезда Балашовой особняк пустовал недолго. В нем в 1921 году поселилась другая великая балерина — божественная Айседора Дункан (англ. Isadora Duncan), восхитившая самого Ленина, станцевав в Большом театре под большим красным знаменем «Интернационал». Она же искренне верила, что большевикам удастся создать рай на земле.
Луначарский от имени советского правительства пригласил известную американскую балерину в Россию, чтобы обучать дочерей освобожденных работниц свободным танцам. Великой танцовщице для ее хореографической школы передали особняк знаменитой русской балерины с запломбированными комнатами, обставленными изящной роскошной мебелью. Произошла забавная ситуация: балерины как будто поменялись местами — Балашова поселилась в Париже на Rue de la Pompe в доме Дункан, а Айседора приехала в Россию и обосновалась в особняке, ранее принадлежавшем Александре Михайловне. Узнав о таком «обмене», Айседора рассмеялась и назвала его «кадрилью».
По рассказам очевидцев, приемная дочь Айседоры Ирма рассказывала, Балашова хотела, но так и не сняла парижский особняк Дункан, и шутила на этот счет — дескать, если бы Балашова все-таки сняла тот особняк, а после бы узнала, что великая танцовщица живет в ее доме, она бы сказала — «Мы квиты!» — и отказалась бы оплачивать аренду.
Прежде чем покинуть Лондон, Айседора Дункан нанесла визит в дом к одной модной гадалке, которая сказала ей: «Вы
Приезда американской танцовщицы, основоположницы свободного танца (предтечи танца модерн), ждали в России с нетерпением. Она использовала древнегреческую пластику, хитон вместо балетного костюма, всегда танцевала босиком, за что получила прозвище «Великая босоножка». Скандальные слухи о ее свободном отношении к браку и внебрачной любви только подливали масла в огонь. Современники оценили своеобразие и «философический» подтекст ее уникальных танцев и отмечали, что голые ноги крупнотелой дилетантки (знаменитая танцовщица никогда не училась классическому танцу) олицетворяли эротизм и невинность, страсть и скромную женственность одновременно. Как писал модный критик журнала «Новое время», это было зрелище сексапильное и невинное одновременно, торжествующее «над старческим лицемерием Европы».
Айседора страстно мечтала создать собственную танцевальную школу, особенно в советской России, где, по ее мнению, возникли особенно благоприятные возможности для телесного и духовного развития «нового человека». «Я хочу, чтобы рабочий класс за все свои лишения, которые он нес годами, получил бы высшую награду, видя своих детей бодрыми и прекрасными».
Вместо чаемых «нескольких тысяч пролетарских детей» Дункан дали сорок девочек в возрасте от 4 до 10 лет, бывший особняк императорской балерины и весьма дефицитные дрова.
Современники описывали послереволюционный особняк не особенно лестно:
«Будуар, некогда декорированный в стиле Людовика XV, со стен которого ободрали дорогой узорчатый шелк оливково-зеленого цвета, имел две художественные особенности: большое зеркало, увитое позолоченными купидонами и завитушками в стиле рококо, которое стояло на комоде палисандрового дерева с медными инкрустациями, и огромный, хотя при этом весьма изящный канделябр из саксонского фарфора.
В одном углу комнаты было возвышение, окруженное деревянной позолоченной балюстрадой; на нем когда-то стояла чудовищно огромная софа в виде прямого угла в плане, позолоченная, обитая парчой, и тоже в стиле рококо. Против него, в другом углу, был мраморный купидон, «вольный стрелок», изображенный сдвигающим с глаз повязку, чтобы осторожно посмотреть, кто там сидит на софе. Расписанный цветами потолок с медальонами в стиле Ватто убийственно-розового цвета и множеством позолоченной лепнины взирал сверху на все эти остатки прежней роскоши. В большой спальне, выбранной Айседорой под свою комнату, о былом величии говорил огромный балдахин, увенчанный медным наполеоновским орлом свирепого вида, под которым когда-то стояли обширные кровати прежних хозяев. Ныне под ним стояло то, что называют раскладушкой».
По воспоминаниям современников, роскошь здесь соседствовала с нищетой. Так, в особняке нашлось множество огромных стеклянных бокалов, но не было ни одной чашки. В результате из изысканных антикварных бокалов пили чай. В результате русские знакомые Айседоры непременно удивлялись: что за неудобные такие европейские обычаи? Иностранцы же, напротив, считали, что пить из бокалов чай — исконно русская традиция.
Хореографическая студия Дункан
Переводчик балерины Илья Шнейдер вспоминает, как начиналась школа «божественной босоножки»: «Айседора, Ирма и я, вооружившись молотками, гвоздями и лестницей-стремянкой, повесели небесно-голубые сукна Айседоры в «наполеоновском зале», завесив и Наполеона, и солнце Аустерлица, и затянули паркетный пол гладким голубым ковром».