Москва закулисная-2 : Тайны. Мистика. Любовь
Шрифт:
— Мои родители были хорошими врачами, и из-за этого их часто перебрасывали в разные районы. Я менял школу. Я приходил, и на первой же перемене на меня набрасывался весь класс — сибирские парни, которые в бараний рог успели согнуть эвакуированных ребят из Ленинграда, из интеллигентских профессорских семей. Тогда я становился к стенке и бился до последнего, до крови, пока не упаду. На следующий день меня выбирали старостой класса.
Кулачное право свободы — это хорошая школа, которая помогала ему всю жизнь.
68-й год выдался тяжелым. На съемках «Пана Володыевского» к Хоффману приставили человека. Режиссер
— В конце концов, вы хотите, чтобы я уехал из страны? — спросил он и сжал зубы.
— Да, — ответил тот прямо.
— Я поляк. Моя жена — русская. Значит, я могу эмигрировать только в СССР.
Как выяснилось, демагогические приемы оказались действеннее пудовых кулаков. И с тех пор его оставили в покое. Даже спустя какое-то время, когда улеглась антиеврейская кампания, «Пана Володыевского» отметили премией Министерства культуры. А «Потоп» — вторую часть исторической трилогии Сенкевича — даже выставили на «Оскар».
— Пан Ежи, что делают хулиганы, когда им плохо? Плачут? Ищут плечо? Сжимают зубы?
— Я плакал только на фильмах Феллини. Друзья говорят, что в шестьдесят восьмом у меня появилась привычка «рычать сквозь зубы», когда что-то достанет.
Но сейчас он просто улыбался, много курил и выпускал дым стеной, рушащейся вниз.
Сильный мужик. Сибирская закваска. И еще у него была Валентина, и она не давала ему падать духом. Кроме того, что они были счастливой, они были еще и сильной парой. И это казалось противоестественным. По всем законам притягиваются и соединяются энергии с разными зарядами: слабость на силу, спокойствие на истеричность, темперамент на флегму — вот вам и единство, и борьба противоположностей. Но похоже, что эта пара не подчинялась никаким законам. Они ярко существовали, как два боксера в одной весовой категории.
— Извините, пан Ежи, а вы ей изменяли?
Самое поразительное, что в этот момент лицо его не дрогнуло и пауза не измерялась даже одной затяжкой.
— Да. Изменял. Я человек природы. Изменял телом, но душой — никогда.
И рассмеялся. Вспомнил, как из одной экспедиции вернулся с расцарапанной спиной: ассистентка оказалась чересчур страстной. А может быть, он своим темпераментом довел партнершу до членовредительства. На немой вопрос Валентины, хорошо знавшей проделки Ежи и неспособность его врать, пробормотал, что его поцарапали на площадке во время репетиции. А через пару дней, когда Ежи принимал душ, вдруг с грохотом распахнулась дверь и на пороге возникла Валентина с подружками:
— Посмотрите на его спину! И вы поверите, что так царапают на репетициях? Умора!
Она была еще та хулиганка.
Бабий хохот. Он голый. Расцарапанный и ошеломленный. Валентина любила такие финалы, и он любил ее. И за это тоже. В этот момент он видел себя и ее как будто на боксерском ринге, где меряются силами — кто кого, чтоб потом слиться в душевном и физическом экстазе. Зачем? Не хватало острых ощущений? Как понять мир этих двоих и уж тем более — как его объяснить?
Вообще-то он странный, этот уже немолодой человек с солидным именем в европейском кинематографе. Мог бы соврать, чтобы не подпортить историю и не запятнать любовь, о которой все знали, что это именно любовь. Но не врать себе позволяют только очень свободные люди. Именно свобода при здравом
Достаточно посмотреть кино Ежи Хоффмана, чтобы понять, с кем имеешь дело. «Пан Володыевский», «Потоп» — огромные исторические полотна, за которые слабак ни в жизнь не возьмется, предпочитая ковыряться в собственных рефлексиях на ограниченной территории. Хоффман покоряет огромным масштабом, в котором кипят человеческие страсти, а жизнь предстает такой полнокровной и яркой, что не любить ее невозможно.
Шустрый официант поинтересовался, не желает ли пан еще чего.
— Пива. «Окочим», — попросил Ежи Хоффман. — Попробуй, это очень хорошее пиво.
А официант очень попросил автограф у пана режиссера. Кто-то из посетителей пожелал с Хоффманом запечатлеться на память. Любовь народа к нему пробудил блокбастер «Огнем и мечом».
Статистика картины впечатляет. «Огнем и мечом» — это:
— 118 съемочных дней;
— 130 километров кинопленки;
— 80 объектов;
— 350 актеров;
— 20 тысяч статистов;
— 118 только названных персонажей;
— 250 лошадей (за лошадьми ухаживали более 300 человек. Каждое животное за съемочный день зарабатывало 30 злотых для своего конезавода);
— 200 наездников;
— 6 тысяч предметов реквизита;
— 120 рыцарских доспехов (часть из них — доподлинно историческое, часть заново созданное);
— 1 тысяча специально сшитых костюмов (здесь следует сказать, что некоторые платья главной героини по весу тянули до 40 кг, а по стоимости — до 10 тысяч злотых).
«Огнем и мечом» — производство фильма, его прокат и 4-серийная телеверсия обошлись в 8 миллионов долларов.
«Огнем и мечом» принес Ежи Хоффману счастье и… горе. Он был награжден по-царски и, казалось, потерял все…
— Я одиннадцать лет пробивал «Огнем и мечом», чтобы завершить кинотрилогию, начавшуюся с «Пана Володыевского». Но сначала были проблемы политические — нельзя было говорить всей правды об отношениях Польши и Украины. А когда стало можно, то в Польше на кино не оказалось денег.
Что тут началось! Хоффман с продюсером Ежи Михалюком, с которым к тому времени уже сделал несколько картин, пошли с протянутой рукой по государственным и коммерческим структурам, банкам, частным фирмам. Они живописали достоинства будущей картины и доказывали ее патриотическую направленность. Денег не давал никто. Один банк согласился раскошелиться под залог. И Хоффман заложил квартиру, загородный дом на севере Польши. В ход шло все имущество, и Валентина, не дрогнув, подписывала чеки. К этому времени она серьезно заболела. И жизнь для него пошла по другому счету.
— Сначала ей сделали операцию, но пошли метастазы в позвоночник. Из США известный профессор прислал лекарство, и, не поверишь, через месяц позвоночник очистился. Я к тому времени уже запустился с картиной.
— Простите, но как вы смогли работать, когда самый любимый человек на свете погибал на ваших глазах?
— Никто, ни я, ни Валька, ни наши друзья не верили, что может быть плохо. Через год, когда метастазы сошли, мы поехали отдыхать на Шри-Ланку. Валька выздоравливала. Она была красивой. Такой красивой… И вдруг в один день белки глаз пожелтели, метастазы разрушали печень.