Москва тюремная
Шрифт:
Перед тем как определить «кролика» в камеру, над его обликом поработали гримеры из оперчасти. Перво-наперво на Луке разорвали одежду — мол, колоться на допросе не хотел, вот и пришлось «прессануть». В медсанчасти, куда агента ВКР завели непосредственно перед «работой», на него вылили несколько пробирок со свежей донорской кровью. Картину довершала естественная бледность арестанта, большую часть жизни проведшего за тюремными стенами. Подготовка удалась на славу — даже самый проницательный уголовник ни за что не заподозрил бы подставы. Вид пожилого, избитого
«Хата», куда поместили агента ВКР, буквально ошеломила Луку. Ни «шконок» в три яруса, ни вонючих «толканов», ни спертого воздуха...
Помещение сияло свежим евроремонтом. Холодильники, телевизоры и микроволновые печи радовали взгляд. Со стен была убрана так называемая «шуба» (волнистый накат), а с решеток — «реснички» (наваренные на прутья металлические уголки, не позволяющие рассматривать улицу). Вертухаи, конвоировавшие стукача на новое место, выглядели воплощением вежливости; к подследственным они обращались исключительно на «вы».
Это была настоящая тюрьма гостиничного типа, которой вполне можно было дать международную классификацию «три звезды». Выглядела она куда привлекательней малогабаритной однокомнатной квартиры на окраине, где много лет жил «агент Сорока»...
Да и арестанты были не прожженными блатарями, завсегдатаями пересылок и зон, а вполне законопослушными гражданами. Видимо, это были обыкновенные коммерсанты, обвиняемые по «экономическим» статьям. Впрочем, наметанный глаз Луки сразу определил, что среди сокамерников наверняка есть коллеги по стукаческому ремеслу...
Шестикратно судимому рецидивисту ввиду его возраста, состояния здоровья и высокого статуса в криминальных кругах определили самое почетное место у окна. То и дело охая, «кролик» улегся поверх одеяла.
— Мусора прессанули... — простонал он, утирая с лица свежую кровь. — Говорить не могу...
Лече Исламова привели на «хату» лишь после отбоя. Едва взглянув на него, «кролик» безошибочно определил: расколоть этот «объект» будет непросто. Слишком уж независимо держал себя «вор в законе».
Едва за чеченцем захлопнулась дверь, «кролик» незаметно подал ему условный знак: берегись, вокруг стукачи!
Лече кивнул: мол, спасибо, понял. И, улегшись на «шконку», сразу заснул.
Дальнейшие события развивались по хитрому сценарию, разработанному в оперчасти.
Несколько дней кряду сокамерники пытались разговориться с Исламовым. Но тщетно: чеченский «вор в законе» никому не доверял. То ли его уголовный опыт подсказывал, что не стоит быть слишком откровенным с сокамерниками, то ли он сразу доверился тайному знаку, поданному пожилым татуированным уркой...
Лука не участвовал в разговорах. Лежа на кровати, он тихо постанывал, то и дело прикладывая к голове мокрую тряпку. Сокамерники видели, что дух святого Кондратия уже витает над ним. Однако блатаря почему-то не спешили перевести на «больничку»...
За это время Исламова лишь единожды вызвали на допрос.
— Где
— Не знаю, о чем говоришь, гражданин начальник! — ухмыльнулся Лече.
— Не знаешь? Ну и не надо. Мы тут твоего дружка «закрыли», — мент назвал фамилию подельника Лече, находящегося в федеральном розыске. — «Прессанем» его как следует — он и расколется. А чем на него надавить можно — сам знаешь!
В камеру Исламов вернулся в мрачном расположении духа. Он понимал: подельник действительно мог расколоться. Следовало как можно быстрее перепрятать оружие. Для этого надо было как-нибудь связаться с друзьями на воле. «Дорог» у Лече не было никаких — за чеченом следили так, будто бы он был приговорен к гильотине. Спасти Исламова мог только счастливый случай...
Такой случай внезапно представился следующей ночью. Пожилой уркаган Лука, лежавший на «шконаре» у окна, был совсем плох: острый сердечный приступ мог завершиться летальным исходом. Тюремный «лепила», вызванный к умирающему, был категоричен — арестанта следует немедленно госпитализировать для последующей операции. «Больничка» ИЗ № 99/1 не предусматривала ни аппарата искусственной терапии, ни хирургов, а это означало одно: Луку придется везти в обычную больницу.
Санкционировать подобное мог лишь начальник ИЗ. Прибыв в камеру, «хозяин» мрачно выслушал тюремного доктора.
— И что — действительно может подохнуть? — спросил он.
— В любой момент.
— Из-за этой татуированной мрази с нас, чего доброго, еще погоны снимут. Ладно, отвезите его в больницу. И чтобы никаких посторонних! — распорядился «хозяин», вкладывая в сказанное угадываемый подтекст: мол, главное теперь — избавиться от умирающего. А если он и подохнет в гражданской больнице — пусть следствие с тамошними докторами разбирается!
Спустя несколько минут санитары бережно положили «агента Сороку» на носилки. В момент выноса тела в камере возникло легкое замешательство, которым и воспользовался Исламов. Подойдя к уркагану, он незаметно сунул ему в руку «маляву», адресованную подельникам. Лече Бороду можно было понять: ведь пожилой умирающий урка был единственным человеком на «хате», заслуживающим доверия!..
... На следующий день чеченцу продемонстрировали пять автоматов и полтора килограмма тротилла, извлеченные из тайника.
— Я же тебе говорил, что твой подельник расколется! — злорадно напомнил мент. — Вот он и раскололся...
В конце 2002 года «агент Сорока» наконец получил вольную. Конечно, он мог бы и дальше продолжить работу на оперчасть, однако годы брали свое. Да и «тубик» не позволял работать в следственных изоляторах.
Минюст, в ведении которого находятся тюрьмы, не предусматривает для «кроликов» торжественных проводов на покой. Все произошло тихо и по-будничному: опер, с которым Лука работал чаще других, с чувством пожал ему руку, поблагодарил за сотрудничество и выставил бутылку водки.