Мост
Шрифт:
— Это пройдет, в голову ударило.
Стол утвердился на ножках, зато у Тражука выросли крылья. Вот он взмахнет и полетит на Лысую гору… Внимание! О чем это говорят эти, как их… эсеры.
— А кем же он тебе приходится, Пал Ванч? — заплетающимся языком спросил Белянкин.
— Кем? кем? — всегда скрытный Мурзабай потерял над собой контроль. — Кем может стать парень отцу двух дочек? Будет зятем! Зятьком будет приходиться он мне, этот студент… Народный учитель.
Вроде бы смекнул
— Кого же ты сулишь в жены будущему учителю? — спросил Белянкин. — Гимназистку?
— Типун тебе на язык! Какой чуваш выдает замуж младшую прежде старшей.
До подвыпившего Тражука не дошли последние слова Мурзабая…
…Как только Тражука позвали в горницу, Кулипэ приложила ухо к двери. Сначала лицо ее оставалось спокойным, потом девушка счастливо улыбнулась.
Удивленная улыбкой на лнце всегда мрачной Кулинэ, Плати зашептала:
— В чем дело, Кулинэ. О чем они говорят? Чему ты радуешься?
Кулинэ спрятала лицо в ладонях и бросилась вон.
Теперь за столом все были одинаково пьяны.
— Ты, студент, откуда меня знаешь? — вопрошал потерявший все благообразие Белянкин. — Кто тебе сказал, что я межевой?
— Знаю. И кто устроил митинг на табуретке перед молебном, — знаю. И знаю, что семинарист тогда надул всех, спрятал земского начальника.
— Да что ты мелешь, лапотник несчастный?
— Я все знаю, — продолжал захмелевший Тражук. — Монархистка Екатерина Степановна спрятала царские портреты… А ты самый главный социал-революционер.
Белянкин, раскачиваясь от смеха, держался за живот.
Мурзабай, хитро поглядывая на гостя, выпытывал:
— А кто большевик в Кузьминовке?
— Их в городе полно, — встал на ноги Тражук. — Их всех хочет перестрелять Половинкин.
— Какой еще Половинкин? — встревожился Белянкин, оборвав хохот.
— Виктор Половинкин, жених Наташи Черниковой.
— Ну и дела, Павел Иванович! — озадаченно пробормотал Белянкин. — Этот твой зятек… что-то уж очень осведомлен.
Тражук вышел из-за стола и, еле удерживая равновесие, выкрикивал:
— Да… Я все знаю. Ты стоишь за войну, Фаддей Панфилович, а Ятросов и Авандеев против. И я против. И Симун… Он не хочет воевать за Распутина. А царя нет. И бога…
Мурзабай опомнился. Он ласково подталкивал Тражука к выходу, говорил по-чувашски:
— А вот и не все ты знаешь… Распутина убили… А Симун был на фронте, воевал и ранен, сейчас — в госпитале. Ты здорово напился. Иди, иди, проветрись.
Вытолкав Тражука, Павел Иванович с трудом уложил захмелевшего гостя в постель.
— Проснется, дашь опохмелиться, — оказал он вернувшейся домой жене, — Объясни, что хозяин, мол, уехал
— Иди сам проспись. Лучше тебя знаю, что сказать, — отмахнулась Угахви.
А Тражук, с трудом передвигая ноги, прошел на задний двор, залез в тарантас и бормотал под нос какие-то стихи. Там и увидела его Уксинэ, она бежала от подруги домой.
— Что ты тут затеял, Тражук мучи? — удивилась она. — Спать, что ли, собираешься в тарантасе?
— Подойди-ка поближе, Уксинэ. Скажу тебе что-то, — Тражук попытался вылезти из тарантаса, но не смог. — Скажи… Кидери тебе о письме говорила?
— О каком письме?
— Я тебе написал. И стихами, и так. Ей-богу, сам сочинил стихи…
— Да ты пьян, Тражук мучи? Кто же тебе поднес? — Уксинэ, смеясь, скрылась в доме.
— Тражук-то наш лыка не вяжет, — весело говорила она сестре. — Залез в тарантас. Болтает всякую чушь. Отец увидит — прогонит, беднягу.
— Тише! Отец сам поднес, — огрызнулась Кулинэ. — Они пировали все вместе с гостем из Кузьминовки.
— Ну, что гостя угощали, я понимаю, — покачала головой Уксинэ. — А почему Тражук удостоился такой чести?
— Тебя забыли спросить, — совсем разозлилась Кулинэ. — Значит, заслужил…
Кулинэ, хлопнув дверью, побежала на скотный двор и окаменела: Тражук карабкался на сеновал по колеблющейся под его ногами лестнице. Он чуть было не свалился на землю, но повис, ухватившись за край крыши. Наконец он все-таки забрался на сеновал. Кулинэ сбегала за шубой, сама, укрепив лестницу, залезла на сеновал и заботливо укрыла громко храпевшего Тражука.
11
Весенняя страда подходила к концу: осталось посеять просо. Тражук за целый месяц ни разу не видел человеческого лица, кроме опротивевшей ему рожи напарника. Мирской Тимук иногда за целый день не произносил ни звука, объяснялся с Тражуком только жестами.
Однажды утром проснувшийся Тражук услышал скрипучий голос Тимука. Побывавший чуть свет в деревне Тимук сказал, что приехал какой-то гость, Мурзабай распорядился не мешкая ни минуты Тражуку возвращаться в Чулзирму.
Жеребая савраска, на которой ехал Тражук, хорошо знала дорогу. Тражук соображал и все не мог понять, что за гость приехал? Почему его вызывает Мурзабай? Он смутно вспомнил про пиршество у Мурзабая. Ему померещилось, что хозяин — в шутку ли, всерьез ли — прочил его в примаки. Но Тражуку казалось, что разговор шел об Уксинэ. Не было для Тражука другой девушки в целом свете. Уксинэ!.. Он припоминал, что она сама с ним заговорила, когда он сидел в тарантасе. И шубой его накрыла уже на сеновале, конечно, она. Пожалела, значит. Может, Павел Иванович и ей сказал?..