Мост через вечность
Шрифт:
Интуиция – в будущем/настоящем всегда-я – нашептывала в этот момент на лестнице:
– Да.
Двадцать три
Я открыл буфет, достал из него баночку консервированного супа и немного макарон, собираясь быстро приготовить себе прекрасный итальянский ' "b`*. Быть может, он будет не похож на итальянский. Однако он будет горячим и питательным, что было важно для меня в связи с расследованием, которое я собирался провести.
Посмотри, Ричард, что сейчас окружает тебя. Разве то,
Я ужасно одинок, думал я, поставив кастрюлю с супом на плиту и забыв зажечь огонь. Я скучаю по Лесли.
Я услышал бряцанье своих защитных доспехов и вздохнул.
Не беспокойся, думал я, не переживай; я знаю, что ты собираешься сказать, и не могу найти изъяна в твоих рассуждениях. Совместная жизнь означает медленное самоубийство. Мне кажется, что я скучаю не по Лесли. Я скучаю по тому, что она олицетворяет для меня сейчас. Воин отступил.
Вместо него пришла другая идея – мысль совсем иного типа: противоположностью одиночеству, Ричард, является не совместная жизнь, а душевная близость.
Это слово свободно парило где-то поблизости, как серебристый пузырек, оторвавшийся от дна темного моря.
Вот!
Чего мне не хватает!
Моя многотелая совершенная женщина так же тепла, как лед в морозилке. Она – общение без заботы, секс без любви и дружба без обязательств.
Точно так же, как она не способна причинить страдание или страдать, точно так же она не может любить и быть любимой. Ей чужда душевная близость. А душевная близость: может ли она быть так же важна для меня, как сама свобода? Может быть, поэтому я провел с Лесли семь недель, тогда как с любой другой женщиной я не мог выдержать и трех дней?
Я оставил свой суп стоять холодным на плите, нашел кресло и сел в него так, что колени упирались в подбородок. Я смотрел из окна на озеро. Кучевые облака превратились в дождевые и закрыли солнце. Во Флориде лето, но можно сверять часы по грозам.
Через двадцать минут передо мной появилась стена дождя, и я едва мог разглядеть что-то снаружи.
Сегодня мне удалось кое-как поговорить с Диком, который все еще находится в прошлом; каким-то образом мне удалось передать ему послание. Но как мне встретиться с будущим Ричардом? Что он знает о душевной близости? Научился ли он любить?
Несомненно, что наши двойники из прошлого и будущего должны быть для нас гораздо более близкими друзьями, чем кто-либо другой: Кто может быть ближе к нам, чем мы сами в других воплощениях, мы сами в виде духов? А что, если все мы нанизаны внутри на одну золотую нить, которая во мне такая же, как и во всех других людях?
Я становился все тяжелее и тяжелее, расслабляясь в кресле, и в то же время поднимаясь над ним. "Какое странное ощущение, – думал я. – Не сопротивляйся ему, не двигайся, не думай. Пусть оно унесет тебя туда, куда пожелает. Оно так сильно поможет тебе. Ты встретишь:
С моста, который был соткан из нежного серебристого света, я ступил на большую арену, вокруг которой полуокружностями тянулись ряды пустых мест. Свободные проходы расходились, как спицы от сцены в центре. Не на сцене, но возле нее виднелась одинокая фигура человека, который сидел, положив подбородок себе на колени. Должно быть, я издал какой то звук, потому что он поднял глаза, улыбнулся, выпрямился и кивнул мне в знак приветствия.
– Ты не просто пунктуален, – сказал он, – ты пришел раньше!
Я не мог четко разглядеть его лица, но человек был приблизительно моего роста, одетый в то, что казалось мне снегозащитным костюмом. Это был черный нейлоновый цельный комбинезон с ярко-желтыми и оранжевыми
– h("*,( на груди и вдоль рукавов. Карманы и кожаные ботинки на змейках. Знакомо.
– Так оно и есть, – ответил я ему как ни в чем не бывало. – Кажется, вот-вот должен пойти снег. – Где мы с ним находимся?
Он засмеялся.
– Снег уже пошел. Он уже в воздухе. Как ты относишься к тому, чтобы выйти отсюда?
– Я не против, – ответил я.
На траве парка, который окружал здание, стоял небольшой, похожий на паучка самолетик. Он, должно быть, весил не больше двухсот фунтов, если заполнить все его отсеки. У него были высокие крылья, обшитые оранжевым и желтым нейлоном. На кончиках крыльев размещались тонкие яркие элероны. Перед сидениями находился руль высоты, с горизонтальной стабилизацией, покрашенный в такие же цвета, сзади располагался небольшой толкающий винт. Я видел множество аэропланов, но никогда не встречал ничего подобного этому.
На нем был не снегозащитный, а летный костюм, который гармонировал по цвету с аэропланом.
– Садись на левое сидение, если хочешь. – Как, он вежлив, как доверяет мне, если предложил занять место пилота!
– Я сяду справа, – сказал я и пробрался на сидение для пассажира. Это было нелегко сделать, потому что все в этом аэроплане было очень маленьким.
– Как хочешь. Можешь управлять им, сидя с любой стороны. Управление стандартное, но, как видишь, здесь нет рулевых педалей. Для этого используется рычаг. Горизонтальная стабилизация осуществляется чувствительным рулем высоты. Представь, что он так же чувствителен, как циклический рычаг вертолета, и ты сможешь посадить его.
Он крикнул «От винта!», потянулся к рукоятке, которая висела над головой, потянул ее, и мотор заработал так же тихо, как электрический вентилятор. Он повернулся ко мне.
– Готов?
– Полетели, – сказал я.
Он толкнул вперед рычажок, который был не больше, чем в игрушечном самолетике, и машина устремилась вперед почти беззвучно, мы постепенно оторвались от земли, подняли нос и набирали высоту, как большой скоростной аэроплан. Земля уходила вниз, зеленая поверхность травы удалялась со скоростью тысяча футов в минуту. Он толкнул рычаг управления вперед, сбавил газ, и винт тихонько заурчал на ветру у нас за спиной. Он отпустил рычаги и кивнул мне, что я могу продолжать полет.